Вот такой генералиссимус. Император иван антонович брауншвейгский и их семейство Ссылка в Архангельскую губернию

«Кто я такой?» Эта игра хорошо развивает воображение. Она очень веселая и всегда нравится детям.Выбирают ведущего. Он загадывает какое-нибудь слово. Это может быть любой предмет из комнаты, сказочный герой или живое существо. Представляя себя тем, что он загадал, ведущий

Антон Ульрих — второй сын герцога Фердинанда-Альбрехта Брауншвейг-Вольфенбюттель-ского (до 1735 г. Брауншвейг-Бевернского), брат знаменитого прусского полководца герцога Фердинанда Брауншвейгского; род. 28 августа 1714 года. Когда императрица Анна Иоанновна искала жениха для племянницы своей, принцессы Анны (см. Анна Леопольдовна) Мекленбург-Шверинской, то под влиянием Австрийского двора она остановила свой выбор на Антоне. Последний прибыл в Россию в начале июня 1733 г., совсем еще мальчиком. Здесь его стали воспитывать вместе с Анной в надежде, что между молодыми людьми установится прочная привязанность, которая со временем перейдет в более нужное чувство. Надежды эти не оправдались. Анна с первого же взгляда невзлюбила своего суженого, юношу невысокого роста, женоподобного, заику, но скромного, с характером мягким и податливым.

Четыре года принц лишь формально числился в армии, но в марте 1737 года он отправился в свой первый военный поход. Антон Ульрих был прикомандирован к фельдмаршалу Миниху, регулярно докладывавшему императрице о своем подопечном. Миних писал, что принц прилежно обучался военному искусству, мужественно переносил тяготы походной жизни, «невзирая ни на какие стужи и великие жары, пыли, пепел и дальние марши, всегда будучи верхом, как старому солдату надлежит, а в коляске никогда не был. А храбрость его свидетельствует бывший при Очакове штурм, причем он так поступал, как старому и заслуженному генералу надлежит». Во время очаковского штурма принц находился все время рядом с фельдмаршалом, лошади под обоими были убиты, адъютант и паж принца ранены, другой паж убит. Кафтан принца был прострелен. Миних представил принца к чину генерал-майора. В общем, видна женоподобность.:)

В следующем 1738 году Антон Ульрих принимает участие в новом походе Миниха — за Днестр. На этот раз принц командовал сводным отрядом из трех полков. Ему поручаются отдельные тактические задачи. По возвращению в Петербург Антон Ульрих был награжден орденом Андрея Первозванного и стал командиром лейб-гвардии Семеновского полка.

За время походов принц возмужал, окреп. К военной карьере относился он очень серьезно, много читал древних и новых авторов по военному искусству. Антон-Ульрих, в отличие от своей будущей супруге, старался стать достойным своей новой родины. Конечно, Анне Леопольдовне, у которой из нерусского было только отчество, выросшей в теремах своей матери среди карл, шутов и юродивых, жених казался скучным и каким-то...не мужиком, что ли. И то правда: сидит, читает, а где праздник жизни?

Тем временем здоровье императрицы стало сдавать, и решение о браке принца и Анны Леопольдовны было принято. В июле 1739 года состоялись венчание и свадьба. Супруга британского посла, присутствовавшая на церемонии, писала подруге: «…на принце был белый атласный костюм, вышитый золотом, его собственные очень длинные белокурые волосы были завиты и распущены по плечам, и я невольно подумала, что он выглядит как жертва» . Вечером во дворце был дан бал, на улицах вспыхнула иллюминация, расцвеченные о
гнями забили «три великих фонтана, а из них для народу белое и красное вино».

Печально, но в результате, жертвами оказались все: принц, принцесса, маленький император Иван VI, их сын и все остальные их дети.

После смерти императрицы императором был провозглашен младенец Иван, а реальная власть находилась в руках Бирона, который, в целом, был совсем не дурак, но для управляющего Россией никак не подходил. Антону-Ульриху в утешение был пожалован титул генералиссимуса, и Бирон счел, что этого для родителей императора больше, чем достаточно. Железный Миних быстро и эффективно разрешил эту дилемму. Как пишет В.А. Ключевский, «пообедав и любезно просидев вечер 8 ноября 1740 года у регента, Миних ночью с дворовыми караульными офицерами и солдатами Преображенского полка, командиром которого состоял, арестовал Бирона в постели, причем солдаты, порядком поколотив его и засунув в рот носовой платок, завернули его в одеяло и снесли в караульню, а оттуда в накинутой сверх ночного белья солдатской шинели отвезли в Зимний дворец, откуда потом отправили с семейством в Шлиссельбург».

