Записки о галльской войне источники. Цезарь. записки о галльской войне. Гай Юлий ЦезарьЗаписки о Галльской войне

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Гай Юлий Цезарь
Записки о Галльской войне

Война войн

«Записки о Галльской войне» Гая Юлия Цезаря – пожалуй, самая великая книга о войне из всех когда-либо написанных. Во-первых, пишет главное действующее лицо той войны – причем пишет о себе в третьем лице! А это известно только детям до трех лет, некоторым философам и воинам: на рубеже жизни и смерти никакого местоимения «я» нет, оно – пустая грамматическая форма, вместилище преходящих желаний и страхов. Во-вторых, в сделанных по горячим следам «Записках» (что само по себе беспрецедентно – как правило, деятели либо сами описывают свои деяния десятилетия спустя, либо еще позже это выполняют за них другие: сказители, летописцы, историки) Цезарь-писатель в чем-то сравнялся с самим собой как историческим деятелем, а в чем-то даже превзошел – так сказать, увековечил. В-третьих, сам материал Галльской войны грандиозен: трагическая эпопея покорения целой огромной страны, более того – конфликт цивилизаций. В итоге город Рим победил мир и просуществовал еще полтысячелетия в виде империи – попутно инфицировав, оплодотворив и подвигнув варваров к созданию европейской цивилизации, повторявшей в общих чертах общественное устройство Древнего Рима в его разных фазах.

Поэтому Цезаревы «Commentarii de bello Gallico» можно читать как отчет о легендарных событиях двухтысячелетней давности, но можно и как комментарий к позднейшим перипетиям европейской истории – от этнических междоусобиц до династических, наполеоновских, мировых, религиозных войн и вплоть до острых конфликтов и геополитических сдвигов последних двух десятилетий. Это очень «гулкая» книга, написанная чрезвычайно просто и в силу этого выходящая на фундаментальные основания всех войн и человеческого мироустройства в целом – а в этой области очень мало что изменилось за прошедшие тысячелетия. Не получается никак, да и вряд ли стоит пытаться читать эту книгу только как «литературный памятник». Так же как образ Цезаря не сводим к беломраморному бюсту с невидящим взглядом из Британского музея.

Кесарь

Юлия Цезаря принято считать великим полководцем и выдающимся государственным деятелем времен кризиса Римской республики. В немалой степени благодаря ему Рим из античного города-государства превратился в столицу величайшей империи Древнего мира.

С волками жить – по-волчьи выть. Войны, завоевательные и гражданские, не заставят себя долго ждать, и все же создание империи станет не целью, а единственным способом установить Pax Romana – относительно устойчивое и пространное государственное образование, функционирующее по общим правилам и не допускающее войн внутри собственных границ, – римский «миру – мир». Погибнут и те из «стана обреченных» (Гракхи, Катон-младший), кто станет слишком рьяно этому сопротивляться, и те «первые ласточки» преобразований, кому придется осуществлять этот амбициозный исторический проект (в том числе Цезарь). Современники считали Цезаря погубителем res publica (то есть государства как «общего дела» граждан), тираном и узурпатором, а идейные противники честолюбцем, авантюристом и политическим дилетантом, тогда как он всего лишь заложил фундамент автократии, отдаленно напоминавшей то, что много позже назовут конституционной монархией. А довершил дело после гибели Цезаря гораздо более прагматичный и политически трезвый Октавиан Август, предусмотрительно сохранивший республиканский фасад уже вполне императорской власти. Причем надо учитывать, что слово «диктатор» у латинян во времена Цезаря подразумевало наделение временного правителя некоторыми чрезвычайными полномочиями, а титул «император» означал всего лишь «главнокомандующий», а не «абсолютный монарх» в позднейшем династическом смысле.

Зато само имя Юлия Цезаря сделалось дважды нарицательным: месяц, в который он родился, был переименован в его честь июлем (Цезарь учредил юлианский календарь, принятый в Российской империи Петром I и отмененный Лениным), а «кесарь» (царь, кайзер) стало после его смерти титулом императорской, царской власти. Но также сделалось антонимом другой власти – той, что не от мира сего. Потому преданный вскоре римлянами позорной казни на кресте Иисус Христос наставлял своих последователей воздавать «кесарю кесарево» (то есть с мирской властью расплачиваться монетой с профилем «кесаря»), но не более того. И в этом смысле «кесарь» и Сын Божий – два полюса человеческого мира: мирского, материального, внешнего – и внутреннего, духовного, божественного. Симптоматично, что Цезарь и Христос стали жертвами, подверглись насильственной смерти, причем в обоих случаях – в результате предательства. Возможно, для своего времени и для соплеменников Юлий Цезарь оказался чересчур хорош.

Попробуем на основании дошедших до нас свидетельств вкратце охарактеризовать личность первого римского императора и автора «Записок о Галльской войне».

Aut caesar, aut nihil

Всем известно приписываемое Цезарю высказывание о захолустном галльском селении, ставшее девизом властолюбцев: «Я предпочел бы быть первым здесь, чем вторым в Риме». Цезарь был нацелен на первенство. И все же главной отличительной чертой его личности является не маниакальное честолюбие (так называемое цезаристское безумие), а полнота человеческого осуществления в дохристианском, античном понимании (типа «ничто человеческое мне не чуждо»). Не случайно он полагал себя потомком Энея и при случае посетил Илион/Трою (злые языки уверяли даже, что он намеревался сделать этот город новой столицей империи). Ему не знаком был разлад мысли, чувства и воли. Баловень судьбы, богатый и знатный, Цезарь как никто умел сносить удары судьбы, а неудачи и поражения его только бодрили. Саллюстий писал об этом так: «Ты сохраняешь величие духа при несчастных обстоятельствах еще в большей степени, чем при удаче». Врожденное чувство превосходства отнюдь не сделало Цезаря заносчивым и чванливым, а армейская жизнь – грубым. От непобедимого вояки Помпея его отличала способность к вдохновению, к озарению в безвыходных ситуациях, а от безошибочного «аппаратчика» Августа – способность к иррациональным поступкам и милосердию. И Галльскую, и гражданскую войну Цезарю приходилось начинать с одним легионом (с 5 тысячами солдат!) – и он победил в обеих. В годы гражданской войны он мог все похерить и отправиться с Клеопатрой в двухмесячное плавание к верховьям Нила, а между двумя походами на Британию вдруг отвлечься и сочинить не дошедший до нас трактат «Об аналогии». Но даже в этих поступках не было авантюризма или сумасбродства. Цезарь являлся расчетливым игроком и владел секретом поведения, непонятным и недоступным малодушным людям. Он был блестяще образован, благороден, любопытен, прозорлив, женолюбив (что свойственно скорее честолюбцам, чем властолюбцам). Свою любовь дарили ему поочередно три собственные законные жены, жены его товарищей по триумвирату Помпея и Красса, царица Клеопатра и римская матрона Сервилия (мать Брута, самого знаменитого из убийц Цезаря, нанесшего ему удар мечом в пах, – кое-кто считал его внебрачным сыном Цезаря) и многие-многие другие (за что солдаты ласково прозвали своего полководца «лысым развратником»). В молодости Цезарь побывал еще и любовником малоазийского царя Никомеда, о чем позже сожалел (эта история также сделалась достоянием солдатского фольклора).

Не отличаясь крепким здоровьем, страдая от желудочных и головных болей, кратковременных обмороков, а затем и припадков эпилепсии, он смолоду закалил свое тело и развил необычайную выносливость и физическую ловкость. Легионерским шагом (6–7 км/час) он наравне с солдатами преодолевал в день от 30 до 50 километров на марше; ежедневно упражнялся в фехтовании и верховой езде (мог скакать на лошади во весь опор, не держась руками; притом что конники из римлян были никакие, и в кавалерию приходилось вербовать, нанимать или привлекать варваров); превосходно плавал (в Египте это спасло ему жизнь); в критических ситуациях лично водил легионеров в атаку. Своей обязанностью он почитал знать всех центурионов/сотников своей армии в лицо и поименно (только в Галльской войне это свыше полутысячи человек). Ему хорошо были известны человеческие слабости, и своих солдат он щедро одаривал дорогим оружием, чтобы те крепче его держали. Он добивался от сената выделения земельных участков для ветеранов и готов был расходовать на это собственные деньги. В ходе гражданской войны, получив полномочия диктатора, он вдвое поднял оклады своим легионерам. Иначе и быть не могло, поскольку армия – главная опора той военно-империалистической политики, которую позже назовут «цезаризмом». Цезарь лучше всех своих противников умел использовать принцип «кнута и пряника», но от бесчисленных последователей его отличало великодушие – он берег жизни римских солдат и граждан и умел прощать побежденных врагов. Он никогда не мелочился, устраивая для римлян празднества, гладиаторские бои и пиры на десятках тысяч столов – оттого популярность его в народе была огромна («популяры», «популизм» – это тоже латынь). Через его руки прокачивались астрономические суммы, которые Цезарь умел занимать, тратить (в том числе на политический подкуп) и добывать (в основном путем ограбления взятых городов и покоренных народов). Свое отношение к деньгам он выразил в чеканном афоризме: «Есть две вещи, которые утверждают, защищают и умножают власть, – войска и деньги, и друг без друга они немыслимы». В силе денег он убедился еще в юности, когда, схваченный патрулем Суллы, откупился от смерти за 2 таланта. В молодости, попав в плен к пиратам, он поразил их, предложив поднять сумму выкупа за себя с 20 талантов до 50 (денежное довольствие римского легионера за 2500 лет службы!). Пираты пылинки с него сдували и только посмеивались, когда он грозился их всех повесить, выйдя на свободу. Как только прибыл выкуп и Цезарь оказался на берегу, он тут же нанял и снарядил флотилию, настиг пиратов и приказал распять их на крестах, предварительно умертвив, чтобы не выглядеть чересчур мстительным и жестоким. Надо сказать, в то время Средиземное море кишело пиратами – из-за перебоев с поставками продовольствия в Риме то и дело вспыхивали голодные бунты. Конец их господству на море положил Гней Помпей, наделенный сенатом для этого чрезвычайной властью, полномочиями и ресурсами. Он разделил Средиземное море на тридцать секторов и вытравил 30 тысяч пиратов на без малого тысяче судов, как тараканов. Жестокая расправа римлян с ними на два столетия избавила население Средиземноморья от морского разбоя и искушения заняться этим прибыльным делом. К слову, год спустя Помпей столь же стремительно разделался с заклятым и грозным врагом Рима – звероподобным черноморским царем Митридатом, разговаривавшим более чем на двадцати языках, но оставашимся в глазах римлян диким варваром.

Вернемся, однако, к Цезарю. Вот вкратце вехи его биографии.

