Цветаева молодец анализ. Сказочные сюжеты в творчестве М.Цветаевой

Рецензии на произведения Марины Цветаевой Цветаева Марина

Ю. Айхенвальд Рец.: Марина Цветаева Молодец: Сказка{76}

Ю. Айхенвальд

Рец.: Марина Цветаева

Молодец: Сказка {76}

Сказка эта написана стихами и написана так, что ее трудно понять. Виною в этом не непонятливость читателя, а непонятливость книжки. Такого мнения держится, по-видимому, и сама сказочница; оттого она и приходит на помощь своему читателю в его затруднительном положении и в одном подстрочном примечании оговаривает: «относится к Марусе», а в другом подстрочном примечании оговаривает: «вопросы ее, ответы - бариновы». Эти пояснения необходимы, потому что текст сам за себя не говорит. Со стороны автора любезно такие пояснения давать, но мы предпочли бы ясность самого текста. Ведь сказка, сказка-складка особенно не имеет права требовать от нас напряжений, и хочется ее воспринимать легко, и хочется, чтобы она была проста и прозрачна. Недаром «Молодец» посвящен Борису Пастернаку, одному из темнейших поэтов современности. Но есть логика смысла и есть логика звуков. Если первая у Марины Цветаевой зачастую отсутствует или, по крайней мере, от читателя прячется, то вторая присуща нашей поэтессе вполне. Г-жа Цветаева роскошно купается в звуках, в стихии русского языка или чрезмерного русизма; и одни звуки у нее влекут за собою другие - с какою-то необходимостью. Таким образом, «Молодец» фонетически оправдан и часто слышишь и слушаешь с удовольствием его самодовлеющее звучание - например, такое: «что ж барин? бражничает? буйствует? шпажничает? жизнью небрежничает? с цветком нежничает; цвет мой - найденыш, жар мой в ладонях, князь мой затворник, красный поддонник». Если же, сверх звуков, вам хочется получить еще и смысловое наслаждение, то для этого изощрите все свое внимание и понимание.

Из книги Рецензии на произведения Марины Цветаевой автора Цветаева Марина

К. Бальмонт Марина Цветаева{26} Наряду с Анной Ахматовой, Марина Цветаева занимает в данное время первенствующее место среди русских поэтесс. Ее своеобразный стих, полная внутренняя свобода, лирическая сила, неподдельная искренность и настоящая женственность настроений

Из книги Гибель Марины Цветаевой автора Кудрова Ирма

И. Эренбург Марина Ивановна Цветаева{30} Горделивая поступь, высокий лоб, короткие, стриженые в скобку волосы, может, разудалый паренек, может, только барышня-недотрога? Читая стихи, напевает, последнее слово строки кончая скороговоркой. Xорошо поет паренек, буйные песни

Из книги автора

Е. Шкляр Рец.: Марина Цветаева Царь-Девица: Поэма-сказка. Пб. - Берлин: Эпоxа, 1922{48} У многих, даже весьма талантливых, писателей и поэтов есть один крупный недостаток, а именно: отсутствие чувства меры. Они не понимают, что то, что им, быть может, кажется еще недостаточно

Из книги автора

Б. Гусман Марина Цветаева{50} Сдвинулись с места вековые пласты, весь мир вспенился и вскипел на жарком пламени войн и революций, «началось мировое кочевье», - говорит Марина Цветаева, - не сдвинулась, не вспенилась и не вскипела лишь душа ее, и в этом ее пафос. Мировое

Из книги автора

А. Свентицкий Рец.: Марина Цветаева Царь-Девица: Поэма-сказка / Рис. Д.Митроxина. М.: Госиздат, 1922{64} Как у молодой жены - да старый муж, Морда тыквой, живет шаром, дышит - терем дрожит… По-видимому, сказка для детей младшего возраста - и начало поэмы и картинки Митрохина

Из книги автора

С. Бобров Рец.: Марина Цветаева Царь-Девица: Поэма-сказка. М.: Госиздат, 1922; Ремесло: Книга стихов. М.-Берлин: Геликон, 1923{68} Пожалуй, что только вот с этих двух книг начинается серьезная история М.И.Цветаевой как поэта. Ее первое, почти что детское выступление («Вечерний

Из книги автора

В. Амфитеатров Рец.: Марина Цветаева М?лодец: Сказка. Прага: Пламя, 1924{79} Предел инфернальности в русском фольклоре - «любовь мертвеца» (мрачная тема, последним несчастием своим, страстностью своей недозволенности, и недозволенностью своей страсти, соблазнявшая стольких

Из книги автора

В. Амфитеатров Рец.: Марина Цветаева М?лодец: Сказка. Прага: Пламя, 1924{80} «М?лодец» - самые подходящие стихи для танца под декламацию, некогда усиленно пропагандировавшегося в Москве г. Александром Струве: Это - сплошная пляска, где ритм и темп властвуют нераздельно,

Из книги автора

А. Рудин Рец.: Марина Цветаева М?лодец: Сказка. Прага: Пламя, 1924{83} Могучему дару вживания во все тонкости и особенности народной речи мы должны быть благодарны нашей родной, русской поэтессе, в прекрасной обработке одарившей нас сказкой о девушке, полюбившей упыря. Ведь мы

Из книги автора

М. Осоргин Поэт Марина Цветаева{85} Марина Цветаева, недавно переселившаяся из Праги в Париж, выступит 6-го февраля на вечере своей поэзии. Будет любопытно послушать стихи в исполнении автора.Марина Цветаева - поэт интересный и не общедоступный. Если я скажу, что,

Из книги автора

А. Чернова В огнь-синь Рец.: Марина Цветаева М?лодец: Сказка. Прага: Пламя, 1924{89} Не ветер в горах Седины отряс. Гудит в мраморах Двенадцатый час. Раскат двенадцатого часа - раскат рока. И под знаком рока - вся поэма М.Цветаевой «М?лодец».Звеньями песен спаян рассказ -

Из книги автора

Д. Святополк-Мирский Рец.: Марина Цветаева М?лодец: Сказка. Прага: Пламя, 1924{96} Значительным событием в русской литературе последних двух-трех лет является необычайный, можно сказать, неожиданный, рост поэтического мастерства Марины Цветаевой. Уже с 1922 года, когда ее

Из книги автора

Д. Святополк-Мирский Рец.: Марина Цветаева. М?лодец: Сказка Прага: Пламя, 1924{97} Первые книги Марины Цветаевой вышли еще в 1910 и 1912 году. Но после того она десять лет ничего не печатала, и только в 1922 году вышло одновременно несколько книг ее стихов, написанных за годы войны и