Правительница Анна Леопольдовна

В то время, как Анна, нечесанная, в неглиже сидела в своем будуаре, лузгала семечки, заедая пирожными, и болтала с фавориткой Юлией Менгден о том, какой принц тупой и ужасный, Антон Ульрих относился к своим обязанностям вполне серьезно. С первых дней он вникал в дела Военной коллегии, присутствовал на докладах министров правительнице, часто посещал заседания Сената. По его представлению Сенат и правительница издали ряд указов, например, об упорядочении мореплавания в пограничной зоне на Балтике.

Положение осложнилось, когда Швеция, подталкиваемая Францией, объявила России войну. В шведском манифесте среди других причин войны указывалось (о, вечная трогательная забота европейцев о нвроде русском!) желание шведов освободить Россию от иноземного правления. При этом подразумевалась передача власти «истинно русской» дочери Петра Елизавете, до этого находившейся в политической тени. Интересно, почему это шведы так уверенно стремились посадить на престол Елизавету? Так и слышится стук колёс пломбированного вагона.

Антон Ульрих не был в это время безволен и пассивен, как о нем пишут некоторые историки. Он видел опасность со стороны Елизаветы и предпринимал попытки спасти положение. Он обсуждал ситуацию с британским посланником, организовал слежку за Минихом, который искал контактов с Елизаветой. Принц требовал от Анны Леопольдовны ареста Елизаветы, чьи переговоры с французскими и шведскими дипломатами были очевидны. Но правительница, получавшая подобные предупреждения со всех сторон, оставалась к ним безучастной, не представляя последствий катастрофы для всей семьи. Катастрофа разразилась в ночь на 25 ноября 1741 года.

Елизавета Петровна арестовывает Правительницу Анну Леопольдовн...

Не буду описывать слезливую ложь Елизаветы и красивую картинку "царственная дева с оберегаемым младенцем на руках", политика есть политика, ничего личного. Младенец был отправлен в тюрьму, где провел в одиночестве и заброшенности всю свою недолгую жизнь, пока не был звески убит тюремщиками.

Творожников "Поручик Василий Мирович у трупа Иоанна Антоновича 5-го июля 1764 года в Шлиссельбургской крепости"

Остальная семья, лишенная титулов и имущества, доживала свой век в превращенном в тюрьму маленьком домике в Холмогорах (до Соловков просто не доехали).

Здесь Анна Леопольдовна родила еще двух сыновей и умерла от родильной горячки 8 марта 1746 года. Антон Ульрих оказался заботливым и любящим отцом, сумевшим в тюрьме воспитать детей добрыми и честными людьми. Несмотря на строжайший запрет обучать детей грамоте, отец выучил их читать и писать. Дети проявляли ум и достоинство в общении и с охранниками, и с губернатором, и с императрицей (с последней — в письмах).

Заключение семьи А. в Холмогорах было полно лишений; нередко она нуждалась в самом необходимом. Для наблюдения за ними был определен штаб-офицер с командой; прислуживали им несколько мужчин и женщин из простого звания. Всякое сообщение с посторонними было им строго воспрещено; один лишь архангельский губернатор имел повеление навещать их по временам, чтобы осведомляться об их состоянии.

Когда на престол взошла императрица Екатерина II, принц Антон написал ей письмо с просьбой об освобождении. Эта императрица предложила ему свободу, но только ему одному. Антон Ульрих, как она и предполагала, отказался оставить детей в тюрьме, и больше с подобными просьбами не обращался.
Здоровье принца постепенно слабело, он стал слепнуть. Умер он 4 мая 1776 года. Похоронили принца тайно у стены церкви, примыкавшей к архиерейскому дому. Точное место погребения его неизвестно. Архивные документы свидетельствуют, что тело его в ночь с 5-го на 6-е было вынесено в гробе, обитом черным сукном с серебряным позументом, и тихо похоронено на ближайшем кладбище внутри ограды дома, где он содержался в присутствии одних только караульных солдат, которым строжайше воспрещено было рассказывать о месте погребения.

Памятный крест, поставленный на месте предполагаемого захоронения Антона-Ульриха

Еще через четыре года Екатерина II разрешила выслать четырех детей Антона Ульриха в Данию к его сестре, вдовствующей королеве Юлиане Марии.

10 сент. 1780 г. после бурного плавания прибыли они к Бергену, оттуда на датском военном корабле 6 окт. — к Фланстранду и сухим путем 15 окт. — в Горсенз. Здесь с течением времени русские служители были уволены и вернулись в Россию, оставлены были лишь священник и церковники да небольшой штат придворных из датчан. От корыстолюбия последних принцы и принцессы много страдали. Принцесса Елисавета скончалась 20 окт. 1782 г., 39 л. от роду. Пять лет спустя (22 окт. 1787 г.) умер младший принц Алексей, а 30 янв. 1798 г. — Петр. Со смертью братьев и сестры, осиротев 55-летней старушкой, принцесса Екатерина влачила свою жизнь крайне печально и даже тосковала по своем заточении в Холмогорах. Она скончалась в 1807 г., оставив по завещанию все свое имущество наследнику датского престола Фридриху.