Родился в Риме в богатой и знатной патрицианской семье 13 июля 102 г. до н. э. (так аргументированно считает современная наука, хотя по Светонию и Плутарху выходило, что он родился в 100 г. до н. э.). Его отец умер, не дослужившись до высшей в Римской республике консульской должности, когда Цезарю исполнилось 15 лет. Большое влияние имела на сына мать, происходившая из рода царей и консулов, а также муж его тетки Марий – выдающийся полководец, спасший Рим от нашествия тевтонов и кимвров, реформатор армии, признанный лидер плебейской демократической оппозиции, семь раз избиравшийся консулом. Воспитанием юного Цезаря занимался знаменитый римский грамматик Гнифон, обучивший его греческому языку и прививший вкус к слогу чистому и простому, без вычурности и украшательств, – на зависть Цицерону, главному римскому «златоусту». С 18 лет Цезарь занимает различные государственные посты, выполняет поручения в Малой Азии и Испании, в 63 г. до н. э. по итогам народного голосования назначается верховным жрецом, в следующем году – претором (сравнявшись в должности с покойным отцом, но горюя, что, по сравнению с судьбой Александра Македонского, все это – пыль!). В 60 г. он втайне заключает так называемый Триумвират с двумя самыми могущественными людьми в Риме – Помпеем и Крассом. Последний еще и самый богатый – он сказочно разбогател на погорельцах Рима, скупая сгоревшие дома и перепродавая участки под застройку. Красс охотно ссужает Цезаря деньгами. В 59 г. до н. э. Цезарь становится наконец консулом и начинает выпускать прообраз первой в мире правительственно-парламентской газеты, используя ее для политической борьбы с олигархией. Следующие девять лет он проводит в Галлии наместником и главнокомандующим. В ночь на 13 января 49 г. во главе 13-го легиона Цезарь со словами «Жребий брошен!» (цитата из древнегреческой комедии Менандра) переходит речушку Рубикон, отделявшую Предальпийскую Галлию от Италии, и начинает гражданскую войну с Помпеем, четыре года воюя с ним, а затем с его сыновьями и союзниками, на полях сражений трех континентов. Титулы Цезаря в эти годы: «диктатор» (а под конец – «пожизненный диктатор») и «император» (с оговоренным правом передачи этого титула по наследству – и это единственный веский аргумент в пользу того, что Цезарь стремился-таки к установлению абсолютной монархии). Но, как мы помним, эти понятия тогда имели еще вполне законное республиканское содержание.

Действительно ли стремился Цезарь к достижению неограниченной царской власти или нет – мы уже не узнаем. 15 марта (в «мартовские иды», начинающиеся 13-го числа!) 44 г. до н. э. опасавшиеся этого заговорщики зарезали его прямо в сенате (только одна из десятков резаных и колотых ран оказалась смертельной, как показал врачебный осмотр). Если бы и вправду стремился – думается, убить его было бы не так легко. Но Цезарь смолоду был фаталистом. Ему представлялось малодушием на старости лет вый ти из роли, и оттого он пренебрегал предсказаниями, предчувствиями и доносами. Кое-кому из современников даже казалось, что Цезарь безмерно устал от жизни и ждал внезапной смерти как избавления. Вечером накануне гибели он признался друзьям, что желал бы для себя неожиданной смерти. Цезарь умер там, где родился, и почти так, как хотел. Последние сутки его жизни описаны многочисленными свидетелями чуть не поминутно.

Как и от Гнея Помпея, один только раз Фортуна всерьез отвернулась от Юлия Цезаря – и этого оказалось достаточно.

Полководец и писатель

Обратимся наконец к «Запискам о Галльской войне».

Когда начинаешь их читать, в глазах рябит от обилия названий исчезнувших племен и каких-то незнакомых сказочных территорий. Тогда как город парисиев Лутетия/Лютеция – это будущий Париж на реке Секване/Сене, белги – кельто-германские предки бельгийцев, гельветы – швейцарцев, город Генава – сегодня Женева, река Родан – вытекающая из Женевского озера Рона, Дукортор – Реймс и т. д. При желании со всем этим можно разобраться. Главное – держать в уме следующую систему координат: Цизальпинская/Предальпийская Галлия – это территория нынешней верхней/северной Италии; Нарбонская Галлия, или романизированная римлянами Провинция, – ныне Прованс во Франции; Трансальпинская/Заальпийская Галлия – собственно «материнская», посконная, сугубо кельтская Галлия; примыкающая к Пиренеям Аквитания – еще одна густонаселенная окраина Галлии с благодатным климатом, где кельты интенсивно смешивались с иберийцами. Общего у всех этих племен было не больше, чем у славянских племен до появления письменности, образования государств и христианизации. Кто-то уже строил города, а кто-то еще отсиживался в дремучих лесах и заболоченной местности.

Канва событий такова.

58 г. до н. э. и I книга «Записок». Очередной акт переселения народов – без малого 400 тысяч гельветов, из которых около 100 тысяч способно держать оружие, сжигают свои поселения и урожай и вторгаются в Галлию в поисках лучшей доли и плодородных земель. А поскольку они намереваются пройти через подконтрольный Риму и Цезарю Прованс, начинается Галльская война. Гельветы разгромлены и уничтожены, их семьи возвращены восвояси. Так же Цезарь поступает в следующем году с могучим и воинственным германским племенем свевов и их вождем Ариовистом, приглашенным из-за Рейна в Эльзас галльскими племенами для внутренних разборок.

II и III книги. На севере – подавление волнений возомнивших бельгов, отвязных нервиев и недалеких адуатуков, а также морская победа над венетами. На юго-западе – усмирение Аквитании.

В IV и V книгах рассказывается о показательных операциях 55–54 гг. до н. э. Описаны две не очень удачные военные экспедиции в Британию, откуда жрецы-друиды подстрекали кельтов к неповиновению. Первая, на 200 судах, с разведывательной целью, вторая, уже на 800 судах, – с карательной и захватнической (в ней участвовало 5 легионов – т. е. около 30 тысяч солдат – и 4 тысячи всадников).

На континенте – 18-дневная вылазка за Рейн, чтобы отбить охоту у германских племен к экспансии в Галлию. За 10 дней был сооружен легионерами мост четыреста на четыре метра через Рейн – а надо знать, какие у этой реки глубина и течение! – который по возвращении из карательной экспедиции был разобран. Германские племена попрятались в чащах и болотах и без приглашения за Рейн больше не совались.

Дальше начинается самое интересное – не мемуары и отчет, а военный роман! Зимой 54–53 гг. до н. э. галльские племена решаются на общее восстание, после неурожая в Галлии и междоусобиц в Риме (в частности, римский «правозащитник» Катон-младший потребовал от сената выдать Цезаря германцам для расправы! Восемь лет спустя, после поражения в гражданской войне, он сделает себе «харакири» в Северной Африке). Идеологом и инициатором восстания стал вождь треверов Индутиомар, а возглавил его вождь эбуронов Амбиорикс. Галлы внезапно напали на зимние лагеря римских легионов. В одном случае граничащая с подлостью дикарская хитрость увенчалась успехом. Эбуронам удалось нанести римлянам самое сокрушительное поражение в Галльской войне: 9 тысяч легионеров полегло в бою или покончило с собой. Попытка нервиев повторить тот же трюк с другим легионом не прошла – подоспел Цезарь с подмогой, и возмездие было сокрушительным. Индутиомар лишился головы, разбитый Амбиорикс чудом сумел сбежать за Рейн, а само племя эбуронов было стерто с лица земли – сгинуло «аки обры», как писалось в русских летописях в подобных случаях.

Но то было только начало – из искры возгорелось пламя. Главные события разыгрались в 52 г. до н. э., и об этом повествуется в книге VII. У галлов появился общенациональный вождь – молодой арверн Верцингеториг. В нем и в Цезаре персонифицировались две стратегии, две воли – «варваров» и Рима, – два военных гения, наконец. В этой битве победу одержал, естественно, Цезарь. Взятие Алесии и пленение Верцингеторига – кульминация и развязка всей Галльской войны и «Записок» Цезаря о ней. После этого он отложил свое перо – «стиль», заточенную металлическую палочку, напоминающую стилет (в 44 г. до н. э. Цезарь отбивался ею от своих убийц и ранил одного).

VIII книга о «зачистках» 51–50 гг. была дописана одним из офицеров Цезаря Авлом Гиртием.

Но после впечатляющей коды VII книги, не уступающей своим накалом древнегреческим трагедиям, она почти лишена какого бы то ни было исторического, а тем более литературного значения. Пускай Гиртия читают узкие специалисты-историки – «Записки» Юлия Цезаря о Галльской войне должны заканчиваться VII книгой. Имея к концу войны 10 легионов, то есть около 60 тысяч солдат, Цезарь сражался с 3 миллионами вооруженных гельветов, германцев, бриттов и галлов (общая численность галлов приближалась к 20 миллионам) – из которых треть он истребил и столько же пленил. За 9 лет его легионами было взято 800 укрепленных городов и присоединена к Риму территория площадью полмиллиона квадратных километров. Контрибуция, наложенная на галльские племена, была сравнительно невелика, но военная добыча баснословна: Рим оказался завален золотом, и оно резко упало в цене. Но Цезарь не только воевал, он был также искуснейшим дипломатом и опытным государственным деятелем. Усмиренная им Галлия больше не восставала даже в годы гражданской войны и постепенно подверглась романизации, что послужило залогом величия абсолютистской Франции тысячелетие спустя. Французские мосты и замки, виноградные вина и кухня, любовные утехи и словесность свидетельствуют, что галлы оказались способными учениками римлян. Но что нам до чьих-то трофеев, завоеваний и величия? Интерес этой книги сегодня в другом.

И Галльская война, и «Записки» Цезаря о ней выходят на некоторые болевые точки всемирной и общечеловеческой истории. Почему все-таки римляне одолели галлов, а не наоборот? Цезарь немало внимания уделяет особого рода этнографии, невольно сравнивая галлов, гельветов, германцев, бриттов друг с другом и с римлянами. В узко антропологическом смысле варвары превосходили римлян на голову и поначалу насмехались над италийскими «недомерками», не ленящимися зачем-то возводить на войне грандиозные инженерно-саперные сооружения. Но победа римлян определялась не их техническим превосходством. Галлы быстро перенимали всяческие изобретения и тактику: оружие, построение фалангой (по сравнению с легионами, четкими, как латынь, – позавчерашний день), укрепления, подкопы и выбор удачной позиции. Но была одна вещь, которую перенять было невозможно. Это самообладание – от Цезаря до самого последнего из легионеров, готового пуститься наутек, встретив вооруженный отпор, но почему-то делающего это в десять раз реже, чем могучие галлы или германцы. Умница Верцингеториг, убедившись в мощи римской военной машины и перешедший к «кутузовско-партизанской» тактике ведения войны, догадывался о причине римских побед, но переделать своих воинов даже с помощью драконовских мер было не в его силах. На войне побеждают не сила и смелость, а умение действовать сообща и стойкость (это знали и Цезарь, и Бонапарт, и севастопольский артиллерист Толстой, описавший Бородино как ратный труд и создавший образ капитана Тушина). Верцингеториг, в изложении Цезаря, так определил причину неизбежного поражения восстания на военном совете галлов: к решающему сражению его соратники стремились «по своей слабохарактерности, так как им не хотелось дольше выносить трудности войны». Военный гений Цезаря бесспорен, но без римских легионов он бессмыслен – и Цезарь, как никто, это знал. Но также он знал цену непредсказуемости и стремительности действий на войне; умел создавать перевес в силах на выбранном направлении; относился к препятствиям, превратностям и игре дурацкого случая как к норме; уповая на поддержку бессмертных богов, огромное значение придавал упорству, дисциплине, поддержанию боевого духа армии и харизмы военачальников. Все это трудно поддающиеся определению вещи, умещающиеся в формулу «искусство ведения войны». О чем невозможно говорить, о том следует молчать.

Цицерон был потрясен и уничтожен как литератор «нагой простотой» Цезаревых «Записок о Галльской войне» (льстецы и апологеты назвали впоследствии такой требующий огромного вкуса безыскусный стиль «императорским»). Целью великого оратора являлось воздействие, внушение, иначе говоря – публицистика, вооруженная риторикой. Цезарь тоже этим грешил в своих речах и в «Записках о гражданской войне». Но в «Записках о Галльской войне» он только свидетельствовал и писал их не для того, чтобы кому-то что-то внушить или высказать, а чтобы самому узнать – что же это было? Собственно, в этом вопросе и заключается непреходящая ценность и притягательность главного сочинения Цезаря для читателей. Причем надо сознавать, что перед нами всего лишь растянутый вдвое перевод на одно из «варварских» наречий гениально лапидарной книги о войнах людей, пережившей тысячелетия.