Из книги автора

А. Чернова Рец.: Марина Цветаева. Новогоднее{127} В «Новогоднем», как и во многих последних вещах М.Цветаевой, обнаруживается тенденция к жесткости слов и рифм, к отрешению от образов во имя мысли, отсутствию длиннот и поэтической воды, ведущая подчас к некоей сухости. Но если

Из книги автора

М. Слоним Марина Цветаева{146} Можно сказать, что нет русского поэта, вокруг которого велось бы больше споров, чем вокруг имени Цветаевой. Одни считают, что она крупнейший лирик пореволюционной поры; другие возмущаются, утверждая, что ее стихи и поэмы - бессмысленное

Из книги автора

Марина Цветаева <Письмо И. В. Сталину> Текст, публикуемый ниже, предлагался вниманию читателя дважды - в вариантах, несколько отличающихся друг от друга. Первой была публикация Льва Мнухина в парижской газете «Русская мысль» (№ 3942 от 21 августа 1992 года) под названием

<«МОЛОДЕЦ» M. ЦВЕТАЕВОЙ. – Д. СВЯТОПОЛК-МИРСКИЙ О ЯЗЫКЕ>

Нельзя сомневаться в исключительной даровитости Марины Цветаевой. Читая ее, нередко приходится думать: «победителей не судят». Все средства, употребляемые ею, - качества не перворазрядного. Вся внешность ее поэзии - скорей отталкивающая. Тон - льстивый, заискивающий, большей частью фальшивый. Но настоящий художник всегда обезоруживает, наперекор предположениям: так и Цветаева. По редкому дару певучести, по щедрости этого дара ее можно сравнить с одним только Блоком. Конечно, шириной, размахом, диапазоном голоса Цветаева значительно превосходит Анну Ахматову. Если же мы, не задумываясь, отдадим «пальму первенства» Ахматовой, то только потому, что стихи - не песня, и поэзия все-таки не музыка.

«Молодец» - только что вышедшая сказка Цветаевой - вещь для нее очень характерная. Она кажется написанной в один присест. Есть страницы сплошь коробящие, почти неприемлемые. Все разухабисто и лубочно до крайности. Нужен был подлинный и большой талант, чтобы из этого болота выбраться, чтобы всю сказку спасти. Цветаевой это оказалось под силу. Она дыханием оживила стилистически мертвые стихи. Более того: «Молодец» в целом - очаровательная вещь, очень свежая, истинно поэтическая. Закрывая книгу, ни о каких недостатках не помнишь. Все кажется прекрасным. Опасно требовать большего от поэта.

Но постараемся холодно разобраться во впечатлении. Замысел «Молодца» может заинтересовать и растрогать даже в простом пересказе. Это история об «упыре», или оборотне, влюбившемся в бойкую деревенскую Марусю. Начало сказки отдаленно напоминает баллады Бюргера и Жуковского, последние страницы - погоню в «Лесном царе»: также все страшно и чудесно. Это - старая тема вторжения смерти в живую, непрерывающуюся жизнь, тема всегда действенная, всегда словно распахивающая окно в мир пугающий и влекущий. Если и правда, что о любви и смерти говорит все человеческое искусство, то ведь говорит-то оно о любви, а на смерти оно только обрывается. Дальше страх или надежда, но всегда вопрос. Попытка проникнуть туда всегда поражает сознание, как поражает нас самое страстное, самое восторженное и, может быть, прекраснейшее стихотворение Пушкина «О, если правда, что в ночи…»

Сказка Цветаевой написана языком не разговорным, не литературным или книжным, а «народным». Я отдаю должное изобретательности Цветаевой, если она изобрела большинство встречающихся в ее сказке оборотов и выражений. Я преклоняюсь перед ее знанием русского языка, если она все эти речения взяла из обихода, а не выдумала. Не берусь судить, какое из двух предположений правильное. Но с уверенностью я говорю: насколько наш обыкновенный, простой, развенчанный и оклеветанный «литературный» язык богаче, сильнее, выразительнее цветаевского волапюка! Сколько возможностей дает обыкновенный русский синтаксис, хотя бы в объеме учебника Смирновского, по сравнению с монотонно-восклицательным стилем Цветаевой.

Месяц - взблестами

Звяк об стеклышки.

Чаркой по столу:

С милым чокнуться.

Вплавь. Вскачь.

Все – в раз.

Пляс. Плач.

Плач. Пляс.

Эти строки дают представление о тоне сказки. Если бы русский народ изъяснялся так, иностранцы были бы правы, утверждая, что все русские - полупомешанные, toques.

Некоторые страницы «Молодца» гораздо больше, напоминают Андрея Белого, чем народные песни, например, вся глава о «мраморах».

Очень хороши диалоги. В них убедительная певучесть цветаевского стиха сказывается сразу, и в них она «уместнее», чем в других частях рассказа.

Мой товарищ по «Звену», кн. Святополк-Мирский, выпустил не так давно антологию под заглавием «От Ломоносова до Пастернака». Князь Святополк-Мирский - критик очень интересный. С его статьями не соглашаешься, но с ним хочется спорить. Он думает своими мыслями, ни у кого напрокат не взятыми.

Но у него есть навязчивая идея: «надо наш язык». Об этом говорится во всех его статьях и заметках.

Вот, например, цитата из отзыва о романе К. Федина в «Современных записках»:

«У Федина есть коренной недостаток - пренебрежение к Слову, к Русскому языку, отношение к нему исключительно как к "носителю сюжета". Естественная реакция против сказа и словечек – такое отношение приводит к уродливой газетности, от которой, можно было надеяться, нас освободили великие орнаменталисты. Но борьба за слово, оказывается, еще далеко не кончена даже в художественной прозе, а в журнальной и не начиналась».

Хочется спросить прежде всего: кто эти «великие орнаменталисты» и могли ли они нас от чего-либо освободить?

Кн. Святополк-Мирский, по-видимому, находит, что следует «творить» язык, наподобие Цветаевой в ее «Молодце». Такого рода «словесное творчество» представляется ему, как будто главной задачей современного поэта или писателя. По-видимому, он полагает, что отказ от наследства «орнаменталистов» ведет к «уродливой газетности».

Газетность, действительно, мало привлекатель­на. Но ведь она родная сестра «орнаментализма». И там, и здесь существуют клубки, сплетения слов, которые по мере надобности целиком пускаются в ход. Вот первые попавшиеся образцы «газетности»: «что же касается», «в заключение остается лишь пожелать», «будем надеяться, что это год, начавшийся под знаком борьбы с…» и т.д., – наконец, даже то «sic» в скобках, к которому невольно прибегает и Святополк-Мирский, или «неоднократно замечено», как труба архангела, действовавшая на воображение господина Прохарчина.