Брауншвейгское семейство (Брауншвейг-Мекленбург-Романовы) - традиционное название семьи Антона Ульриха Брауншвейгского и Анны Леопольдовны. Принадлежало к вольфенбюттельской ветви брауншвейгского рода Вельфов, одного из знатнейших и древнейших в Европе.

• Отец принц Антон Ульрих Брауншвейгский (17 августа 1714- 4 мая 1774)
• Мать (при рождении Елизавета Катарина Кристина, принцесса Мекленбург-Шверинская, 7 декабря 1718-8 марта 1746)
• сын — (12 августа 1740- 5 июля 1764)
• дочь Екатерина Антоновна Брауншвейгская (4 июля 1741 - 29 марта 1807)
• дочь Елизавета Антоновна (1743-1782)
• сын Пётр Антонович (1745-1798),
• сын Алексей Антонович (24 февраля 1746- 11 октября 1787)

Холмогоры

Живя годами, десятилетиями вместе, под одной крышей (караул не менялся двенадцать лет), эти люди ссорились, мирились, влюблялись, доносили друг на друга. Скандалы следовали один за другим: то Антон Ульрих поссорился с Биной ( , которой, в отличие от последней, разрешили ехать в Холмогоры), то солдат поймали на воровстве, а офицеров – на амурах с кормилицами. Комендант и его подчиненные безбожно пьянствовали и нещадно обворовывали Антона Ульриха и его близких, а вечно пьяный повар готовил им какое-то несъедобное варево. С годами охранники забывали о дисциплине, ходили в расхристанном виде. Постепенно, вместе с Антоном Ульрихом, они становились дряхлыми стариками, каждый со своими причудами.

Принц был тих и кроток. С годами растолстел, обрюзг, его стали одолевать болезни. После смерти жены (Анны Леопольдовны) он стал жить со служанками, и считалось, что в Холмогорах было немало его незаконных детей, которые, подрастая, становились прислугой Брауншвейгской семьи. Изредка принц писал императрице Елизавете письма: благодарил за присланные бутылки венгерского или еще за какую-нибудь милостыню-передачу. Особенно он бедствовал без кофе, который был ему необходим ежедневно. В своих письмах императрице Елизавете Петровне, а потом Петру III, Екатерине II он проявлял подчеркнутую, даже подобострастную верноподданность, называл себя «коленопреклоненным ничтожеством», «ничтожной пылью и прахом», «несчастным червем», обращавшимся с «униженными и несчастными строками» просьбы к царственной особе. Ни разу он не просил об освобождении, вероятно, понимая, что это нереально. Осенью 1761 года Антон Ульрих написал письмо императрице Елизавете, просил ее «дозволить моим детям учиться читать и писать для того, чтоб им самим быть в состоянии коленопреклоненно обращаться к Вашему императорскому величеству и вместе с со мной до конца нашей жизни молить Бога за здравие и благополучие Вашего величества и вашего семейства» (Императрица в ответ, как всегда, безмолствовала)

После вступления на трон Антон Ульрих с той же нижайшей просьбой обратился и к ней. Новая государыня в августе 1762 года благосклонно ответила на письмо принца, выразила ему свое участие, но освободить не обещала, дипломатично написав: «Избавление ваше соединено с некоторыми трудностями, которые вашему благоразумию понятны быть могут». Не обещала она помочь и в обучении принцев и принцесс.

Вскоре Екатерина II послала в Холмогоры генерала А. И. Бибикова, которому поручалось составить доклад об обстановке в узилище и дать характеристики его обитателям. Бибиков от имени императрицы предложил принцу покинуть Россию для возвращения его в Германию. Но тот отказался от великодушного предложения государыни.

Датский дипломат писал, что принц, «привыкший к своему заточению, больной и упавший духом, отказался от предложенной ему свободы». Это неточно – принц не хотел свободы для себя одного, он хотел уехать вместе с детьми. Но эти условия не устраивали уже Екатерину. В инструкции Бибикову было сказано, что «мы его намерены теперь освободить и выпустить в его отечество с благопристойностию», а детей его «для тех же государственных резонов, которые он по благоразумию своему понимать сам может, до тех пор освободить не можем, пока дела наши государственные не укрепятся в том порядке, в котором они к благополучию нашей империи новое положение теперь приняли»…

Императрица без энтузиазма восприняла доклад Бибикова о его поездке в Холмогоры, в котором он с симпатией и сочувствием писал о принцах и принцессах, которые, оказывается, за долгие годы неволи не утратили человеческого облика, были воспитаны, добросердечны и дружны. И хотя императрица так и не дала разрешения на обучение принцев и принцесс (это не входило в планы государыни и, кроме того, означало бы, что в Холмогоры придется посылать учителей), они были грамотны. В 1773 году принцесса Елизавета собственноручно написала императрице хорошим стилем и почерком, хотя и с ошибками, три письма, в которых умоляла государыню дать им «хотя малое освобождение из заклучения (так!), в коем кроме отца рожденные содержимся».