«Veni. Vidi. Vici» – «Пришел. Увидел. Победил».

Кто победил?

Игорь Клех

Записки о Галльской войне Гая Юлия Цезаря, возможно, самая великая книга о войне в мировой литературе. Она писалась по горячим следам событий главным действующим лицом той войны, и в ней Цезарь-писатель равновелик Цезарю-полководцу и историческому деятелю. Это трагическая эпопея покорения огромной страны и столкновения цивилизаций. Книгу можно читать как отчет о легендарных событиях двухтысячелетней давности, но можно и как своеобразный комментарий к позднейшим перипетиям всемирной истории.

Гай Юлий Цезарь. Записки о галльской войне. – М.: Рипол Классик, 2016. – 416 с.

Скачать конспект (краткое содержание) в формате или

Семь глава посвящены семи военным кампаниям в период 58–52 гг. до н.э. Книга довольно небольшая, и читается на одном дыхании. Восхищает мужество и умения римских легионеров, почти всё время побеждающих превосходящие силы варваров. Удивляет скорость передвижения войск, особенно учитывая, что их основу составляла пехота. Правда, немного напрягает нескончаемое перечисление покоренных племен галлов. В Интернете я нашел карту, на которой все они нанесены (рис. 1). Хронология событий, основанная на «Записках о галльской войне» и иных источники прекрасно описана в Википедии , поэтому я решил ограничиться фрагментом седьмой главы, посвященной самому напряженному моменту – битве при Алесии во время всеобщего галльского восстания под предводительством Верцингеторига в 52 г. до н.э. Казалось, что войска галлов, превосходящие римлян в несколько раз вот-вот победят, но легионы выстояли.

Рис. 1. Кампания 58 г. до н.э. Война с гельветами и германским вождем Ариавистом (см. warspot.ru); чтобы увеличить изображение кликните на нем правой кнопкой мыши и выберите Открыть картинку в новой вкладке

Книга седьмая

Город Алесия лежал очень высоко на вершине холма, так что его можно было взять, очевидно, только блокадой. Подошва этого холма была омываема с двух сторон двумя реками. Перед городом тянулась приблизительно на три мили в длину равнина; со всех остальных сторон город был окружен холмами, которые поднимались на небольшом от него расстоянии и были одинаковой с ним вышины. Под стеной на восточном склоне холма все это место густо занимали галльские силы, которые провели для своей защиты ров и ограду в шесть футов вышины. А линия укрепления, которую строили римляне, занимала в окружности одиннадцать миль. В соответственных пунктах на ней был разбит лагерь и устроено двадцать три редута. В этих редутах днем стояли сторожевые посты для предупреждения внезапных вылазок; сильные отряды караулили их и ночью.

После начала работ завязалось кавалерийское сражение на равнине, которая, как мы выше сказали, простиралась на три мили между холмами. С обеих сторон идет очень упорный бой. Когда нашим стало трудно, Цезарь послал им на помощь германцев и выстроил легионы перед лагерем, чтобы предупредить внезапное нападение неприятельской пехоты. Поддержка легионов увеличила у наших мужество, обращенные в бегство враги затруднили себя своей многочисленностью и скучились в очень узких проходах, оставленных в ограде. Тем ожесточеннее их преследовали германцы вплоть до их укреплений.

Идет большая резня. Некоторые, бросив коней, пытаются перейти через ров и перелезть через ограду. Легионам, стоявшим перед валом, Цезарь приказывает несколько продвинуться вперед. Но и те галлы, которые были за укреплениями, приходят в не меньшее замешательство: им вдруг начинает казаться, что их атакуют, и они все кричат: «К оружию!» Некоторые со страха вламываются в город. Тогда Верцингеториг приказывает запереть ворота, чтобы лагерь не остался без защитников. Перебив много врагов и захватив немало лошадей, германцы возвращаются в лагерь.

Еще до окончания римлянами своих укреплений Верцингеториг принимает решение отпустить ночью свою конницу. При ее уходе он поручает каждому посетить свою общину и собирать на войну всех способных по возрасту носить оружие. Он ссылается на свои заслуги перед ними и заклинает подумать о его спасении за великие услуги, оказанные им делу общей свободы, не предавать его врагам на мучительную казнь. Но если они не проявят достаточной энергии, то вместе с ним обречены на гибель восемьдесят тысяч человек отборного войска.

По сделанному подсчету, у него хватит хлеба с трудом на тридцать дней, но при известной бережливости можно продержаться несколько дольше. С этими поручениями он отпускает конницу, которая прошла во вторую стражу без всякого шума там, где наша линия укреплений имела перерывы. Весь хлеб он приказывает доставить ему и за ослушание определяет смертную казнь; скот, пригнанный в большом количестве мандубиями, распределяет между своими солдатами по числу голов; а хлеб начинает отмеривать скупо и на короткий срок. Все войска, стоявшие перед городом, он снова вводит в город. Приняв эти меры, он решает ждать галльских подкреплений и планомерно продолжать войну.

Узнав об этом от перебежчиков и от пленных, Цезарь устроил свои укрепления следующим образом. Он провел ров в двадцать футов шириной с отвесными стенками, так, что ширина его основания равнялась расстоянию между верхними краями; а все прочие укрепления устроил в четырехстах футах позади этого рва. Так как пришлось по необходимости занять очень большое пространство, и всю линию укреплений нелегко было заполнить сплошным кольцом солдат, то такая система имела целью помешать неожиданным или ночным массовым неприятельским атакам на укрепления и, с другой стороны, предохранять в течение дня назначенных на работу солдат от неприятельского обстрела.

На упомянутом расстоянии он провел два рва в пятнадцать футов ширины и такой же глубины; в средний из них, находившийся на ровной и низменной местности, он провел воду из реки. За ними выстроена была плотина и вал в двенадцать футов вышиной, который был снабжен бруствером и зубцами, причем на местах соединения бруствера с валом выдавались большие рогатки, чтобы затруднять врагам восхождение на вал, а вся линия укреплений была опоясана башнями в восьмидесяти футах одна от другой.

Приходилось по необходимости единовременно добывать и лес, и хлеб, и строить укрепления при неполном составе войск, часть которых уходила довольно далеко из лагеря. Поэтому галлы нередко пытались нападать на наши укрепления и со всеми своими силами делать вылазки из нескольких городских ворот сразу. Тогда Цезарь счел нужным прибавить к этим веркам еще и другие, чтобы все укрепление можно было защищать меньшим количеством солдат. С этой целью срубались стволы деревьев или очень прочные сучья, их верхушки очищались и заостривались; затем проводились один за другим рвы в пять футов глубиной. В них устанавливались эти стволы и, чтобы их нельзя было вырвать, снизу они скреплялись, причем сучья выдавались наружу. Они образовали по пять рядов, связанных и сплетенных друг с другом. Кто попадал туда, тот натыкался на острия стволов. Их называли «могильными столбами».

Перед ними выкапывались косыми рядами в виде пятерки ямы в три фута глубины, постепенно суживавшиеся книзу. В них опускались гладкие стволы толщиной в человеческое бедро, заостренные и обожженные сверху и выдававшиеся над поверхностью не более чем на четыре дюйма. Чтобы придать им полную устойчивость, каждый из них у основания закапывали на один фут землей и утаптывали ее; а остальную, верхнюю, часть ямы прикрывали прутьями и хворостом, чтобы скрыть ловушку. Такого рода ям было всюду проведено по пять рядов в трех футах друг от друга. По сходству с цветком их называли «лилиями». Перед ними целиком вкапывались в землю колья в фут длиной с железными крючками; они были устроены в разных местах на небольшом расстоянии друг от друга. Их называли «стрекалами».

Рис. 2. Кампания 52 г. до н.э. Общегалльское восстание.

По окончании всех этих работ Цезарь выбрал, насколько позволяла местность, самую ровную полосу и провел на ней совершенно такую же линию укреплений в четырнадцать миль в окружности, но обращенную наружу, именно против ожидаемого извне неприятеля, чтобы он даже в очень большом количестве не был в состоянии окружить со всех сторон его караульные отряды. А чтобы не быть вынужденным выходить в случае надобности из лагеря с опасностью для своего войска, он приказал всем запастись хлебом и фуражом на тридцать дней.

Во время этих происшествий под Алесией галлы назначили съезд князей и постановили на нем не созывать под знамена всех способных носить оружие, как этого желал Верцингеториг, но потребовать от каждой общины определенного контингента бойцов: было опасение, что при такой огромной и смешанной массе невозможно будет поддерживать дисциплину, отличать своих от чужих и наладить продовольствие.

Эдуи и их клиенты сегусиавы, амбивареты, бранновикийские аулерки и бланновии должны были поставить тридцать пять тысяч; столько же – арверны с подчиненными их власти элеутетами, кадурками, габалами и веллавиями; секваны, сеноны, битургии, сантоны, рутены и карнуты – по двенадцать тысяч; белловаки – десять тысяч, столько же – лемовики; по восемь тысяч – пиктоны, туроны, парисии и гельветы… Из них белловаки не выставили назначенного им контингента, заявив, что они самостоятельно будут вести войну с римлянами и по своему усмотрению и не желают подчиняться ничьей власти. Впрочем, по просьбе Коммия и во внимание к союзу гостеприимства с ним они послали вместе с другими две тысячи человек.

Этот самый Коммий, как мы выше упоминали, оказал Цезарю в качестве верного союзника важные услуги в Британии. За это Цезарь освободил его народ от всякой дани, утвердил за ним прежние права и законы и даже подчинил ему моринов. Но так велико было согласие всей Галлии в деле завоевания свободы и восстановления прежней воинской славы, что Коммий и не думал об этих милостях и дружбе, да и вообще все галлы и телом, и душой отдавались этой войне. Набрано было около восьми тысяч человек конницы и двухсот пятидесяти тысяч человек пехоты.

Им производили смотр и подсчет в стране эдуев и назначили для них командиров. Верховное командование было вручено атребату Коммию, эдуям Виридомару и Эпоредоригу и двоюродному брату Верцингеторига арверну Веркассивеллауну. К ним были прикомандированы уполномоченные от общин в качестве военного совета. Все бодро и уверенно направляются к Алесии. Вообще каждый думал, что даже вида такой массы нельзя будет выдержать, особенно при нападении на римлян с двух сторон, когда состоится вылазка из города и извне покажутся такие огромные конные и пешие силы.

Между тем уже прошел день, в который осажденные в Алесии ожидали прихода помощи от своих; весь хлеб был съеден, и, не зная, что делается у эдуев, они созвали собрание для совещания о том, как найти выход из своего критического положения. При этом было высказано много различных мнений: некоторые рекомендовали сдаться, другие предлагали сделать вылазку, пока еще есть силы. По своей исключительной и бесчеловечной жестокости заслуживает внимания речь Критогната.

Этот высокорожденный и уважаемый арверн сказал: я ни слова не намерен говорить о предложении тех, которые называют именем капитуляции позорнейшее рабство; по моему мнению, их надо исключить из числа граждан и не допускать на собрания. Я желаю иметь дело только с теми, которые высказываются за вылазку: в их предложении все вы единогласно признаете следы старой галльской храбрости. Но не храбрость это, а слабохарактерность – не суметь короткое время вынести продовольственную нужду. Людей, добровольно идущих на смерть, легче найти, чем таких, которые терпеливо выносят лишения. При всем том я одобрил бы это предложение (так высоко ценю я честь), если бы я видел, что в жертву приносится только наша жизнь.