Примеров можно привести без конца. Конечно, все эти выражения отвратительны.

Словесное творчество в самом простом и прямом смысле слова начинается с момента разъединения всех сцепившихся вместе слов. Надо промыть слова, снять с них клей, который их держит вместе. Надо вспомнить слова забытые, но еще живые. Но на этом словесное творчество и кончается , если только поэт хочет остаться поэтом, а не заниматься пустяками.

Соединяя слова вновь, поэт ищет прежде всего смысловой чистоты и точности, и дарование в том и состоит, что звуковая прелесть ему дается сама собой, не стесняя его основного стремления.

«От лукавого» все самостоятельные заботы об аллитерациях и прочих украшениях.

Это сложная тема. Коснувшись ее, хочется говорить долго и много. Поэтому я надеюсь еще вернуться к ней.

В заключение скажу только, что слово – вопреки князю Святополк-Мирскому – есть, конечно, прежде всего «носитель сюжета», что это его ничуть не умаляет и что в печальном состоянии нашей современной словесности повинно именно желание превратить слово во что-то другое.

Из книги Язык наш: как объективная данность и как культура речи автора СССР Внутренний Предиктор

Приложение Ф.И.Тютчев о Русском языке Фёдор Иванович Тютчев в середине XIX века по поводу начала крымской войны - второй антирусской мировой войны XIX века - написал стихотворение, обладающее куда более значимым стратегическим смыслом на протяжении всей эпохи перехода

Из книги Мировая художественная культура. XX век. Литература автора Олесина Е

Спасение в языке (Саша Соколов) Искусство обращения со словом Автор произведений, открывших, по мнению авторитетных исследователей, новые возможности русской прозы в ее наиболее редко и трудно воплощаемой пушкинской версии, Саша (Александр Всеволодович) Соколов (р. 1943)

Из книги Литературные беседы. Книга первая автора Адамович Георгий Викторович

< П.Б. СТРУВЕ О ЯЗЫКЕ > П.Б. Струве печатает в «Возрождении» интересную статью о русском языке, о его «очистителях и засорителях».Он выступает против слишком рьяных очистителей, против тех, кого пугает в русской речи каждое иностранное слово и кто думает, что без них

Из книги Владимир Набоков: pro et contra T1 автора Долинин Александр Александрович

Литература о В. Набокове на русском языке А (кн. Д. А. Шаховской, архиепископ Иоанн Санфранцизский). Рец. на: Сирин В. «Машенька», Айхенвальд Ю. «Две жены», Тутковский П. «Дети кометы», Мачтет Т. «Коркин луг», Кнут Д. «Моих тысячелетий» // Благонамеренный (Брюссель). 1926.

Из книги Пощечина общественному вкусу автора Маяковский Владимир Владимирович

Образчик словоновшеств в языке Спешу высказаться, М(илостивый) Г(осударь), по весьма замечательному, Вами затронутому вопросу.«Летатель» удобно для общего обозначения, но для суждения о данном полете лучше брать «полетчик» (переплетчик), а также другие имеющие свой

Из книги Мертвое «да» автора Штейгер Анатолий Сергеевич

Из книги Поэзия Марины Цветаевой. Лингвистический аспект автора Зубова Людмила Владимировна

Из книги Как мы портим русский язык автора Яковлев Константин Фёдорович

Из книги Страус - птица русская [сборник] автора Москвина Татьяна Владимировна

ГЛАВА I Этимология в поэзии М. Цветаевой Внимание поэта к внутренней форме слова и, с разной степенью глубины, к его этимологии связано и с активизацией образных ресурсов языка, и со стремлением к преодолению автоматизма речи, и с поисками этимологического значения как

Из книги Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) [Избранные статьи и публикации] автора Фрезинский Борис Яковлевич

ГЛАВА II. Синкретизм в поэзии М. Цветаевой 1. ПОНЯТИЕ СИНКРЕТИЗМА Синкретическое (комплексное, нерасчлененное) представление различных семантических и грамматических признаков в одном слове - древнейший способ познания и отражения мира в языке, способ, восходящий к

Из книги Синтез целого [На пути к новой поэтике] автора Фатеева Наталья Александровна

ГЛАВА III. Цветообозначение в поэзии М. Цветаевой

Из книги Перекличка Камен [Филологические этюды] автора Ранчин Андрей Михайлович

1. О РУССКОМ ЯЗЫКЕ Русский язык…Не охватишь и разумом все богатства, накопленные им со времён древнейших (ещё и до изначальной Руси) в народе и - с первых летописей и «Слова о полку Игореве» до нынешних дней - в литературе нашей. Более 120 тысяч слов вобрал в себя новейший,

Из книги автора

Молодец 24 мая поэту Иосифу Бродскому, лауреату Нобелевской премии по литературе, исполнилось бы 70 лет. Череда юбилейных фильмов о поэте на короткое время вернула телевидению забытый образ – образ профессионально умного человека.Иосиф Бродский прожил две жизни или,

Из книги автора

5. О Слуцком и о Цветаевой - статьи 1956-го Эренбурговскую эссеистику 1956–1958 годов просталинские силы в ЦК КПСС встречали в штыки массированным, хорошо срежиссированным контрнаступлением на страницах газет и журналов. «Критики „согласовывали“ свои оценки с тем или иным

Из книги автора

3.7. Поэтика противоречий Марины Цветаевой[**] Многие исследователи (О. Г. Ревзина, Л. В. Зубова, Вяч. Вс. Иванов, М. В. Ляпон) отмечали парадоксальность как отличительный принцип строения текстов М. Цветаевой. Однако при этом они признавали, что за цветаевскими

Из книги автора

«Куст» Марины Цветаевой и христианская символика «Куст» – пример стихотворений-двойчаток, у Цветаевой нередких. Две части соотносятся по принципу зеркальной симметрии: в первой говорится о тяготении куста к лирическому «я», о движении куста внутрь «я» поэта, причем

Борису Пастернаку – “за игру за твою великую, за yтexи твои за нежные…”

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. МО ЛОДЕЦ

Синь да сгинь – край села,

Рухнул дуб, трость цела.

У вдовы у той у трудной

Дочь Маруся весела.

Как пойдет с коромыслом -

Церкви в звон, парни в спор.

Дочь Маруся румяниста -

Самой Троице раззор!

Отпусти-ка меня, мать,

С подружками погулять,

Ленку тонкого попрясть,

Здоровьица порастрясть.

Заспалась уж очень-то

Под камнем – руда!

– Гуляй, гуляй, доченька,

Пока молода!

* * *

Бегут русы,

Бегут круты,

Шелком скрученные -

Моя – круче,

Твоя – круче,

У Маруси – круче всех!