Поднялась тревога: оказывается, дети принца, несмотря на отсутствие учителей, грамотны. Панин, занимавшийся этим делом, сразу же испугался – как бы они не завели переписку с кем-нибудь другим. У арестантов отобрали письменные принадлежности и провели расследование. Выяснилось, что детей писать и читать обучил отец по старой азбуке, которая осталась им от умершей матери, а также по ее священным книгам, которые дети и читали. Примечательно, что делами «Холмогорской комиссии», как и делом Мировича, занимались Н. И. Панин и его помощник Г. Н. Теплов. Как во времена Елизаветы, новые власти больше всего опасались, как бы принцев и принцесс не похитили какие-нибудь авантюристы вроде Зубарева, и предупреждали архангельского губернатора о возможном появлении в тех местах иностранного шпиона.

По-видимому, появление А. И. Бибикова, человека гуманного и доброго, как и необыкновенно любезные письма новой государыни возбудили в Брауншвейгской семье какие-то смутные надежды если не на свободу, то хотя бы на облегчение тюремного режима. Поэтому в сентябре 1763 года принц осмелился просить у императрицы «чуть более свободы»: разрешить детям посещать службу в стоявшей рядом с тюрьмой церкви. Екатерина ответила отказом, как и на его просьбу дать детям «чуть более свежего воздуха» (их большую часть года держали в здании)

Так и не дождался Антон Ульрих ни немного свободы, ни немного свежего воздуха, ни того, чтобы дела императрицы Екатерины приняли благоприятное для него положение. К шестидесяти годам он одряхлел, стал слепнуть и, просидев в заточении 34 года, скончался 4 мая 1776 года. Умирая, он просил дать его детям «хотя бы малое освобождение». Ночью гроб с его телом охранники тайно вынесли во двор и похоронили там возле церкви, без священника, без обряда, как самоубийцу, бродягу или утопленника. Провожали ли его в последний путь дети? Даже этого мы не знаем. Скорее всего, это разрешено не было – им запрещали выходить из дома. Но известно, что они крайне тяжело перенесли смерть отца и жестоко страдали от печали. В следующем, 1777 году семью ждала другая тяжелая потеря – умерли одна за другой две старушки – кормилицы и няньки принцев Анна Иванова и Анна Ильина. Они давно стали близкими членами семьи, родными людьми.

Принцы и принцессы после смерти отца прожили в заточении еще четыре года. К 1780 году они уже давно были взрослыми: глухой Екатерине шел 39-й год, Елизавете было 37, Петру – 35 и Алексею – 34 года. Все они были слабыми, с явными физическими недостатками, много и подолгу болели. О старшем сыне, Петре, очевидец писал, что «он сложения больного и чахоточного, несколько кривоплеч и кривоног. Меньшой сын Алексей – сложения плотноватого и здорового… имеет припадки». Дочь принца Екатерина «сложения больного и почти чахоточного, притом несколько глуха, говорит немо и невнятно и одержима всегда разными болезненными припадками, нрава очень тихого».

Но, несмотря на жизнь в неволе, все они выросли разумными, добрыми и симпатичными людьми. Все визитеры, приезжавшие к арестантам, вслед за Бибиковым отмечали, что их встречали доброжелательно, что семья принца на редкость дружная. Как писал Головцын, «при первом своем приезде из разговоров я приметить мог, что отец детей своих любит, а дети к нему почтительны и несогласия между ними никакого не видно». Как и Бибиков, Головцын отмечал особую смышленость принцессы Елизаветы, которая, заплакав, сказала, что «единственная их вина – появление на свет» и что она надеется, что, может быть, императрица их освободит и возьмет ко двору.

А. П. Мельгунов

Побывавший у них уже после смерти Антона Ульриха генерал-губернатор Вологодского наместничества А. П. Мельгунов писал о принцессе Екатерине Антоновне, что, несмотря на ее глухоту, «из обхождения ее видно, что она робка, уклонна, вежлива и стыдлива, нрава тихого и веселого; увидя других в разговорах смеющихся, хотя и не знает причины, но делает им компанию…»

С принцессой Елизаветой Мельгунов разговаривал свободно – она была умна и обстоятельна. Когда принцесса заговорила с Мельгуновым о том, что семья посылала раньше просьбы императрице, «я, – писал Мельгунов, – вознамерясь испытать разум ее и расположение мыслей, почел сей случай удобным к тому и для того спросил ее, в чем бы то их прошение состояло? Она мне отвечала, что первая их просьба, когда еще отец был здоров, а они очень молоды, состояла в том, чтоб дана им была вольность, но когда сего не получили и отец их ослеп, а они из молодых своих лет вышли, то сие их желание переменилось на другое, то есть просили уж наконец, чтоб позволено им было проезжаться, но на то ответа не получили».