Но при нашем решении мы должны подумать о судьбе всей Галлии, которую мы подняли на ноги с тем, чтобы получить от нее помощь. Когда нас восемьдесят тысяч человек будет сразу на одном месте убито, откуда, по вашему мнению, будет мужество у наших близких и кровных родственников, если они вынуждены будут принять решительный бой, можно сказать, на наших трупах? Не лишайте своей помощи тех, которые ради вашего спасения забыли о своей опасности, не ввергайте всей Галлии в гибель и вечное рабство из-за своей глупости, необдуманности и слабохарактерности.

Может быть, вы сомневаетесь в их верности и твердости только потому, что они не явились к назначенному сроку? Ну хорошо! А разве, по вашему мнению, римляне для своего удовольствия изо дня в день изнуряют себя работой над теми дальними укреплениями? Если всякий доступ к друзьям прегражден, если до вас не могут дойти успокоительные вести от них, вот они (римляне) – вам свидетели, что их приход близок: в ужасе перед ним они дни и ночи проводят за работой. Каков же мой совет? Делать то, что делали наши предки в далеко не столь значительной войне с кимбрами и тевтонами: загнанные в свои города и страдая от такой же нужды в съестных припасах, они поддерживали жизнь свою трупами людей, признанных по своему возрасту негодными для войны, но не сдались врагам.

Если бы у нас не было такого примера, то я признал бы делом чести создать его во имя свободы и завещать потомкам. Действительно, разве та война была в чем-нибудь похожа на эту? Опустошив Галлию и причинив ей большие бедствия, кимбры в конце концов ушли из нашей страны и устремились в другие земли: права, законы, поля, свободу – все это они нам оставили. А римляне? К чему стремятся и чего иного хотят эти подстрекаемые завистью люди, как не того, чтобы завладеть полями и всей территорией и навеки поработить всякий славный и воинственный народ, о котором только они услышат? С какой-нибудь иной целью они никогда не вели войн. А если вы не знаете того, что делается у отдаленных племен, то взгляните на соседнюю Галлию, которая, будучи унижена на степень провинции, получила совсем иные права и законы и, покоряясь римским секирам, страждет под гнетом вечного рабства.

Голосованием было решено удалить из города всех негодных для войны по нездоровью или по годам и испытать все средства прежде, чем прибегнуть к мере, рекомендованной Критогнатом; однако, если к тому вынудят обстоятельства и запоздает помощь, то лучше уже воспользоваться его советом, чем согласиться на условия сдачи или мира. Мандубии же, принявшие тех в свой город, были изгнаны из него с женами и детьми. Когда они дошли до римских укреплений, то они со слезами стали всячески умолять принять их в качестве рабов, только бы накормить. Но Цезарь расставил на валу караулы и запретил пускать их.

Тем временем Коммий и остальные главнокомандующие достигли со всеми своими войсками Алесии, заняли лежавший вне линий наших укреплений холм и расположились не более чем в одной миле от них. На следующий день они вывели из лагеря конницу и заняли всю ту равнину, которая, как выше было нами указано, тянулась на три мили в длину. Свою пехоту они поставили в некотором отдалении на высотах. Из города Алесии вся долина была видна. При виде этих вспомогательных войск осажденные бегут к ним навстречу, поздравляют друг друга, и все ликуют. Все силы выступают из города и располагаются перед ним; ближайший ров заваливают фашинником и землей и готовятся к вылазке и ко всем случайностям боя.

Цезарь распределил все свое войско на обе линии укреплений, чтобы в случае надобности каждый точно знал свой пост и с него не уходил, а коннице он приказал выступить из лагеря и завязать сражение. Изо всех лагерей, занимавших в окрестностях самые высокие пункты, открывался вид вниз, и потому все солдаты с напряженным вниманием следили за исходом сражения. Галлы расположили в рядах своей конницы отдельных стрелков и легковооруженных пехотинцев, которые должны были подавать помощь своим при их отступлении и выдерживать атаку нашей конницы. Неожиданными нападениями они многих из наших ранили и заставили выйти из линии боя.

Так как галлы были уверены в своем боевом перевесе и видели, как тяжко приходится нашим от их численного превосходства, то и те, которые находились за укреплениями, и те, которые пришли к ним на помощь, поднимали повсюду крик и вой для возбуждения храбрости в своих. Дело шло у всех на виду, ни храбрость, ни трусость не могли укрываться, и потому жажда славы и боязнь позора вызывали в обеих сторонах геройский пыл. С полудня почти вплоть до захода солнца сражение шло с переменным успехом, пока наконец германцы в одном пункте не напали сомкнутыми рядами на неприятелей и не опрокинули их. Во время их бегства стрелки были окружены и перебиты. И в прочих пунктах наши преследовали отступавшего неприятеля вплоть до его лагеря и не дали ему времени снова собраться с силами. Тогда те, которые выступили из Алесии, почти совершенно отчаялись в победе и с печалью отступили в город.

По прошествии одного дня, в течение которого галлы изготовили много фашинника, лестниц и багров, они выступили бесшумно в полночь из лагеря и приблизились к полевым укреплениям. Внезапно подняв крик, который для осажденных должен был служить сигналом их наступления, они бросают фашинник, сбивают наших с вала пращами, стрелами и камнями и вообще подготовляют штурм.

В то же время Верцингеториг, услыхав их крик, дает своим сигнал трубой к наступлению и выводит их из города. Наши занимают на укреплениях свои посты, которые каждому были назначены в предыдущие дни, и отгоняют галлов фунтовыми пращами, кольями, расставленными по всем шанцам, и свинцовыми пулями. Так как за наступившей темнотой ничего не было видно, то много народа с обеих сторон было переранено. Немало снарядов выпущено было из метательных машин. Там, где нашим было трудно, легаты М. Антоний и Г. Требоний, которым досталась оборона этих пунктов, выводили резервы из ближайших редутов и по мере надобности посылали их на помощь.

Пока галлы находились на некотором расстоянии от наших укреплений, им давало известную выгоду множество снарядов; но как только они подошли ближе, то стали натыкаться на «стрекала», либо попадали в ямы и ранили себя о крючья, либо им наносились сквозные смертельные раны копьями, пускаемыми с вала и башен. Во всех пунктах они понесли большие потери ранеными, но нигде не прорвали линии наших укреплений. А между тем уже приближался рассвет. И тогда они, из боязни быть окруженными на неприкрытом фланге вылазкой римлян из верхнего лагеря, отступили к своим. Что же касается осажденных, то пока они приносили заготовленные Верцингеторигом материалы для вылазки и первые ряды их засыпали рвы, на все это ушло много времени, и они узнали об отступлении своих прежде, чем успели приблизиться к нашим укреплениям. Таким образом, они ни с чем вернулись в город.

Дважды отбитые с большим уроном, галлы совещаются о том, что им делать, привлекают знающих местность людей, узнают от них о расположении верхнего лагеря и об укреплениях. На северной стороне был холм, который наши вследствие его обширности не могли включить в линию своих укреплений; по необходимости пришлось разбить лагерь на месте почти что прямо невыгодном, именно – на отлогом спуске холма. Этот лагерь занимали легаты Г. Антистий Регин и Г. Каниний Ребил с двумя легионами.

Ознакомившись через разведчиков с местностью, неприятельские вожди отбирают из всего войска шестьдесят тысяч человек, притом из тех племен, которые особенно славились своей храбростью, тайно условливаются между собой относительно деталей дальнейших действий и назначают общий штурм на полдень. Командование этими войсками они поручают арверну Веркассивеллауну, одному из четырех главнокомандующих и родственнику Верцингеторига. Тот, выступив из лагеря в первую стражу, к рассвету прошел почти весь путь, занял скрытую позицию за горой и приказал своим солдатам отдохнуть после ночных трудов. Около полудня он двинулся на вышеупомянутый лагерь; в то же время и его конница стала подходить к полевым укреплениям, а остальные силы начали развертываться перед нашим лагерем.

Верцингеториг, увидев своих из крепости Алесии, со своей стороны выступает из города и приказывает захватить фашинник, шесты, подвижные навесы, стенные багры и вообще все заготовленное им для вылазки. Сражение идет во всех пунктах единовременно; повсюду делаются попытки штурма; в наиболее слабые пункты устремляются большими массами. Римские отряды, растянутые по таким огромным укреплениям, с трудом поспевают давать отпор во многих местах сразу. Очень устрашает наших крик, раздавшийся в тылу у бойцов, так как для них ясно, что их опасное положение зависит от чужой храбрости. Ведь все, что от людей далеко, сильнее действует на их душу.

Цезарь, выбрав удобный пункт, видит с него, что где делается: где наших теснят, туда он посылает резервы. Обеим сторонам приходит на мысль, что именно теперь наступил решающий момент их конечной борьбы: для галлов, если они не прорвут укреплений, потеряна всякая надежда на спасение, римлян, если они удержатся, ожидает конец всех их трудов. Особенно тяжко приходится нашим у верхних укреплений, против которых, как мы указали, был послан Веркассивеллаун. Неблагоприятная для римлян отлогость холма оказывает большое влияние на ход сражения. Часть галлов пускает снаряды, часть идет на римлян строем «черепахи»; утомленных сменяют свежие силы. Все галлы бросают землю на укрепления, облегчают себе таким образом подъем и засыпают ловушки, скрытые римлянами в земле. У наших уже не хватает ни оружия, ни сил.

Узнав об этом, Цезарь посылает теснимым на помощь Лабиэна с шестью когортами и приказывает ему в случае невозможности держаться увести когорты с вала и сделать с ними вылазку, но прибегнуть к этой мере только в крайности. А сам обходит остальных, ободряет их не поддаваться изнурению, обращая их внимание на то, что от этого дня и часа зависят все плоды прежних сражений. Осажденные потеряли надежду взять слишком огромные полевые укрепления и пытаются взобраться на крутизны и напасть на бывшие там укрепления; сюда они несут все материалы для штурма. Множеством снарядов они выбивают защитников из башен, засыпают землей и фашинником рвы, рвут баграми вал и брустверы.

Цезарь сначала посылает туда молодого Брута с его когортами, а затем с другими когортами Г. Фабия; наконец, так как сражение становилось все более и более ожесточенным, сам ведет на помощь свежие резервы. Восстановив здесь бой и отбив неприятелей, он спешит к тому пункту, куда послал Лабиэна; берет с собой четыре когорты из ближайшего редута, приказывает части конницы следовать за собой, а другой объехать внешние укрепления и напасть на врагов с тылу. Лабиэн, убедившись в том, что ни плотины, ни рвы не могут выдержать напора неприятельских полчищ, собрал в одно место сорок когорт, которые были выведены из ближайших редутов и случайно на него наткнулись, и сообщил Цезарю через гонцов о своих ближайших намерениях. Цезарь спешит к нему, чтобы принять участие в сражении.

О его прибытии узнали по цвету одежды, которую он носил в сражениях как знак отличия; вместе с тем показались следовавшие за ним по его приказу эскадроны всадников и когорты, так как с высот видно было все происходившее на склонах и в долине. Тогда враги вновь завязывают сражение. Навстречу крику, поднявшемуся с обеих сторон, раздается крик с вала и со всех укреплений. Наши оставили копья и взялись за мечи. Внезапно в тылу у неприятелей показывается римская конница и приближаются еще другие когорты. Враги повертывают тыл, но бегущим перерезывают дорогу всадники. Идет большая резня.