Ходи шибче,

Ходи выше,

Медом сыщенная -

Моя – выше,

Твоя – выше,

У Маруси – выше всех!

Наше счастье -

Ткати, прясти,

Ладком-в складчину-да в гладь!

– Ходи чаще! -

Двери настежь:

– Добро-здравствовать-гулять!

То ль не зга,

То ль не жгонь,

То ль не мо лодец-огонь!

То ль не зарь,

То ль не взлом,

То ль не жар-костер – да в дом!

На круг поклон,

Кошель на стол,

Из кошеля – казна ручьем, дождем:

– Хватай в подол!

– За сладким-за крепким

Беги, малолетство!

Сокола, на спевку!

Гуляй, красны девки!

Стакан с краем налит,

Кумач жаром горит,

Каждый сам головит,

Народ валом валит.

Горят, ярки,

Горят, жарки,

Жаром бархачены -

Мои – жарче,

Твои – жарче,

У Маруси – жарче всех!

Стучат, громки,

Гремят, звонки,

Неуёмчивые -

Мое – громче,

Твое – громче,

У Маруси – громче всех!

Вытирайте, Любки,

Малиновы губки!

Волынь, за погудку!

Соко л, по голубку!

С которой из нас вперед

Чужой мо лодец пойдет?

Котору из нас вперед

Соко л – за руку возьмет?

За той потянуся,

Что меж русых – руса,

Вкруг той обовьюся,

Что меж Люб – Маруся!

Пляши, Маша,

Пляши, Глаша,

Да по-нашенскому -

Моя – краше,

Твоя – краше,

А у гостя – краше всех!

Дрожи, доски!

Ходи, трёски!

Покоробиться вам нонь!

Под тем – доски,

Под тем – доски,

А под мо лодцем – огонь!

Огонь там-огонь здесь,

Огонь сам-огонь весь!

Руки врозь,

Ходом скор,

Вкруг березыньки – костер.

Грива – вкось,

Дыхом – яр,

Вкруг часовенки – пожар!

Прядает, прыщет,

Притопот, присвист.

Пышечка! – Пищи!

Прищепот, прищелк.

Ой да што ж!

Ой да где ж!

Уж и силушки в обрез!

Ой да што ж!

Ой да где ж!

Лучше жилочки подрежь!

Пляши, пряха,

Пляши, птаха,

Растят-взращивают – ан:

Кому – заступ,

Кому – ястреб,

Кому – мо лодец незнам.

Неслежён, неслыхан -

Дыхом, дыхом, дыхом!

Не добром – так лихом!

Вихрем, вихрем, вихрем!

Тваво золотца – пуды,

И мне, мо лодцу, ссуди!

Твой малиновый налив -

Ты – сок,

Ты – лист,

Я – нож румянист!

Едок по заслугам!

Кругом, кругом, кругом!

Не добром – так худом!

Кругом, кругом, кругом!

Твоя кожа шелковая -

Потому прищелкиваю.

Твоя сладость спрятанная -

Потому приглатываю.

Близь – в близь,

Сердь – в сердь,

На – жызть,

Ай, Маруся!

Коса руса!

Урожайные хлеба!

Что шатнулась,

Всколыбнулась,

Аль на ноженьки слаба?

От ореховой скорлупки

Весь изъян.

Не пора ли нам, голубки,

По домам?

(Уж как я сваво безусова

Да в рот!)

– Проводи меня, Маруся,

До ворот.

* * *

Уж ты кось-околица,

Калитка косящата.

– Небось пням не молимся:

У купца в приказчиках.

Чай, не задаром:

Звону – хоть брось!

Красным товаром

Тоже, небось!

Наши баньки топлены,

Наши кони – скореньки.

А село – на што тебе?

Небось – с колоколенкой.

Сердь моя руса,

Спелая рожь -

Сердце, Маруся,

Замуж пойдешь?

2. ЛЕСЕНКА

Пляши, мати,

Коль не лень!

У нас в хате

Велик-день.

Меня, ветку,

Алый плод,

Соко л в женушки берет!

– А сказал тебе отколь?

– Глаза-волосы как смоль!

– А сказал тебе из чьих?

– Одно сердце – на двоих!

– Твои сласти – срочные,

Твое сердце – слепенько.

Накинь ему, доченька,

На пуговку – петельку.

Мое слово верное,

Мое сердце зрячее.

Иди, сердце сдерживай,

Клубок разворачивай.

* * *

Уж и пляс!

На три Волги расплелась!

Уж и спех!

Одно сердце – на двоих!

– Уж ты яблочко-некусанное-плод!

Проводи меня, Маруся,

До ворот.

Прощай, пташечка

Моя вспугнута!

(Она петельку -

Да на пуговку).

Сон несбытошный,

До свиданьица!

(А уж ниточка

Селом тянется).

* * *

По канавам,

По заборам

– Месяц справа -

Мимо бревен

По амбарам,

Мимо ставен

По колдобинам-

Ходом дробленным,

Вором-крадом.

Не споткнися,

Ниточка моя, не рвися,

Новик, не закатывайся,

Клубочек, разматывайся!

По оврагам,

По задворкам,

Смётом здравым,

Оком зорким,

По лазуркам-

Закоулкам,

Вздохом спертым,

Сердцем гулким -

Дружок, не спохватывайся!

Клубочек, разматывайся!

Через дичь-лебеду

Я ль на поводе веду?

Через дичь-лебеду

Я ль на поводе – иду?

Сердце – слева,

Месяц – справа,

Мимо царского

Мимо рыбна

Мимо ряда

Вкруг церковныя ограды

Ко главному входу:

Врата на запоре.

* * *

Ни души, ни вздоху.

Глянь: лесенка сбоку.

Шмыжком, с осторожкой

По лесенке – кошкой:

Стоит наш знакомец-то,

Грызет упо -

Ох, Маруся! Кровь всполо хнутая-страх!

Да как охнет тут, как грохнет тут – да как

Через площадь

– Месяц слева -

Мимо Божья

Мимо гнева

По канавам

– Жилы гудом -

Сердце справа,

Сердце всюду,

По колдобинам-

Валом-варом,

Уж и хват

Суженый! – Взгляни-ка взад,

Привыкай к своим хоромам,

Вдогон церковь с вором, с гробом,

С Богом, с громом!

Через пень-колоду – топом,

Через темь-болото – следом,

Табуном-летит-потопом,

Чугуном-гремит-железом,

Через пень-кол топает,

Ворота ми хлопает.

Гони, робь,

Вперед лбом:

Мертвец с гробом за горбом!

Мо – лись

Мертвец с гробом на горбу!

* * *

– Чего, дочка, видела?

Чего, дочка, слышала?

Каков дом у милого?