Сказанное принцессой и записанное Мельгуновым точно отражает ситуацию 1760-1770-х годов, когда Екатерина повела себя, в общем, так же как и Елизавета Петровна: на все просьбы – молчание. Все просьбы о свободе или хотя бы об облегчении режима отвергались ею. Екатерина считала, что всё это «хлопот наделать может». А зачем они были ей нужны? Эти люди как бы перестали для нее существовать. Государыня никогда им не писала и даже не посочувствовала, когда они потеряли своего отца. Как и прежде, их строго охраняли и в доме, и во время прогулок на огороде. Но их стали лучше кормить, меньше обворовывать и довольно часто из Петербурга привозили новые красивые вещи. Елизавета говорила Мельгунову, что с началом царствования Екатерины они будто воскресли – «до того времени нуждались во всем, даже и башмаков не имели».

Видно, мечта о свободе не оставляла принцессу Елизавету, и она вновь с горечью говорила Мельгунову об их несбывшемся желании «жить в большом свете», научиться светскому обращению. «Но в теперешнем положении, – продолжала Елизавета Антоновна, – не остается нам ничего больше желать, как только того, чтобы жить здесь в уединении, в Холмогорах. Мы всем довольны, мы здесь родились, привыкли к здешнему месту и застарели, так для нас большой свет не только не нужен, но и тягостен, для того, что мы не знаем, как с людьми обходиться, а научиться уже поздно».

«Касательно же до братьев, – продолжал Мельгунов свой отчет императрице, – то оба они, по примечанию моему, не имеют, кажется, ни малейшей в себе природной остроты, а больше видна их робость, простота, застенчивость, молчаливость и приемы, одним малым ребятам приличные. Однако ж меньшой из них, Алексей, кажется, что посвязнее, посмелее и осторожнее большего своего брата Петра. Но что лежит до большего, то из поступков его видно, что обитает в нем сущая простота и нраву слишком веселого потому, что смеется и хохочет тогда, когда совсем нет ничего смешного… Живут же между собою дружелюбно, и притом… незлобивы и человеколюбивы, и братья повинуются и слушают во всем Елисаветы. Упражнение их состоит в том, что летом работают в саду, ходят за курами и утками и кормят их, а зимою бегаются взапуски на деревянных лошадях по пруду, в саду их имеющемуся, читают церковные книги и играют в карты и шашки, девицы же, сверх того, занимаются иногда шитьем белья».

У Елизаветы было несколько просьб, от которых у Алексея Петровича Мельгунова, человека тонкого, гуманного и сердечного, вероятно, всё перевернулось в душе: «Просим исходатайствовать нам у Ея императорского величества ту одну милость, чтоб 1) позволено нам было выезжать из дому на луга для прогулки, мы-де слыхали, что есть там цветы, каких в нашем саду нет»; второе – чтобы пускали к ним дружить жен офицеров охраны – «а то-де нам одним бывает скучно!». Третья просьба: «По милости-де Ея императорского величества присылают к нам из Петербурга корнеты, чепчики и токи, но мы их не употребляем для того, что ни мы, ни девки наши не знают, как их надевать и носить. Так сделайте милость… пришлите такого человека, который бы мог нас в них наряжать». Еще принцесса попросила, чтобы баню перенесли подальше от дома и повысили жалованье их служителям и разрешили им выходить из дому. В конце этого разговора с Мельгуновым Елизавета сказала, что если выполнят эти просьбы, «то мы весьма будем довольны и ни о чем более утруждать не будем и ничего не желаем и рады остаться в таком положении навек».

Мельгунов не сказал принцам и принцессам, что его приезд к ним – не просто инспекционная поездка. Дело в том, что Екатерина все-таки решилась выслать Брауншвейгскую фамилию за границу – сделать то, чего не сделала Елизавета Петровна почти за сорок лет до этого. Императрица завязала переписку с датской королевой Юлией Маргаритой, сестрой Антона Ульриха и теткой холмогорских пленников, и предложила поселить их в Норвегии, тогдашней провинции Дании. Королева ответила, что может разместить их даже в самой Дании. Мельгунов был направлен в Холмогоры, чтобы составить доклад, на основе которого императрица могла бы вынести решение.