Вождь и князь лемовиков Седулий падает убитым; арверна Веркассивеллауна захватывают живым во время бегства; Цезарю доставляют семьдесят четыре военных знамени; лишь немногие из этой огромной массы спасаются невредимыми в свой лагерь. Те, которые заметили из города избиение и бегство своих, отчаялись в своем спасении и увели свои войска назад от укреплений. При слухе об этом тотчас же начинается всеобщее бегство из галльского лагеря. И если бы наши солдаты не были утомлены частыми передвижениями на помощь и напряженным трудом за целый день, то все неприятельские полчища могли бы быть уничтожены. Посланная около полуночи конница нагнала арьергард; много народу было при этом взято в плен и убито; остальные разбегаются по своим общинам.

На следующий день Верцингеториг созвал общее собрание и заявил на нем, что эту войну он начал не ради своих личных выгод, но ради общей свободы; так как необходимо покориться судьбе, то он отдает себя в распоряжение собрания; пусть оно благоволит сделать выбор – или его смертью удовлетворить римлян, или выдать его живым. По этому поводу отправили к Цезарю послов. Он приказывает им выдать оружие и привести князей. Сам он сел в укреплениях перед лагерем. Туда приводят вождей; Верцингеторига выдают, оружие положено. Эдуев и арвернов Цезарь приберег, в расчете снова приобрести через них влияние на их общины; остальных пленных он распределил во всем своем войске по человеку на солдата в качестве военной добычи.

По окончании этой войны он отправляется в страну эдуев и снова покоряет их общину. Прибывшие туда послы от арвернов обещают исполнить все его требования. Он приказывает дать большое число заложников. Легионы он отпускает на зимние квартиры. Около двадцати тысяч человек он возвращает эдуям и арвернам. Т. Лабиэна посылает в страну секванов с двумя легионами и конницей; к нему прикомандировывает М. Семпрония Рутила. Легаты Г. Фабий и Л. Минуций Басил получают приказ зимовать у ремов для ограждения их от каких-либо обид со стороны их соседей – белловаков. Г. Антистия Регина он посылает к амбиваретам, Т Секстия – к битуригам, Г. Каниния Ребила – к рутенам, каждого с одним легионом. Кв. Туллий Цицерон и П. Сульпиций должны были занять зимние квартиры в городах эдуев Кабиллоне и Матис коне для обеспечения подвоза провианта. А сам он решил зимовать в Бибракте. На основании донесения Цезаря об этой победе в Риме назначается двадцатидневное молебствие.