– С крестовою крышею.

* * *

– Чего ж, дочка, бледная?

Чего ж, дочка, потная?

– Деревня-то – эвона!

Через пень-кол топала!

– Пирком да за свадебку!

Платочком помашете!

– Чего ж, дочка, плачешь-то?

– Да с радости, матушка.

Борису Пастернаку – “за игру за твою великую, за yтexи твои за нежные…”

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. МО ЛОДЕЦ

Синь да сгинь – край села,

Рухнул дуб, трость цела.

У вдовы у той у трудной

Дочь Маруся весела.

Как пойдет с коромыслом -

Церкви в звон, парни в спор.

Дочь Маруся румяниста -

Самой Троице раззор!

Отпусти-ка меня, мать,

С подружками погулять,

Ленку тонкого попрясть,

Здоровьица порастрясть.

Заспалась уж очень-то

Под камнем – руда!

– Гуляй, гуляй, доченька,

Пока молода!

* * *

Бегут русы,

Бегут круты,

Шелком скрученные -

Моя – круче,

Твоя – круче,

У Маруси – круче всех!

Ходи шибче,

Ходи выше,

Медом сыщенная -

Моя – выше,

Твоя – выше,

У Маруси – выше всех!

Наше счастье -

Ткати, прясти,

Ладком-в складчину-да в гладь!

– Ходи чаще! -

Двери настежь:

– Добро-здравствовать-гулять!

То ль не зга,

То ль не жгонь,

То ль не мо лодец-огонь!

То ль не зарь,

То ль не взлом,

То ль не жар-костер – да в дом!

На круг поклон,

Кошель на стол,

Из кошеля – казна ручьем, дождем:

– Хватай в подол!

– За сладким-за крепким

Беги, малолетство!

Сокола, на спевку!

Гуляй, красны девки!

Стакан с краем налит,

Кумач жаром горит,

Каждый сам головит,

Народ валом валит.

Горят, ярки,

Горят, жарки,

Жаром бархачены -

Мои – жарче,

Твои – жарче,

У Маруси – жарче всех!

Стучат, громки,

Гремят, звонки,

Неуёмчивые -

Мое – громче,

Твое – громче,

У Маруси – громче всех!

Вытирайте, Любки,

Малиновы губки!

Волынь, за погудку!

Соко л, по голубку!

С которой из нас вперед

Чужой мо лодец пойдет?

Котору из нас вперед

Соко л – за руку возьмет?

За той потянуся,

Что меж русых – руса,

Вкруг той обовьюся,

Что меж Люб – Маруся!

Пляши, Маша,

Пляши, Глаша,

Да по-нашенскому -

Моя – краше,

Твоя – краше,

А у гостя – краше всех!

Дрожи, доски!

Ходи, трёски!

Покоробиться вам нонь!

Под тем – доски,

Под тем – доски,

А под мо лодцем – огонь!

Огонь там-огонь здесь,

Огонь сам-огонь весь!

Руки врозь,

Ходом скор,

Вкруг березыньки – костер.

Грива – вкось,

Дыхом – яр,

Вкруг часовенки – пожар!

Прядает, прыщет,

Притопот, присвист.

Пышечка! – Пищи!

Прищепот, прищелк.

Ой да што ж!

Ой да где ж!

Уж и силушки в обрез!

Ой да што ж!

Ой да где ж!

Лучше жилочки подрежь!

Пляши, пряха,

Пляши, птаха,

Растят-взращивают – ан:

Кому – заступ,

Кому – ястреб,

Кому – мо лодец незнам.

Неслежён, неслыхан -

Дыхом, дыхом, дыхом!

Не добром – так лихом!

Вихрем, вихрем, вихрем!

Тваво золотца – пуды,

И мне, мо лодцу, ссуди!

Твой малиновый налив -

Ты – сок,

Ты – лист,

Я – нож румянист!

Едок по заслугам!

Кругом, кругом, кругом!

Не добром – так худом!

Кругом, кругом, кругом!

Твоя кожа шелковая -

Потому прищелкиваю.

Твоя сладость спрятанная -

Потому приглатываю.

Близь – в близь,

Сердь – в сердь,

На – жызть,

Ай, Маруся!

Коса руса!

Урожайные хлеба!

Что шатнулась,

Всколыбнулась,

Аль на ноженьки слаба?

От ореховой скорлупки

Весь изъян.

Не пора ли нам, голубки,

По домам?

(Уж как я сваво безусова

Да в рот!)

– Проводи меня, Маруся,

До ворот.

* * *

Уж ты кось-околица,

Калитка косящата.

– Небось пням не молимся:

У купца в приказчиках.

Чай, не задаром:

Звону – хоть брось!

Красным товаром

Тоже, небось!

Наши баньки топлены,

Наши кони – скореньки.

А село – на што тебе?

Небось – с колоколенкой.

Сердь моя руса,

Спелая рожь -

Сердце, Маруся,

Замуж пойдешь?

2. ЛЕСЕНКА

Пляши, мати,

Коль не лень!

У нас в хате

Велик-день.

Меня, ветку,

Алый плод,

Соко л в женушки берет!

– А сказал тебе отколь?

– Глаза-волосы как смоль!

– А сказал тебе из чьих?

– Одно сердце – на двоих!

– Твои сласти – срочные,

Твое сердце – слепенько.

Накинь ему, доченька,

На пуговку – петельку.

Мое слово верное,

Мое сердце зрячее.

Иди, сердце сдерживай,

Клубок разворачивай.

* * *

Уж и пляс!

На три Волги расплелась!

Уж и спех!

Одно сердце – на двоих!

– Уж ты яблочко-некусанное-плод!

Проводи меня, Маруся,

До ворот.

Прощай, пташечка

Моя вспугнута!

(Она петельку -

Да на пуговку).

Сон несбытошный,

До свиданьица!

(А уж ниточка

Селом тянется).

* * *

По канавам,

По заборам

– Месяц справа -

Мимо бревен

По амбарам,

Мимо ставен

По колдобинам-

Ходом дробленным,

Вором-крадом.

Не споткнися,

Ниточка моя, не рвися,

Новик, не закатывайся,

Клубочек, разматывайся!

По оврагам,

По задворкам,

Смётом здравым,

Оком зорким,

По лазуркам-

Закоулкам,

Вздохом спертым,

Сердцем гулким -

Дружок, не спохватывайся!

Клубочек, разматывайся!

Через дичь-лебеду

Я ль на поводе веду?

Через дичь-лебеду

Я ль на поводе – иду?

Сердце – слева,

Месяц – справа,

Мимо царского

Мимо рыбна

Мимо ряда

Вкруг церковныя ограды

Ко главному входу:

Врата на запоре.