Екатерина Вторая

Прочитав доклад Мельгунова, Екатерина II дала указ готовить детей Анны Леопольдовны и Антона Ульриха к отъезду. Начались сборы. Неожиданно в скромных палатах архиерейского дома засверкали золото, серебро, бриллианты – это везли и везли подарки императрицы: гигантский серебряный сервиз, бриллиантовые перстни мужчинам и серьги женщинам, невиданные чудесные пудры, помады, туфли, платья.

Семь немецких и пятьдесят русских портных в Ярославле поспешно готовили платье для четверых узников. Чего стоят одни «шубы золотого глазета на собольем меху» для принцесс Екатерины Антоновны и Елизаветы Антоновны! И хотя императрица была чистокровной немкой, поступила она по-российски – знай наших! Пусть датские родственники видят, как содержат у нас арестантов царской крови.

26 июня 1780 года Мельгунов объявил Брауншвейгской фамилии указ императрицы об отправке их в Данию, к тетушке. Они были потрясены. «Я не могу, – писал Екатерине Мельгунов, – здесь представить, коликим страхом, смешанным купно с удивлением и радостию, поражены они были от сих слов. Ни один из них не мог выговорить ни слова, но потоки слез, из глаз их лиющиеся, частое коленопреклонение и радость, на лицах их разливавшаяся, обнаруживала ясно чистосердечную их благодарность». Они благодарили за вольность, но только просили поселить их в маленьком городке, подальше от людей. Любопытно, что все они говорили на холмогорском, «северном наречии», что поначалу столичным визитерам, знавшим, что они едут к людям, в которых течет не только кровь Романовых, но и кровь древних мекленбургских и брауншвейгских герцогов, казалось странным, непривычным.

Фрегат «Полярная звезда»

Ночью 27 июня принцев и принцесс вывели из дома. Впервые в жизни они вышли за пределы тюрьмы, сели на яхту и поплыли вниз по широкой, красивой Двине, кусочек которой они всю свою жизнь видели из окна. Когда в сумраке белой архангельской ночи появились угрюмые укрепления Новодвинской крепости, братья и сестры стали рыдать и прощаться – они подумали, что их обманули и что на самом деле их ждут одиночки крепостных казематов. Но их успокоили, показав на стоявший на рейде фрегат «Полярная звезда», готовившийся к отплытию.

До самого конца Антоновичей строго охраняли, и специально назначенный для руководства операцией полковник Циглер получил строгий указ не давать арестантам писать и отправлять письма, никого к ним не допускать. «Но если бы кто, – отмечалось в инструкции, – сверх ожидания, отважился войти на фрегат силою и тем вознамерился бы отнять из рук Циглера принцев и принцесс, в таковом случае велено ему отражать силу силою и оборониться до последней капли крови». К счастью, пункта об убийстве пленников в инструкции не было – видно, к 1780 году дела Екатерины приняли «надлежащее положение».

Императрица Елизавета Петровна, когда взошла на престол, приказала двору навсегда забыть, что происходило в России с октября 1740 по ноябрь 1741 года. Именно в этот период уложилось царствование самого маленького правителя - годовалого Ивана VI. Правил он, конечно, не сам: регентом состоял сначала любовник предыдущей императрицы, Бирон, а потом и биологическая мать мальчика Анна Леопольдовна. Тем временем над дочерью Петра Великого всё сильнее становилась угроза отправиться в монастырь и никогда не стать правительницей.

Ребёнок на престоле

Императрица Анна Иоанновна чувствовала в 1740 году, что жить ей осталось недолго. Передавать трон детям Петра I она не хотела категорически. Одной из причин этого было то, что в этом случае под угрозой оказывалась судьба её возлюбленного Эрнста Бирона.

Анна Иоанновна составила завещание, по которому после её смерти трон перейдёт сыну её племянницы, Анны Леопольдовны. Всё бы хорошо, только у последней вместе с супругом, Антоном Ульрихом, сыновей не было. Чудо произошло буквально за пару недель до смерти Анны Иоанновны. Долгожданный ей мальчик наконец появился на свет, ему передали трон. На русском престоле осела свита, которая была слабо знакома с порядками, царившими в этой стране.

Императрица Анна Иоанновна и Эрнст Бирон. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

Свержение Бирона и переворот

Говорить о каких-то реформах в этот период сложно. Дело в том, что правители не могли разобраться между собой - так кому этот трон-то будет принадлежать. Назначенный регентом при грудном малыше Бирон открыто говорил, что отнимет ребёнка у биологических родителей, а самих их в лучшем случае отправит на родину, в Германию.