"Записки о Галльской войне" представляют собой очень четкое последовательно изложение первых семи лет пребывания Цезаря в Галлии. Наиболее крупные и угрожающие события рассказаны Цезарем в I и в VII 1книгах, а именно - война с германским вождем Ариовистом, вторгшимся в пределы Галлии (кн. I), и последнее огромное восстание всех галльских племен под предводительством арверна Верцингеторига (кн. VII). Остальные книги рассказывают и о непрерывных столкновениях и схватках то с одним, то с другим племенем галлов и германцев и об оборонительных и наступательных экспедициях на территории нынешней Франции, Бельгии и даже Англии, и об опасных зимовках в лагерях. Повествование ведется в спокойном, почти эпическом тоне, без отчетливо намеченного композиционного плана, исключительно в третьем лице и сперва производит впечатление настолько объективного и бесстрастного отчета, что, только вчитываясь в это своеобразное произведение, можно уловить и глубоко заложенную в нем сознательную политическую тенденцию, и сдержанный, но выразительный боевой пафос.
Однако, несомненно, Цезарь, не делавший никогда ни одного необдуманного шага, прекрасно знал, зачем он опубликовал эти "Записки" и по-чему он составил их именно в таком виде - в форме спокойного, фактического, в известной мере сухого и однообразного повествования документального характера. Даже название "Commentarii", данное самим Цезарем его произведению (именно так называет его Цицерон в диалоге "Брут" (§ 262) через несколько лет после его появления), подчеркивает деловой характер его сочинения и должно заранее отвести от автора подозрения в желании выставить себя на первый план, восхвалить свои подвиги и вообще составить историю того типа, которая была хорошо известна Цезарю по греческим образцам и которую бранил еще Полибий - историю литературно-риторическую. Цезарь хорошо понимал, насколько большое впечатление произведет на римского читателя точный рассказ о подлинных боях с указанном имен лиц, названий местностей и подробным раскрытием всей обстановки. В силу этого повествовательный элемент является господствующим в "Записках". Цезарь, по-видимому, охотно принимал позу "простого военного" и подчеркивал свой интерес к чисто военным вопросам, интерес, который у него, несомненно, был очень велик, но все же был для него не целью, а средством. И при внимательном чтении "Записок" все яснее выступает в их повествовательных частях определенная тенденция, а именно - показать и доказать, что не только все войны в Галлии, но и экспедиции за Рейн и в Британию совершенно необходимы для безопасности Римского государства и для поднятия его престижа. Именно такое освещение его деятельности было нужно Цезарю для завоевания общественного мнения в его пользу и для опровержения обвинений, исходивших от его противников, в том, что он без нужды растрачивает силы римского войска.
Особенно ясно проступает эта тенденция в IV книге "Записок" в рассказе о войне с германскими племенами усипетов и тенкторов. Дело в том, что самый вопрос о законности этой войны был крайне сомнителен, так как во время первых военных стычек между римлянами и германцами в ставке Цезаря находились германские послы, пришедшие с предложением договориться о расселении германцев по западной стороне течения Рейна без открытия военных действий. Положение было настолько неясно, что противники Цезаря в сенате во главе с Катоном требовали отдачи Цезаря под суд за нарушение посольского права или даже выдачи его германцам. Поэтому Цезарь изображает весь этот эпизод в хронологическом порядке в крайне спокойном, как будто незаинтересованном тоне следующим образом: "Услыхав о переходе Рейна усипетами и тенктерами, которых выгнали свевы и которые желали поселиться на землях галлов, Цезарь отправился к войску ранее, чем обыкновенно, чтобы пресечь войну, пока она еще не приняла более опасного оборота. По своем прибытии он убедился в том, что его предположения подтвердились... Обеспечив себя продовольствием и набрав конницу, он пошел походом в те местности, в которых, по слухам, находились германцы..." (IV, 6-7). С послами, прибывшими от германцев, Цезарь говорил сурово и отказывался дать им обещание не продвигаться вперед хотя бы в течение трех дней, так как, предполагал он, они поджидают возвращения большого конного отряда и именно с этой целью добиваются отсрочки (гл. 9). Послы отправились к своим и вернулись через три дня, опять прося Цезаря не двигаться дальше и дать им еще три дня. "Цезарь понимал, что все это клонится к тому, чтобы выиграть эти три дня и дать вернуться отсутствующим всадникам. Он отдал приказ своему конному авангарду не нападать на врага, а если на них нападут, то ограничиваться обороной, пока он сам не подойдет с главными силами" (гл. 11). Но всадники Цезаря в тот день, на который было назначено перемирие, подверглись нападению германской конницы, по-видимому, потому, что продвинулись на 4 мили вперед за водой, что, по словам Цезаря, было договорено с послами. Печальные результаты этого боя Цезарь подчеркивает: "В этом сражении было убито из наших всадников 74 человека, в том числе храбрый и очень знатный аквитанец Пизон, дед которого был некогда царем своего народа и получил от нашего сената титул друга" (гл. 12). Далее Цезарь рассказывает о героической гибели Пизона и его брата, которые оба погибли, спасая друг друга, и только после этого отступления переходит к решительному оправданию своих действий: "После этого сражения Цезарь считал уже совершенно недопустимым выслушивать послов и принимать какие-либо предложения от людей, которые сначала лживо и коварно просили мира, а затем сами, без всякого повода, открыли военные действия ... Он сообщил легатам и квесторам свое решение не терять ни одного удобного дня для сражения. Но тут весьма кстати случилось, что на следующий день к Цезарю в лагерь явились в большом количестве - столь же вероломно и лицемерно - германцы вместе со своими князьями и старейшинами будто бы для извинения в том, что их люди завязали сражение вопреки соглашению и их собственной просьбе, а также для того, чтобы по возможности обманно выпросить себе новую отсрочку. Цезарь был очень рад, что они попались ему в руки и приказал их задержать, сам же выступил со всем своим войском из лагеря..." (гл. 13). Захваченные врасплох, германцы были разбиты на голову; немногие из них "завязали сражение между обозными телегами; но вся остальная масса, состоявшая из женщин и детей, бросилась бежать врассыпную; в погоню за ними Цезарь послал конницу..." (гл. 14). Многие погибли в Рейне, "не справившись ни со своим страхом и утомлением, ни с силой течения. Наши все до одного, за исключением весьма немногих раненых, благополучно вернулись в лагерь, избавившись от очень опасной войны, так как число неприятелей доходило до 430 тысяч человек" (гл. 15).
Ясно, что на самом деле основные силы германцев вовсе не "открывали военных действий" и что сражение совершенно сознательно, подготовив все заранее, начал Цезарь. Однако приведенные выше отрывки, в которых субъективность освещения событий несомненна, в полном тексте тонут среди подробного спокойного повествования. По-видимому, сомнения Катона в справедливости поступков Цезаря были достаточно обоснованы, хотя и точка зрения Цезаря, что полчища германцев, перешедших в Галлию, могут угрожать Риму, тоже имела за собой грозные исторические примеры.
Однако Цезарю недостаточно было оправдать себя по поводу этой битвы, ему надо было доказать необходимость экспедиции за Рейн. К этому он и переходит и изображает ее не только как необходимую для Рима, но и предпринятую им в целях защиты союзного племени убиев: "По окончании войны с германцами Цезарь по многим причинам счел необходимым переправиться через Рейн. Важнейшей из них было желание внушить германцам... страх за их собственные владения... Наконец, убии... теперь настойчиво просили помочь им против притеснений со стороны свевов... и обещали большое число кораблей для переправы войска... Но переправу на судах Цезарь считал небезопасной и не соответствующей его личной чести и достоинству римского народа" (гл. 16-17). Первый мотив был, конечно, существенное; "союзники" убии могли утопить римское войско в Рейне или, перевезя его на другой берег, отрезать ему отступление. Далее начинается знаменитый рассказ о невероятно быстрой - в 10 дней - постройке моста через Рейн. За Рейном Цезарь провел 18 дней и, узнав, что свевы собираются обороняться и "полагая, что им достаточно сделано для славы и пользы римского народа, он вернулся в Галлию и снес мост" (гл. 19).
Этот отрывок приведен нами так подробно как чрезвычайно типичный для всей писательской манеры повествования Цезаря, которая под кажущимся беспристрастным хронологизмом скрывает явное намерение оправдать все свои действия. В данном случае это ему, несмотря на все старания, все же удается не вполне.
Несколько сходный эпизод имеется и во II книге, где рассказано, как после нарушения адуатуками условий капитуляции "Цезарь приказал всю военную добычу с этого города продать с аукциона. Число проданных жителей, о котором ему было доложено покупщиками, было 53 000 человек" (II, 33). Не раз говорит Цезарь и о своем недоверии к послам других народов, даже к послам своих друзей эдуев, отпавших от Рима во время восстания Верцингеторига. "Втайне они задумывали войну и посылали для этой цели посольства к прочим общинам... Все это Цезарь хорошо понимал. Тем не менее он отвечал послам со всей ласковостью, на которую был способен: из-за глупости и легкомыслия черни он не намерен... лишать эдуев своего обычного благоволения" (VII, 43). Но по отношению к римским послам Цезарь требует безусловного уважения: когда венеты "задержали Силия и Велания" и "отправили к Крассу посольство с предложением вернуть им заложников, если он желает получить назад своих людей" (III, 8), Цезарь немедленно начал войну и, победоносно закончив ее, "решил строго покарать венетов, чтобы на будущее время варвары относились с большим уважением к праву послов, и приказал весь их сенат казнить, а всех остальных продать с аукциона" (III, 16).
Итак, все, что делает Цезарь, направлено, по его словам, только к славе Рима, только о ней он и заботится.
Однако нигде не прибегая к явному самовосхвалению, Цезарь, чтобы сообщить своему повествованию характер полной правдивости, не скрывает и своих неудач и рассказывает о них так же подробно, как и о своих успехах. Одним из наиболее интересных и драматических эпизодов в его "Заметках" является описание тяжелого поражения Котты и Сабина, попавших в ловушку князя галльского племени эбуронов Амбиорига (V, 27-37). Сжатый рассказ о гибели легиона рассчитан на сильное впечатление, причем Цезарь отмечает различное поведение двух вождей - растерянность Сабина и доблесть Котты, но воздерживается от какого бы то ни было проявления чувства. "Сабина окружили и убили. Тогда эбуроны по своему обыкновению закричали: "Победа! Победа!" и, бросившись с диким воем на наших, прорвали их ряды. Здесь был убит с оружием в руках Котта и большая часть его отряда. Остальные отступили в лагерь, перед этим ими покинутый. Из них орлоносец Л. Петросидий, теснимый массой врагов, бросил орла через вал в лагерь, а сам с чрезвычайной храбростью сражался перед лагерем, пока не был убит.
Они с трудом выдерживали штурм вплоть до ночи, а ночью, потеряв всякую надежду на спасение, все до одного покончили с собой. Лишь немногие спаслись из сражения, после блужданий по лесам добрались до зимнего лагеря легата Т. Лабиена и принесли ему вести о случившемся" (V, 37).
Цезарь не скрывает даже того, что его воины не всегда бывают бесстрашны. "Только что набранные солдаты, - говорит он, - без боевой опытности, глядят военному трибуну и центурионам в глаза и ждут их указаний. Нет такого храброго человека, которого неожиданность не смутила бы" (VI, 39). Все же гораздо чаще он подчеркивает ту исключительную храбрость, с которой сражались "наши" (nostri), - это то единственное употребление первого лица, которое Цезарь позволяет себе.
Так, при нападении нервиев на зимний лагерь Квинта Цицерона, ответившего их послам, что "римский народ не привык принимать условий от вооруженных врагов" (V, 41), "наши солдаты проявили замечательную храбрость и присутствие духа: хотя их со всех сторон палил огонь и снаряды сыпались на них градом и хотя они видели, что горит весь обоз и всё их имущество - не только никто не отходил от вала, чтобы совсем его покинуть, но почти никто даже не оглядывался, а все сражались с необыкновенным ожесточением и отвагой" (V, 43).
В свое повествование Цезарь охотно вводит эпизоды, повествующие о подвигах отдельных людей. В его рассказе всегда точно приводятся имена римских военачальников, притом не только легатов и военных трибунов, но и центурионов, что, конечно, было мощным средством для приобретения популярности среди воинов. Из военачальников особенно часто упоминаются Тит Лабиен, впоследствии изменивший Цезарю, и младший брат Цицерона, Квинт, к которому Цезарь относился в это время очень благосклонно. Весьма вероятно, что и упоминания имен отдельных лиц, состоявших в высоких чинах, и их заслуг тоже делалось с определенной целью - завоевать себе сторонников не только в войске, но и в Риме, среди их приверженцев и друзей. Похвалы же низшим чинам тоже были в известной степени приемом демагогическим; конечно, это не исключает и того, что Цезарь любил свое войско и гордился его успехами. С точки зрения литературной такие эпизоды сильно оживляют повествование. Таков, например, рассказ о двух центурионах Пулионе и Ворене, между которыми был постоянный спор о том, кто из них заслуживает предпочтения для получения первого ранга, и которые в бою спасли друг другу жизнь, так что "нельзя было решить, кого из них следует признать храбрей другого" (V, 44) ; или рассказ о тяжело раненном центурионе Секстин Бакуле, который "уже пятый день не принимал пищи", по первым бросился на защиту ворот лагеря Цицерона, "лишился чувств от многих тяжелых ран, и его с трудом спасли, передавая с рук на руки" (VI, 38). Наиболее сильный эпизод такого рода - рассказ об орлоносце, прыгнувшем с корабля в воду перед высадкой на британский берег. Он "обратился с мольбой к богам, чтобы его поступок принес счастье легиону и сказал: "Прыгайте, солдаты, если не хотите предать орла врагам, а я во всяком случае исполню свой долг перед родиной и императором". С этим громким призывом он бросился с корабля и пошел с орлом на врагов. Тогда наши ободрили друг друга и, чтобы не навлекать на себя великого позора, все до одного спрыгнули с корабля" (IV, 25). Цезарь отмечает, однако, не только храбрость своих воинов, но и выдающуюся храбрость врагов. При осаде Алезии, когда римляне подвезли к воротам башню, "один галл бросал по направлению к башне в огонь передаваемые ему из рук в руки комки сала и смолы. Пораженный в правый бок выстрелом из скорпиона, он пал бездыханным. Один из его соседей перешагнул через его труп и продолжал его дело; он точно так же был убит выстрелом из скорпиона, его сменил третий, третьего - четвертый. И этот пункт только тогда был очищен, когда... сражение вообще закончилось" (VII, 25). Из приведенных примеров видно, насколько искусно умел Цезарь изображать события так, как это было ему нужно, и так, чтобы они производили максимальное впечатление и давали читателю представление о тех страшных опасностях, каким подвергаются римляне в Галлии и от каких они своей жизнью защищают Рим, и о тех победах, которые они одерживают. Цезарь достигал своей цели. Не раз назначались в Риме благодарственные молебствия богам после известий о его завоеваниях, о чем Цезарь тоже трижды упоминает в "Записках" (II, 35; IV, 38; VII, 90). Только крайние консервативные республиканцы, как Катон, продолжали относиться к нему холодно и враждебно; более впечатлительный и неустойчивый Цицерон, гордившийся успехами брата и уже озабоченный сохранением хороших отношений с Цезарем, в своей речи "О консульских провинциях" передает отголоски тех восторгов, которые деятельность Цезаря вызывала в Риме.
"Цезарь счел нужным не только воевать с теми, кто с оружием в руках восставал против римлян, но покорить всю Галлию... Теперь наше государство кончается там же, где кончаются и эти страны... Пусть теперь падут Альпы! Ибо по ту сторону этих гор до самого океана нет ничего, чего бы Италия должна была страшиться" ("О консульских провинциях", 13-14).
Однако сомнения в том, действительно ли вполне правдив рассказ Цезаря о событиях в Галлии, возникли, по-видимому, довольно скоро после его смерти. Светоний передает мнение Асиния Поллиона, близко стоявшего к Цезарю, правда, не в Галльской, а в гражданской войне. Он говорит, что "Записки" составлены не очень внимательно и с недостаточным соблюдением истины, ввиду того что Цезарь легкомысленно верил многому, что якобы было совершено другими; "а то, что он сам совершил, он изобразил неправильно, либо с определенным намерением, либо потому, что это выпало из его памяти" (Светоний, "Цезарь", 56).
Освещение событий со своей точки зрения Цезарь дает не только в ходе самого повествования, но и в речах, которые имеют немалое значение в "Записках о Галльской войне". В манере античной историографии они сочинены самим Цезарем соответственно той общей ситуации, о которой в данном месте идет речь, а также в согласии с его личными политическими целями. Обмен речами между Ариовистом и Цезарем - наиболее яркий пример тенденциозности речей в "Записках", но если под этим углом зрения, в связи с исторической обстановкой, рассмотреть все приводимые речи, то могут открыться и другие важные указания на политические отношения последнего десятилетия перед гражданской войной.
Довольно значительным элементом в "Записках" Цезаря являются географические и этнографические сведения. Галлию Цезарь знал хорошо, а за точное указание собственных имен лиц и местностей ему должны быть благодарны как лингвисты-кельтоведы, так и специалисты по топонимике Франции. Германию он знает значительно хуже и сообщает о ней даже некоторые фантастические сведения, как, например, о существовании там оленя-единорога.
Значительно ценнее и интереснее его сообщения этнографического характера - о быте галлов и германцев. Конечно, и в них имеется определенная тенденция, присущая колонизаторам, - изобразить галлов детьми, требующими опеки. Цезарь относится к ним снисходительно, по уважение к ним чувствует только в некоторых случаях, когда они проявляют храбрость в бою. К германцам он относится серьезнее, считая их, по-видимому, более опасными врагами.
Все этнографические описания, приводимые Цезарем (особенно характеристика галлов и германцев, VI, 11-24), высоко ценятся историками, и в значительной степени именно на основании их Ф. Энгельсом написаны блестящие главы о "высшей ступени варварства" в "Происхождении семьи, частной собственности и государства". Чрезвычайно существенным считается сообщение Цезаря о ежегодном переделе земли у свевов (IV, 1), о низком уровне земледелия у германцев (VI, 23), очень важны сведения о существовании "группового брака" у жителей Британии (V, 14).
Для специалистов по истории стратегии и военной техники "Записки о Галльской войне" представляют тоже немалый интерес. С увлечением знатока Цезарь описывает способы боя, расстановку войск, систему постройки укреплений (например, VIT, 72-75), а его описание наведения моста через Рейн (IV, 17) издавна привлекало внимание инженеров. Хорошо известно, что "Записки" Цезаря были одной из любимых книг Суворова.
За всеми этими внешними подробностями в "Записках о Галльской· войне" образ самого Цезаря скрывается. Он выступает в самые решающие моменты, он спешит на помощь своим, когда они попадают в беду, он дружелюбен и милостив к галлам-союзникам и беспощаден к врагам.
Но в этом первом сочинении Цезаря еще нет портрета с теми чертами, которые Цезарь сознательно хотел закрепить за своим образом. Это он делает в "Записках о гражданской войне".

1. Галлия по всей своей совокупности разделяется на три части. В одной из них живут бельги, в другой – аквитаны, в третьей – те племена, которые на их собственном языке называются кельтами, а на нашем – галлами. Все они отличаются друг от друга особым языком, учреждениями и законами. Галлов отделяет от аквитанов река Гарумна, а от бельгов – Матрона и Секвана. Самые храбрые из них – бельги, так как они живут дальше всех других от Провинции с ее культурной и просвещенной жизнью; кроме того, у них крайне редко бывают купцы, особенно с такими вещами, которые влекут за собою изнеженность духа; наконец, они живут в ближайшем соседстве с зарейнскими германцами, с которыми ведут непрерывные войны. По этой же причине и гельветы превосходят остальных галлов храбростью: они почти ежедневно сражаются с германцами, либо отбивая их вторжения в свою страну, либо воюя на их территории. Та часть, которую, как мы сказали, занимают галлы, начинается у реки Родана, и ее границами служат река Гарумна, Океан и страна бельгов; но со стороны секванов и гельветов она примыкает также к реке Рейну. Она тянется к северу. Страна бельгов начинается у самой дальней границы Галлии и доходит до Нижнего Рейна. Она обращена на северо-восток. Аквитания идет от реки Гарумны до Пиренейских гор и до той части Океана, которая омывает Испанию. Она лежит на северо-запад.