* * *

Ни души, ни вздоху.

Глянь: лесенка сбоку.

Шмыжком, с осторожкой

По лесенке – кошкой:

Стоит наш знакомец-то,

Грызет упо -

Ох, Маруся! Кровь всполо хнутая-страх!

Да как охнет тут, как грохнет тут – да как

Через площадь

– Месяц слева -

Мимо Божья

Мимо гнева

По канавам

– Жилы гудом -

Сердце справа,

Сердце всюду,

По колдобинам-

Валом-варом,

Уж и хват

Суженый! – Взгляни-ка взад,

Привыкай к своим хоромам,

Вдогон церковь с вором, с гробом,

С Богом, с громом!

Через пень-колоду – топом,

Через темь-болото – следом,

Табуном-летит-потопом,

Чугуном-гремит-железом,

Через пень-кол топает,

Ворота ми хлопает.

Гони, робь,

Вперед лбом:

Мертвец с гробом за горбом!

Мо – лись

Мертвец с гробом на горбу!

* * *

– Чего, дочка, видела?

Чего, дочка, слышала?

Каков дом у милого?

– С крестовою крышею.

* * *

– Чего ж, дочка, бледная?

Чего ж, дочка, потная?

– Деревня-то – эвона!

Через пень-кол топала!

– Пирком да за свадебку!

Платочком помашете!

– Чего ж, дочка, плачешь-то?

– Да с радости, матушка.

3. В ВОРОТА Х

То над зоренькою мать

Над сокровищем:

– Слезой корку поливать

Дело вдовичье!

Вплетай, золотце,

Базар в волоса!

Небось мо лодец-пожар

Заждался!

* * *

Телом льстив,

Взором дик:

– Чего в очи не глядишь?

(В висках – стук,

В жилах дрожь),

– Чего ближе не идешь?

Уж ты кровь моя-нарушенная-робь,

* * *

Девки вьюном крутятся,

Стрекочут, потворствуют.

А Маруся тупится,

Не хочет, упорствует.

– Душа твоя дикая!

Гордыня двуперстная!

Стыдят, перстом тыкают,

Грохочут, усердствуют.

– Аль укусит

(Уж Маруся – шажок).

– Аль удушит

(Уж Маруся – от них).

Не пошла б, каб не страх.

Шаг да шаг – в воротах.

* * *

– Пиши, девка, на бело:

На лесенку лазила?

Пыхтит, глаза – стеклами:

– Приступочкой грохала?

– Была-видела? – Нет.

– Ну так знай, сестра,

(Сам белей холста,

Сопит, ворот рвет).

Завтра брат помрет.

Зуб о заступ -

Как сказал -

Так сгас.

* * *

А уж мать с мосточку-то:

– Как любились-сватались?

Чем угощал-потчевал?

– Загадками, страхами.

– Чего, дочка, хмуришься?

Темна твоя исповедь.

– На крестовой улице

Дом обещал выстроить.

– Кончать бы, как начато!

– Попляшешь, просватамши!

– Чего ж, дочка, плачешь-то?

– Да с радости, матушка!

* * *

Спит двор, спит и дом,

Спит дым над бугром,

Спит пес, спит и гусь:

– Марусь, а Марусь!

Спасай мою жызть!

Сестрица, проснись!

Спит царь, спит и вор.

– Встань, встань на дозор!

Зол, страшен и гол.

Осиновый кол,

Сестрица, готовь!

Спасай мою кровь!

Ползком – через шлях,

Стойком – в воротах,

Калиткою – скрип…

– Сестрица, погиб!

Лют брачный твой пир,

Жених твой у -

Привстать хочет;

Плеча – пудом.

– Вставай, дочка!

Братцу худо!

– Пчелой сушит!

Червем точит!

– Вставай, душу

Отдать хочет!

Тут как вскочит:

– Кровь! Кровь в доме!

– Молись, дочка:

Братец помер.

* * *

Лежит братец, белки прячет

Под синими веками.

Обмыт братец, одет братец,

Мать к попу поехала.

Неплохой тебе сестрою

Была: штаны пла таны.

Куды кинусь? куды скроюсь?

Все горлышко – пятнами!

Попы ладаном оденут,

Кадилами встречными.

Куды кинусь? куды денусь?

Ведь три – твоих свечечки!

Есть ктo? – Чу!

Задуло свечу.

Отзо – вись!

Две разом сдались

С хрипом-с криком через пень-кол-колеи.

4. ВТОРЫЕ ВОРОТА

Как на страшный на суд

Ноги сами несут.

Тишь и темень везде.

Свет – в последней избе.

И – косяк-то знаком! -

Прямо в пляску – снопом.

Разом пляс стал:

Вздох, стон, причет.

Рукой застят,

Водой прыщут.

Жужжат, жмутся

Гурьбой, сбродом.

Чужой тут же,

Стоит одаль.

– Ну-кось, девки, -

Шагнул к телу.

Глядит. – Очи взвела, – Села.

Встает, ровно в дрёме

Тяжкой, неведомой.

– Брат у меня помер.

– Бедная! Бедная!

Серая ты верба! -

Люлькают, пестуют.

И мо лодец первый:

– Царство небесное!

Уж ты рожь моя-нерушенная-мед,

Проводи меня, Маруся, до ворот!

Ветер да ивы.

– Выслушай, сердце!

В кротости просим!

Милости райской!

Встану с допросом -

Не отпирайся!

Брось свою хитрость!

– Сердце, клянусь:

Прахом рассыплюсь,

Ввек не вернусь!

(Рученьки сжаты,

Ноженьки ноют).

Нашего брата

Правдою кроют!

До сердцевины,

Сердь моя, болен!

Знай, что невинен,

Знай, что неволен!

Сам тебе в ручки,

Сердце, даюсь!

Крест мне и ключ мне:

Ввек не вернусь!

Лют твой сударик!

Лют твой румяный!

Полночь как вдарит,

Волком как гляну -

“Знаю мол чья мол

Кровь в твоих жилах!”

Всё мне до самой

Капли и выложь -

И разорвется

Весь наш союз.

Ветром в воротцы -

Ввек не вернусь!

Не одну твою жызть

В руках, сердце, держу:

Вчера брата загрыз,

Нынче мать загры -

С колокольни – бой.

Раз за разом

До двенадцати раз.

Над душой дыша:

– Скажи, следом шла?

Дрожат, вплоть сошлись.

– Мою знаешь жызть?

Глаза вски – ды – вает.

– Была-видела? – Нет.

– Ну так знай, слепа,

(Pyкy снял с плеча,

Пыхтит, землю бьет)

– Нынче мать помрет.

Зуб о заступ -

Как сказал -

Так сгас.