Разумеется, такой вариант их не устраивал. Меньше чем через месяц после начала его правления Анна Леопольдовна обратилась к генералу-фельдмаршалу Бурхарду Мюнниху с просьбой проблему устранить. Учитывая, что к Бирону в России относились очень плохо и военные, и промышленники, переворот не был большой проблемой. Убивать его не стали. Так любовник Анны Иоанновны оказался в ссылке в Пелыме, откуда его вернут только в 1762 году. Тем временем Анна Леопольдовна стала регентом, а её муж и отец Иоанна VI - генералиссимусом российских войск.

Императрица Елизавета Петровна и Анна Леопольдовна с сыном Иоанном VI. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

25 ноября 1741 года произошёл государственный переворот, в результате которого трон заняла императрица Елизавета Петровна. Анна Леопольдовна умоляла о двух вещах: чтобы солдаты не совершали насилия над ними и оставили в живых, а также попросила, независимо от места, куда их отправят теперь, оставить рядом фрейлину.

Бедное дитя, ты невинно, но виновны твои родители, - якобы сказала Елизавета, взяв маленького правителя на руки и пообещав оставить семейство в живых.

Антона Ульриха прямо в простыне военные вынесли из дворца и затолкали в карету. Это был скорее политический момент - ну как отдавать приказы, если вся гвардия будет смеяться над твоим внешним видом.

Остальным было велено быстро собираться, дав на всё про всё не более часа. В спешке уронили на пол четырёхмесячную сестру императора Екатерину. Ребёнок чудом не получил травм.

Переворот для всего двора, да и для всей страны, обосновали так: из-за внешних и внутренних волнений лейб-гвардия попросила дочь Петрову престол принять. Елизавета спешно уничтожала всё, что связано с маленьким императором, - жгли документы, подписанные от его лица, деньги сдавали на переплавку, а присяжные подписные листы и вовсе уничтожали публично.

"А может, отпустят"

Анна Леопольдовна и Антон Ульрих. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

Изначально Елизавета Петровна планировала отпустить теперь уже бывшую императорскую семью на родину. Их даже отправили в Ригу, планируя быстро довезти до Митавы под конвоем генерал-аншефа Василия Салтыкова, а после отпустить.

Разнились лишь варианты того, как их повезут: то ли под покровом ночи, проезжая все возможные города на максимально возможной скорости и останавливаясь в полях, то ли устроят всё так, что отречение было "по собственной воле". В последнем случае семья должна была останавливаться чуть ли не в каждом селе и подолгу прощаться. А Елизавета тем временем могла успеть определиться с дальнейшей судьбой семейства.

Медвежья услуга Ивашкина

Уже в 1742 году в Петербурге раскрыли заговор прапорщика Преображенского полка Петра Ивашкина. Он хотел убить Елизавету Петровну, а на трон посадить обратно тогда уже годовалого мальчика.

Ивашкин даже собрал 500 единомышленников и разработал детальный план: кто задержит охрану Зимнего, как снимут Елизавету и кто её убьёт.

Настоящий император Иоанн Антонович, а Елизавету сделали наследницей за чарку вина, - говорил он. Дальнейшая судьба заговорщика печальна.

Ещё один заговор был в июле 1743 года. Лопухины, которые были родственниками первой жены Петра I, также в переписке обсуждали, что Елизавета правит незаконно. Да и ведёт себя не как императрица - балы, ассамблеи, платья вместо политики. Дело вскрылось, когда нетрезвый Иван Лопухин стал говорить об этом на людях.

Елизавета решила, что такие заговоры будут постоянно и есть риски, что однажды Иоанна Антоновича всё-таки посадят на престол. А за границей семья Ульрихов вполне может рассчитывать на поддержку, поэтому было решено в Митаву их не пускать.

По крепостям

Петр III посещает Иоанна VI в Шлиссельбургской крепости. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

В декабре 1742 года семейство заточили в крепость Дюнамюнде, что на территории современной Риги. Тем временем в Петербурге стали решать, как и куда посадить семейство где-либо в русской глуши, чтобы не было возможности их выкрасть и перевезти за границу.

В 1744 году их отправили под Рязань, причём добирались туда в одной карете родители с младшей дочерью, а низложенный император - в другой. Так прошло полгода. В августе 1744 года мальчика разлучили с родителями и направили в Соловецкий монастырь. Отныне именовать его Иваном было запрещено - только Георгием. Для его пребывания под тюрьму оборудовали дом архиерея.

С некогда императором запретили разговаривать, что охранники сразу же нарушали. Мальчик, который был в одиночной камере, научился, например, читать. Однажды один из охранников даже проболтался, кем является ребёнок на самом деле.

В начале 1750-х годов ребёнок заболел одновременно оспой и корью. В его смерти практически не сомневались, комендант попросил дать разрешение пригласить медика, чтобы облегчить мальчику страдания. Но последовал отказ, подписанный императрицей.

Последнее пристанище

Иоанн VI. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

Ребёнок чудом выжил и выздоровел. Хотя историки не исключают, что охрана решила не рисковать своим здоровьем и позвала-таки медика.