2. У гельветов первое место по своей знатности и богатству занимал Оргеториг. Страстно стремясь к царской власти, он, в консульство М. Мессалы и М. Писона (1), вступил в тайное соглашение со знатью и убедил общину выселиться всем народом из своей земли: так как гельветы, говорил он, превосходят всех своей храбростью, то им нетрудно овладеть верховной властью над всей Галлией. Склонить на это гельветов было для него тем легче, что по природным условиям своей страны они отовсюду стеснены: с одной стороны весьма широкой и глубокой рекой Рейном, которая отделяет область гельветов от Германии, с другой – очень высоким хребтом Юрой – между секванами и гельветами, с третьей – Леманнским озером и рекой Роданом, отделяющей нашу Провинцию от гельветов. Все это мешало им расширять район своих набегов и вторгаться в земли соседей: как люди воинственные, они этим очень огорчались. Они полагали, что при их многолюдстве, военной славе и храбрости им было слишком тесно на своей земле, которая простиралась на двести сорок миль в длину и на сто шестьдесят в ширину.

3. Эти основания, а также авторитет Оргеторига склонили их к решению приготовить все необходимое для похода, скупить возможно большее количество вьючных животных и телег, засеять как можно больше земли, чтобы на походе было достаточно хлеба, и укрепить мирные и дружественные отношения с соседними общинами. Для выполнения всех этих задач, по их мнению, довольно было двух лет, а на третий год должно было состояться, по постановлению их народного собрания, поголовное выселение. Оргеториг взял на себя посольство к общинам. Во время этой поездки он убеждает секвана Кастика, сына Катаманталеда, который много лет был царем секванов и имел от нашего сената титул друга римского народа, захватить в своей общине царскую власть, которая раньше была в руках его отца; к такой же попытке он склоняет и эдуя Думнорига, брата Дивитиака, который в то время занимал в своей общине высшую должность и был очень любим простым народом. За Думнорига он, кроме того, выдает замуж свою дочь. Оргеториг доказывает им, что эти попытки очень легко осуществимы, так как сам он должен получить верховную власть в своей общине, а гельветы, несомненно, самый сильный народ в Галлии; он ручается, что при своих средствах и военной силе обеспечит им царскую власть. Под влиянием подобных речей они дают друг другу клятвенные обязательства и надеются, что после захвата царской власти они овладеют всей Галлией при помощи трех самых сильных и могущественных народов.

4. Но об этих замыслах гельветы узнали через доносчиков. Согласно со своими нравами (2) они заставили Оргеторига отвечать перед судом в оковах. В случае осуждения ему предстояла смертная казнь посредством сожжения. Но в назначенный для суда день Оргеториг отовсюду собрал на суд всех своих крепостных, около десяти тысяч человек, а также приказал явиться всем своим клиентам и должникам, которых у него было много; при помощи всех этих людей он избавился от необходимости защищаться на суде. Когда возмущенная этим община пыталась вооруженной силой осуществить свое право и власти стали набирать народ из деревень, Оргеториг умер; по мнению гельветов, есть основания подозревать, что он покончил с собой.

5. После его смерти гельветы тем не менее продолжали заботиться о выполнении своего решения выселиться всем народом. Как только они пришли к убеждению, что у них все для этой цели готово, они сожгли все свои города (3) числом до двенадцати, села числом около четырехсот и сверх того все частные хутора, сожгли и весь хлеб, за исключением того, который должны были взять с собой на дорогу, – с тем чтобы не иметь уже никаких надежд на возвращение домой и, таким образом, быть более готовыми на какие угодно опасности: каждому приказано было взять с собой муки на три месяца. Они уговорили также своих соседей – рауриков, тулингов и латовиков – сжечь, подобно им, свои города и села и двинуться вместе с ними. Наконец, они приняли к себе и включили в число своих союзников также боев, которые поселились за Рейном, затем перешли в Норик и осаждали Норею.

6. Было вообще два пути, по которым гельветы могли выступить из своей страны: один узкий и трудный – через область секванов, между Юрой и Роданом, по которому с трудом может проходить одна телега в ряд; кроме того, над ним нависали весьма высокие горы, так что даже очень небольшой отряд легко мог загородить дорогу; другой шел через нашу Провинцию и был гораздо легче и удобнее, так как и между гельветами и недавно покоренными аллоброгами (4) течет река Родан, в некоторых местах проходимая вброд. Самый дальний от нас город аллоброгов в ближайшем соседстве с гельветами – Генава. Из этого города идет мост в страну гельветов. Они были уверены в том, что либо уговорят все еще не примирившихся с римской властью аллоброгов, или же заставят силой дать свободный проход через их землю. Приготовив все необходимое для похода, они назначают срок для общего сбора на берегу Родана. Это был пятый день до апрельских Календ, в год консульства Л. Писона и А. Габиния.

7. При известии о том, что гельветы пытаются идти через нашу Провинцию, Цезарь ускорил свой отъезд из Рима, двинулся самым скорым маршем в Дальнюю Галлию и прибыл в Генаву. Во всей Провинции он приказал произвести усиленный набор (вообще же в Дальней Галлии стоял только один легион) и разрушить мост у Генавы. Как только гельветы узнали о его прибытии, они отправили к нему послами знатнейших людей своего племени. Во главе посольства стояли Наммей и Веруклетий. Они должны были заявить, что гельветы имеют в виду пройти через Провинцию без всякого для нее вреда, так как никакого другого пути у них нет, и просят его соизволения на это. Но так как Цезарь помнил, что гельветы убили консула Л. Кассия, разбили его армию и провели ее под ярмо (5), то он не считал возможным согласиться на их проход: он понимал, что люди, враждебно настроенные, в случае разрешения пройти через Провинцию не воздержатся от причинения вреда и насилий. Однако, чтобы выиграть время до прихода набранных солдат, он ответил послам, что ему нужно будет время, чтобы об этом подумать: если им угодно, то пусть они снова явятся к апрельским Идам.

8. Тем временем, при помощи бывшего при нем легиона и солдат, которые уже собрались из Провинции, он провел от Леманнского озера, которое изливается в реку Родан, до хребта Юры, разделяющего области секванов и гельветов, вал на протяжении девятнадцати миль в шестнадцать футов высотой и ров (6). По окончании этих сооружений он расставил вдоль них посты и заложил сильные редуты, чтобы тем легче задержать врагов в случае их попытки пройти против его воли. Как только наступил условленный с послами день и они снова к нему явились, он объявил им, что, согласно с римскими обычаями и историческими прецедентами, он никому не может разрешить проход через Провинцию, а если они попытаются сделать это силой, то он сумеет их удержать. Гельветы, обманувшись в своих надеждах, стали делать попытки, иногда днем, а чаще ночью, прорваться частью на связанных попарно судах и построенных для этой цели многочисленных плотах, отчасти вброд, в самых мелких местах Родана. Но мощь наших укреплений, атаки наших солдат и обстрелы каждый раз отгоняли их и в конце концов заставили отказаться от их попыток.

Уникальная летопись военных походов, написанная гениальным полководцем, – ценный исторический документ, отмеченный подлинным литературным талантом. Юлий Цезарь не только описывает свои походы и сражения, он сообщает бесценные сведения, касающиеся культуры Галлии, Германии, Британии I века до н. э., и подробности собственной жизни, которые тем более интересны, поскольку речь идет о великом государственном деятеле. Его культурологические замечания, безусловно, подчинены трактовке военных вопросов, но тем не менее дают наиболее полное представление о землях, которые завоевали римляне под предводительством Цезаря, о вождях кельтских и германских племен той эпохи.

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Записки о Галльской войне (Гай Юлий Цезарь, 2014) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Вступление

ДАТЫ ЖИЗНИ ЮЛИЯ ЦЕЗАРЯ

100 г. Родился 12 июля – в месяц, названный впоследствии его именем. Сын С. Юлия Цезаря и Аурелии.

86 г. Избран жрецом Юпитера (главным жрецом) при помощи дяди С. Мария.

84 г. Женился (1-й раз) на дочери Л. Цинны Корнелии.

80 г. Удостоился награды «дубовый венок» за спасение жизни римлян при штурме Митилены.

78 г. Подвергся преследованию Долабеллы за вымогательство.

76 г. Захвачен пиратами. Избран военным трибуном.

74 г. Набрал отряд добровольцев на Родосе и поддержал Карию против Митридата.

68 г. Послан квестором в Испанию поправить финансы страны.

67 г. Женился (2-й раз) на кузине Помпея Помпее. Помог провести Закон Габиния, ставивший Помпея во главе борьбы со средиземноморскими пиратами.

66 г. Поддержал Закон Манилия, ставивший Помпея во главе борьбы с Митридатом.

65 г. На должности эдила организовал пышные народные зрелища.

63 г. Избран Главным понтификом. Выступил в сенатских дебатах вокруг сообщников-заговорщиков Катилины.

62 г. Претор: временно отстранен сенатом от выполнения обязанностей за оппозицию, но немедленно восстановлен в должности с соответствующими извинениями.

61 г. Наместник, в качестве пропретора Дальней Испании. Нанес несколько поражений лузитанам.

60 г. Сформировал с Помпеем и Крассом первый триумвират.

59 г. Консул (впервые) вместе с Бибулом. Назначен наместником в качестве проконсула Цизальпинской Галлии, Нарбонской Галлии (Провинция) и Иллирии на пять лет, то есть с 1 марта 59 по 28 февраля 54 г. Женился (3-й раз) на Кальпурнии, дочери Л. Кальпурния Пизона. Дочь Цезаря Юлия выходит замуж за Помпея.

58–51 гг. Военные походы в Галлии, Германии и Британии.

56 г. Встреча триумвиров в Лукке: наместничество Цезаря продлено на пять лет, то есть до конца февраля 49 г.

55 г. Помпей и Красе – консулы.

54 г. Смерть Юлии.

53 г. Гибель Красса после битвы с парфянами при Каррах.

51–50 гг. н. э. Споры в Риме вокруг наместничества Цезаря и второго консульства.

49 г. Сенат постановил, чтобы Цезарь распустил свою армию. Однако он пересек реку Рубикон, что означало гражданскую войну. Диктатор (впервые) на одиннадцать дней.

48 г. Консул (повторно). Нанес поражение Помпею в битве при Фарсале в Фессалии. Диктатор (повторно) до конца 46 г.

47–48 гг. Гибель Помпея. Усмирение Египта: Цезаря едва не убили в Александрии. Усмирение Малой Азии после победы Цезаря при Зеле («Пришел, увидел, победил») в сражении против боспорского царя Фарнака (сына Митридата VI Евпатора).

46 г. Консул (в третий раз). Война в Северной Африке: в битве при Тапсе Цезарь побеждает сторонников Помпея. Диктатор (в третий раз) на десять лет.

45 г. Единоличный консул (в четвертый раз). Диктатор. Война в Испании. В битве при Мунде Цезарь побеждает сыновей Помпея (Гнея и Секста) и их войска. Триумф Цезаря. Дальнейшие почести и должности. Звание «император», звание «отец отечества». Пожизненный диктатор и трибун. Пожизненный префект (цензор).

44 г. Диктатор. 15 февраля на луперкалиях, празднествах в честь Фавна (бог Фавн, покровитель стад, имел прозвище Луперкус, то есть защитник от волков) отверг корону. Убит 15 марта.