* * *

А навстречу, с ветром-то:

– Никак не расстанемся!

– Чтоб каждый твой помысел

Сбылся, моя звездочка!

– Три дня как знакомы с ним:

Второй дом возводит уж!

– Щедровит уж очень-то!

– Землицы достаточно!

– Возьмешь к себе, доченька?

– Сама приду, матушка!

* * *

Дол – га ноч – ка,

Долга ночка скушная!

– Доч – ка! Доч – ка!

Собаки – все спущены?

Аль шажочка

Не ступишь для матери?

Доч – ка! Доч – ка!

Врата крепко заперты?

Ды – ши ти – ше!

Привадишь – гpex на душу!

– Сплю-не слышу,

Сплю-не слышу, матушка!

Дол – га ночка,

Долга ночка страдная.

– Доч – ка! Доч – ка!

К знахарке за снадобьем!

Кол да кочка

Земным моим помыслам!

Доч – ка! Доч – ка!

Кто в ворота ломится?

Не свой! Пришлый!

Железная хваточка!

– Сплю-не слышу,

Сплю-не слышу, матушка!

Дол – га ночка,

Долга ночка судная.

– Доч – ка! Доч – ка!

Прощай! Мною сгублена!

В оди – ночку

Помру, спеши, ро дная!

Доч – ка! Доч – ка!

Прощай! Тобой продана!

Сопит, пышет!

Спеши! – Силком-натиском!

– Сплю-не слышу,

Сплю-не слышу, ма -

* * *

Лежит матушка недвижная,

В снега саванные выряжена:

Глаза – чаши непочатые -

Пятаками припечатаны:

Вдавлены.

Спрятаны.

Для того, глаза, прикрыты вы,

Чтобы дочку не выпытывали:

Скрытную.

Чтобы, коршуны над падалью,

К себе дочку не выглядывали:

В саваны.

В ладаны.

И не надо нам тех страхов пытать.

Ан и на пол – пятак.

И не надо нам в ту хату – ногой.

Ан и на пол – другой.

Знать, не сыт

Гнев твой – по смерть.

Правым спит,

Левым смотрит.

5. ПОД ПОРОГОМ

Уж плясано, плясано!

Уж топано, топано!

Все головы – масляные,

Красные, потные.

Платочками-всплёсками,

Прижимками-шашнями.

Один только вдовствует.

Костина Анна

Изучение творчества поэта не может быть сведено лишь к толкованию суммы идей, которая обнаруживается исследователями. У читателя должно сложиться представление об особенностях идиостиля поэта, об истоках его творчества, его умении пользоваться богатствами родного языка, его связи с национальной культурой.

Именно культура того народа, частицей которого ощущает себя поэт, всегда питает его творчество. Этот тезис можно подтвердить, обратившись к лирике М.Цветаевой.

Исследование посвящено проблеме фольклоризма в творчестве М. Цветаевой.

Цель работы: исследовать проблему фольклоризма в творчестве М.Цветаевой, систематизировать литературоведческие работы по данной проблеме.

Методы и приёмы: изучение специальной литературы, анализ произведений

М. Цветаевой.

Цветаева усвоила традиции литературы своего времени, для которой был характерен интерес к фольклорным сюжетам и мотивам. Эта проблема раскрывается в работах Зубовой Л.В., Саакянц А.А., Малковой Ю.В.

Актуальность исследования обусловлена тем, что обобщающей работы по проблеме фольклоризма в произведениях М.И. Цветаевой ещё не создано. Эта работа представляет собой попытку систематизировать всё сказанное нашими предшественниками.

Наиболее ярко фольклоризм проявляется в поэмах «Царь – Девица», «Молодец», «Егорушка». Однако это не означает, что лирические произведения Марины Ивановны не свободны от фольклорных традиций.

Для поэта фольклор является точкой отсчёта в реализации творческой самостоятельности. Цветаева использует сказочные сюжеты, которые были зафиксированы Афанасьевым, но она преобразовывает их, включая в собственный мир на правах своего. Это позволяет ей менять сюжет и вводить новые элементы, существенно меняющие идейное и эмоциональное содержание.

Скачать:

Предварительный просмотр:

Сказочные сюжеты в творчестве М.Цветаевой.

Руководитель: Ковешникова Ирина Ивановна, учитель русского языка и литературы.

Россия, город Липецк, МОУСОШ № 33.

Введение.

Среди самых замечательных имён в русской поэзии двадцатого века мы справедливо называем имя Марины Ивановны Цветаевой. Бурный темперамент, обнажённая страсть, бунтарский дух, принципиальная независимость жизненной позиции, яркое стилистическое своеобразие - всё это выделяет поэзию Цветаевой как явление русской художественной культуры с отчётливо проступающей печатью времени - печатью ХХ века, его первой половины, безжалостно разобщившей мир, людей, семьи, сердца. Цветаева - большой поэт, и вклад её в культуру русского стиха ХХ века значителен.

О поэзии М. Цветаевой написано немало. Первые отклики на публикацию её произведений принадлежат М. Волошину, В. Брюсову, Н. Гумилёву, М. Шагинян, доброжелательно отмечавших новаторство и смелость Цветаевой в тематике и в языке её поэзии. С середины 1960-х годов поэзия Цветаевой становится широко известной в нашей стране по сборникам, выпущенным в Малой и Большой сериях Библиотеки поэта, и по многочисленным журнальным публикациям, начинает активно изучаться и литературоведами, и лингвистами.

Из биографических и литературоведческих работ наиболее значительными являются исследования А.И.Цветаевой, А.А. Саакянц, И.В. Кудровой, М.И. Белкиной.

Литературное наследие Цветаевой велико и труднообозримо. Тридцать изданных ею книжек и три, вышедшие посмертно, вобрали в себя лишь малую часть написанного.

Другая часть рассыпана по почти недоступным изданиям. Многое осталось неопубликованным. Среди созданного Цветаевой, кроме лирики,- семнадцать поэм, восемь стихотворных драм, автобиографическая, мемуарная, историко-литературная и философско-критическая проза. Без лучших стихов и поэм М.Цветаевой невозможно составить достаточно полное и ясное представление о русской поэзии XX века.

На формирование личности и характера Цветаевой, на развитие основной тематики её произведений оказали огромное влияние такие жизненные явления, как атмосфера профессорской семьи, атмосфера искусства, высокой культуры, учение в частных пансионах и гимназиях, поездки за границу, слушание в Сорбонне курса истории старофранцузской литературы.

Цель работы: исследовать проблему фольклоризма в творчестве М.Цветаевой, систематизировать литературоведческие работы по данной проблеме.