В 1756 году открывается новый заговор: тобольский купец Иван Зубарев хотел похитить мальчика, а также передать его отцу информацию, что к Холмогорам под видом купеческих подойдут прусские военные корабли и отобьют семью.

Идея принадлежала двоюродному брату бывшего генералиссимуса Фердинанду Брауншвейгскому. Когда заговор раскрыли, бывшего правителя, которому к тому моменту исполнилось 15 лет, перевели в Шлиссельбург.

Подростка поселили в отдельном доме, под охраной. Кто именно содержится или даже имя, не раскрыли и для коменданта крепости Ивана Бередникова.

А вот здесь начался ад. С 1757 года за мальчиком стал смотреть капитан Преображенского полка Овцын. В своих донесениях он писал, что подростка избивали палками и сажали на цепь за малейшее ослушание.

Так прошло семь лет. Екатерина II, как только взошла на престол, издала указ: при малейшей попытке освободить юношу - убить. Это и было сделано 16 июля (по современному стилю) 1764 года.

Холмогоры

Холмогоры. Антон Ульрих. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

Тем временем семью Иоанна Антоновича перевели в далёкую Архангельскую губернию, в Холмогоры. Его мать, Анна Леопольдовна, по официальной версии, скончалась в 27 лет (1746 год) от горячки во время пятых по счёту родов.

Здесь оставили Антона Ульриха, двух его дочерей и двух сыновей, а также нескольких слуг. Например, здесь оставалась фрейлина императрицы Бина Менгден, пара кормилиц для детей. Их дом находился на берегу Двины. Семья находилась за высоким забором. Во дворе у бывшей правящей семьи был пруд, огород, баня и даже каретный сарай.

Внутреннее убранство, правда, по свидетельствам историков, приводило в ужас. Две комнаты для узников, заставленные старинной мебелью. Мужчины жили в одной, женщины - в другой. Они всё время находились под строгим надзором охранников. Как пишет историк Евгений Анисимов, караул семьи не менялся в течение 12 лет. Конечно, они ссорились, мирились, влюблялись и враждовали.

Виду полуголых пьяных охранников уже никто не удивлялся. Когда Бина закрутила роман с доктором, приезжавшим к заболевшим детям, а после родила от него мальчика, её переселили в отдельную комнату, выгнав оттуда всех.

Сам же Антон Ульрих попеременно жил со служанками, как указывают историки. Последние в итоге рожали детей - в общем, большая такая "шведская" семья.

Бывший генералиссимус российских войск без устали писал Елизавете Петровне. Он не просил об освобождении, прекрасно понимая, видимо, что пока это невозможно. В посланиях он называл себя "коленопреклонным ничтожеством", "несчастным червем" и прочими эпитетами, благодарил за "подарки" в виде вина и кофе. Однажды попросил разрешить детей обучить грамоте. Все письма оставались без ответа.

Освобождение принцев и принцесс

Принцесса Екатерина Антоновна и принц Алексей Антонович. Коллаж © L!FE. Фото © Wikimedia Commons

Первое письмо от высочайших особ прислала в 1762 году Екатерина. Позже она даже предложила Антону Ульриху покинуть Холмогоры и отправиться домой. Но предложение распространялось только на него, а не на всех детей. Последние угрожали екатерининской власти: по завещанию Анны Иоанновны, любой из мальчиков мог претендовать на престол в порядке старшинства. Как и любой нормальный отец, Антон Ульрих отказался. Экс-генералиссимус скончался в 1774 году. А освободить царскую семью Екатерина II решилась только в 1780-м, отправив их в Данию, по ходатайству двоюродной сестры Антона Ульриха, Юлии Маргариты.

Их переправляли на фрегате "Полярная звезда". Как указывается, узники не выглядели счастливыми: они рыдали взахлёб, спрашивая, можно ли им всё же остаться в России, и целовали охранников на прощание.

Тетка, которая ходатайствовала об их освобождении, даже ни разу не навестила родственников. Дотации она им, конечно, присылала, но золотыми горами это назвать, пожалуй, сложновато.

Оказавшись на свободе, узники, каждому из которых к тому моменту было около 40 лет, умирали с разницей в несколько лет. Так, до XIX века дожила только младшая сестра Ивана VI, Екатерина. В 1803 году она прислала российскому императору Александру I письмо, где слёзно умоляла дать ей возможность вернуться в Россию. Была согласна даже на Холмогоры. Объясняла она это тем, что даже язык, на котором говорят в Дании, не вполне понимает, не говоря уже о порядках. Да и не привыкла она жить по-другому - ну ещё бы, 40 лет в заточении. Но письмо так и осталось без ответа, а сама просительница скончалась в 1807 году.