Вышеприведенная хронология жизни Цезаря помогает понять, как он выдвинулся в лидеры в 60 году до и. э. и в течение девяти полных лет занимался покорением Галлии, как пять последних лет (49–44 гг. до и. э.) он правил полновластным монархом. В сорок лет он приобрел опыт руководства целым рядом общественных учреждений и в 59 году до и. э. был избран консулом. Он показал себя энергичным защитником народа в последовательной оппозиции сенату. Патриций из древнего рода Юлиев, он набирал опыт как наместник в Испании, успешно командовал войсками. Он стал ведущей силой первого триумвирата, хотя римлянам казалось до поры, что Помпей является величайшим деятелем из троих. Помпей творил чудеса в Азии, но при всех своих достижениях, как военных, так и дипломатических, принимавшихся ворчливо сенатом, он завидовал народной партии. По возвращении в Рим он оказался практически совершенно беспомощным. В истинно гражданском духе Помпей распустил армию, а без нее он утратил шанс на верховную власть. Несомненно, еще до возвращения Помпея Цезарь понял, что возвышение к власти его самого лежит через военные победы, которые расширили бы границы Римской державы. Помпей отправился на Восток. Цезарь искал удачу на Западе. Его дядя Марий сдерживал вторжения варваров в Нарбонской и Цизальпинской Галлии. Опасность опять же угрожала из-за Альп, и Цезарь понимал, что его долг и шанс отличиться находились там. Трибун собственной партии Цезаря, Ватиний, предложил назначить его на пять лет наместником в Цизальпинскую Галлию и соседнюю Иллирию – провинцию на северо-восточном углу Адриатики. Сенат прибавил к этому Нарбонскую Галлию. Помимо квестора Цезарь имел при своем военном совете десять легатов. В его экспедиционные силы отрядили четыре легиона.

Очередность и взаимосвязь походов, в ходе которых Цезарь завоевал Галлию, легко определить, прочитав краткое содержание каждой книги с привлечением карт Галлии. После оборонительных операций против гельветов и Ариовиста (книга 1) на юго-востоке Цезарь перешел в наступление. Вначале были покорены белги (книга 2) на севере, затем венеты и аквитаны (книга 3) на западе и юго-западе. Потом, для предотвращения новых вторжений в Галлию, были использованы легионы, форсировавшие Рейн и пролив между Европой и Британскими островами (книга 4). Вторая экспедиция в Британию (книга 5) обезопасила северо-запад Галлии от нападений из-за моря, но уже наблюдались грозные признаки разложения армии – убийство двух полководцев своими солдатами, яростные атаки на военные лагеря двух других. Военные операции следующего года (53 г. до н. э., книга 6) были направлены против северных племен, для чего следовало форсировать Рейн еще раз. Книга 7 полностью посвящена описанию грандиозного восстания галлов под предводительством Верцингеторига, в ходе которого племена Центральной Галлии, ведомые арвернами и даже поддержанные эдуями, осуществили отчаянную, но безуспешную попытку освободиться от власти Рима. В начале книги 8 нам сообщают, что «вся Галлия покорена», но было бы правильнее сказать (как в § 24), что «наиболее воинственные племена подчинены», поскольку еще оставалось несколько центров сопротивления и несколько вождей, которых следовало усмирить. Последние главы книги показывают, что в 50 году до н. э. в Галлии воцарилось спокойствие, но в Италии события стремительно и неотвратимо развивались в направлении гражданской войны. В январе 49 года Цезарь перешел реку Рубикон.

Полководцами не рождаются, но становятся, благодаря учебе и опыту. Едва ли можно сомневаться, что Цезарь присовокупил к изучению театра военных действий детальное знакомство с недавними военными походами римских полководцев, таких как Серторий (ок. 123–72 гг. до н. э., римский политический деятель, в ходе гражданской войны боровшийся против Суллы. Организовал в Испании центр сопротивления верховной власти с сенатом и боеспособной армией, которая успешно сражалась с посланной в 77 г. до и. э. в Испанию армией Помпея. В 72 г. до и. э. Серторий был убит во время пира одним из своих приближенных, изменившим правителю. После этого Помпей разбил серторианцев и вернул Испанию Риму. – Ред. ), Лукулл и Помпей. Он знал толк в военных делах и до Галльской войны, но для него, как и для Оливера Кромвеля, возможность командовать большой армией явилась как бы случайно, когда ему было уже за сорок. Ключ к пониманию полководческого искусства Цезаря, что констатируют и подразумевают все комментаторы его труда, заключался в скорости, быстроте. Он быстро делал расчеты и принимал решения, быстро передвигался, чтобы сохранять инициативу, брать противника врасплох и дробить его силы. Он был скор в бою, чтобы воспользоваться тактическими возможностями, исправлять ошибки. Он всегда быстро преследовал, хорошо понимая, что лишь преследование противника до конца обеспечит решающую победу. Такая быстрота Цезаря в ходе боевых действий не была подарком судьбы – она была обусловлена его личными качествами и военной обстановкой. Он обладал всесокрушающей энергией, был храбр, не зная страха и презирая опасности, но не был безрассудным.

Он сочетал в военных походах смелость и осмотрительность. Он не только планировал свои сражения, но пользовался удобным случаем.

Сильный телом, душой и характером, он тем не менее сохранил столько человечности, что завоевал любовь военачальников и искреннее восхищение солдат. В книге Цезарь предстает как человек, столь же великодушный в поощрении, сколь мягкий в порицании, столь же заботящийся о своих воинах, сколь равнодушный к собственным нуждам, склонный к тому, чтобы вести, но не подгонять, ясно видящий и упорно преследующий главную цель сквозь перипетии войны. Он был снисходителен к промахам сподвижников, даже к ошибкам своих командиров, но относился беспощадно к подлинным порокам солдата: трусости, своеволию и дезертирству. Дисциплина, в представлении Цезаря, покоилась в действительности на взаимопонимании и взаимоуважении. Любовь к нему армии, как к человеку и солдату, росла. Воины верили в его полководческий дар.

Цезарь понимал, что значит моральный дух армии, – он знал, как его поднять и поддерживать на высоком уровне. Обученные и ведомые подобным образом, войска пойдут куда угодно и сделают все, что надо.

Но одно превосходство в боевом духе не даст военного успеха. Солдаты тоже люди, и армия не может существовать и успешно воевать без продовольствия и вооружения, без организации передвижения, средств транспорта. Мудрый полководец отличается тем, что оценивает и предвидит материальные потребности войск. Совершенно ясно также, что быстрота Цезаря на поле боя и на театре военных действий была возможной только благодаря самому пристальному и постоянному вниманию к мельчайшим деталям управления войсками. И достижения легионов Цезаря в Галлии в ратном труде не менее примечательны, чем выигранные сражения. С поразительной быстротой и находчивостью римляне строили боевые корабли, средства передвижения, мосты, укрепления, осадные орудия. И всегда и везде проявлял себя выдающийся ум Цезаря. Он подбирал нужных командиров для руководства работами. Проявлял горячую заинтересованность в их успешном осуществлении, несмотря на всю сложность. Цезарь планировал и добивался успеха, вопреки самым трудным условиям.

В завоевательных войнах, какой была кампания Цезаря в Галлии, не меньше, чем военная, требовалась государственная мудрость, чтобы заставить завоеванные народы примириться с новой властью. Цезарь справился с этой двойной задачей. В самом деле, он действовал как государственный деятель и воин одновременно. С истинно имперской прозорливостью он поставил правление за Альпами в Галлии на столь справедливый и прочный фундамент, что лишил врагов желания мстить (ограбив Галлию, продав в рабство около миллиона ее жителей и еще столько же убив. – Ред. ). Он обратил их в лояльных и законопослушных подданных. На многие годы на территории Галлии воцарился мир. Жители Галлии перешли на гражданскую и военную службу Римской державе, хозяином которой в скором времени должен был стать Цезарь. Триумвират, возобновившийся в 56 году до и. э., прекратил свое существование в 53 году, когда погиб Красе. Связь между Помпеем и Цезарем ослабла со смертью Юлии в 54 году. Теперь осталось два соперника, и мечу было суждено решить, какой из них выживет и будет править.

То, как публиковались записки Цезаря о Галльской войне, – вопрос открытый. Некоторые ученые считают, что первые семь книг были написаны зимой 52/1 года до и. э. и опубликованы в 51 году. Их выход в свет в это время, несомненно, представлял особую ценность, как указание римлянам на преимущество стратегии и политики Цезаря и как оправдание в сенате его кампании и завоеваний для Римской державы (тогда еще республики). Эти семь книг объединены стилистически, что подкрепляет версию об их одновременной публикации. Но из того, что они опубликованы вместе, вовсе не следует, что они были написаны в одно время. При чтении их и переводе трудно избежать впечатления, что эти книги представляют собой в действительности популярное издание с предисловиями, примечаниями и отступлениями – иными словами, комментарием к посланиям Цезаря в сенат в конце каждого года военной кампании. Нет нужды предполагать и доказывать по отдельным фрагментам текста, что комментарии Цезаря содержат реальные слова докладов и донесений, полученных от военачальников и штаба. Но он вполне мог использовать эти доклады и донесения как материал для собственных депеш в сенат, а вставлять фрагменты из них дословно в свои комментарии. Депеши в сенат были в наличии, когда Светоний описывал жизнь Цезаря. Сам биограф отмечает, что они были представлены в виде тетрадей с тщательно пронумерованными страницами. Записки – что подразумевает само их название – воспринимались Цицероном и Гирцием в качестве материала скорее для историка, чем для самой истории.

Современники Цезаря и деятели более поздних времен – Цицерон, Асиний Поллион, Светоний, Тацит, Квинтилиан, Авл Гелий – считали его знатоком латинского языка. Как оратор он уступал только Цицерону. Литературный стиль «Записок о Галльской войне», простой, непосредственный, лишенный витиеватости, понравился самому Цицерону. Даже Асиний Поллион со свойственным ему стремлением находить неточности в «Записках», которые, как он полагал, будут учтены автором, не имел ничего против их стиля. Популярность книги видят в отдельных проявлениях риторики – блестящих в своем роде – и редкости технических подробностей.

Текст «Записок о Галльской войне» доставляет некоторые трудности, но они ничем не похожи на трудности текста рукописи «О гражданской войне». Рукописи входят в две основные группы, имеющие общий первоисточник. В первой группе (состоящей только из рукописей «Записок о Галльской войне») наиболее важными являются рукописи литеры А (в Амстердаме) IX–X веков, литеры В и М (в Париже) IX и XI веков соответственно и литеры R (в Ватикане) X века. Во второй группе (состоящей из всей совокупности рукописей Цезаря) – это рукописи литеры Т (в Париже) XI века и литеры U XII века. Ниппердей, который выделяется среди придирчивых издателей наследия Цезаря, основывал текст своего издания (1847 г.) на первой группе рукописей, но вторая группа получила солидную поддержку ученых позднего времени, особенно X. Мойзеля. Текст, вышедший в настоящем переводе, опирается на примечания Ниппердея и Р. дю Понте (к Scriptorum Classicorum Bibliotheca Oxoniensis), но в нескольких фрагментах учтены поправки, предложенные доктором Райсом Холмсом в его переработанном издании 1914 года.

Перевод сделан большей частью самостоятельно, с учетом переводов Голдинга (1565), В.А. М’Девитта и B.C. Бохна (1851), Т. Райса Холмса (1908) и Ф.П. Лонга (1911). В переводе военных терминов – воинских званий, технических средств, войсковых формирований, относящихся к передвижению войск, и т. п. – было взято за правило давать ближайшие современные эквиваленты.