Цветаева усвоила традиции литературы своего времени, для которой был характерен интерес к фольклорным сюжетам и мотивам. Эта проблема раскрывается в работах Зубовой Л.В., Саакянц А.А., Малковой Ю.В. Однако обобщающей работы по проблеме фольклоризма в произведениях М.И.Цветаевой ещё не создано. Эта работа представляет собой попытку систематизировать всё сказанное нашими предшественниками.

Итак, в стих Цветаевой вошло народное слово. Обделённая сказкой в детстве, не имевшая традиционной и чуть ли даже не обязательной для русского поэта няни, Цветаева жадно навёрстывала упущенное. Сказка, былина, целые россыпи заклятий и наговоров, огромный густонаселённый пантеон славянских языческих божеств - весь этот многоцветный поток хлынул в её сознание, в память, поэтическую речь. Она зачитывается былинами и сказками. Её поражал народный язык. Крестьянские корни её натуры, шедшие из владимирской земли, проросшие в московскую, словно зашевелились там, в глубине, в прапамяти.

Нередко Цветаева использует крестьянские образы и символы, но чаще она обращается к мифологическим и сказочным образам. Возможно, воссоздавая сказочные сюжеты, Цветаева внутренне проникала в "мир иной", отвлекаясь от серости обыденного мира, окружающего её. В созданном ею мире сбываются все мечты и желания. Вероятно, интерес Цветаевой к фольклору питается не только "духом времени", но и глубоко личным интересом. Сейчас об этом можно говорить с уверенностью, потому что появляются новые документы, материалы и свидетельства о жизни и судьбе Цветаевой.

Проблематика исследования обусловила её структуру.

Работа состоит из введения, трёх параграфов, заключения, списка литературы.

Во введении определяется степень изученности проблемы, обосновывается её актуальность.

В первом параграфе рассматривается поэма-сказка Цветаевой "Царь-Девица".

Предметом исследования о втором параграфе является фольклорная основа поэмы "Молодец".

Третий параграф посвящён анализу поэмы "Егорушка". Особое внимание здесь обращается на творческую историю поэмы, её автобиографическую основу.

В заключении подводятся итоги исследования; сформулирована практическая значимость работы.

Параграф 1. Сказочный сюжет и формы его реализации в поэме

М.И.Цветаевой "Царь-Девица".

Изучение творчества поэта не может быть сведено лишь к толкованию суммы идей, которая обнаруживается исследователями. У читателя должно сложиться представление об особенностях идиостиля поэта, об истоках его творчества, его умении пользоваться богатствами родного языка, его связи с национальной культурой.

Именно культура того народа, частицей которого ощущает себя поэт, всегда питает его творчество. Этот тезис можно подтвердить, обратившись к лирике М. Цветаевой. Русскому фольклору не понадобилось долго и трудно обживаться в душе Цветаевой: он просто в ней очнулся. Но тогда, в 1917, в 1918 и даже в 1919 году, она его придержала, лишь отчасти впустив в лирику: то был её тайный клад, её охранная грамота на пути в будущее, то есть к поэмам "Царь-Девица", "На красном коне", "Молодец" и к другим. Однако в стихах, составивших сборник "Вёрсты II", есть несколько произведений, в которых фольклорная "чаша" (любимое цветаевское слово) уже хорошо чувствуется.

На первый взгляд, "фольклорность" Цветаевой кажется неожиданностью, так как никогда прежде, за исключением немногих стихов, она не проявлялась. Почти ничто не способствовало развитию этой стороны её таланта. Достаточно сказать, что Цветаева совершенно не знала русской деревни, никогда не была там. Вряд ли она знала, что такое гумно или рига. Извечный крестьянский календарь сельскохозяйственных работ напоминал о себе лишь традиционными церковными праздниками, аккуратно соблюдавшимися в цветаевской семье. Не было у Цветаевой и русской няни, у неё были бонны - немки и француженки. Мать, Мария Александровна, лучше знала немецкие сказки, чем русские; что касается отца, родом из владимирских мужиков, который единственный в семье мог бы приобщить дочь к народной культуре, то он в жизнь детей почти не вникал, а занятия античностью перекрывали все его интересы в этой области.

Но что-то, значит, жило в её душе, что-то находилось в самом составе её таланта. В одном из своих писем, отвечая на вопрос корреспондента, употребившего не понравившееся ей выражение "народный элемент", Цветаева сказала, что она сама народ.

Итак, народнопоэтические мотивы ярко окрашивают творчество Цветаевой . Она пишет большие поэмы - сказки: "Царь - Девица", "Молодец", "Егорушка", "Переулочки". Поэмы написаны броско, эффектно, с богатым арсеналом средств поэтической выразительности.

Поэма - сказка "Царь - Девица" написана в 1920 году за два месяца, с 14 июля по 17 сентября. Цветаева отталкивается от сказки Афанасьева "Царь - Девица". В ней рассказывается о любви

Царь - Девицы к молодому Царевичу - гусляру, о вмешательстве коварной мачехи Царевича и злого колдуна, о разлуке Царь - Девицы с любимым, о поисках её Царевичем. Сказку венчает счастливый конец. Но Цветаева взяла лишь первую часть сказки (кончая разлукой героев) и составила свой эпос.

Пересказать поэму сказку Цветаевой очень трудно - так же, как и русские былины. В "Царь - Девице" пространность описаний, длинные монологи действующих лиц сменяются краткостью самих действий. Например, Царь - Девица долго прощается с конем, Царевич в своих песнях долго говорит о себе. И, напротив, один из последних эпизодов поэмы дан с поистине телеграфным лаконизмом. Царевич, по воле злой мачехи и старого колдуна, проспал все встречи с Царь - Девицей и, проснувшись на третий день, кинулся за ней в море:

Размахнулся всею силой рук:

Ан уж нету старика – паук!

Как притопнет, поглядев востро:

Ан уж нету паука – мокро!

Сам же в воду - добывать своё добро.

В поэме Цветаевой, как и фольклорных произведениях, действует правило троекратных повторов (козни Мачехи - ведьмы - змеи, влюбленной в пасынка - Царевича - гусляра).

Пастернак, впервые услышавший поэму Цветаевой в её чтении, справедливо заметил, что фабула дана разъединенно, в прерванности.

Но именно это позволяет Цветаевой создать сказочно - причудливый и в то же время человечески убедительный сюжет. Вот он: Царь - Девица любит спящего Царевича, но вот она видит на его груди чёрный мачехин волос. В отчаянии она вырывает своё сердце из груди, туда врывается Ветер и уносит его. С любовью покончено. Пробудившийся в конце концов Царевич читает "память - письмо" Царь - Девицы и стремительно кидается в воду в поисках её. Дальше происходит гибель Мачехи по воле Ветра, отомстившего ей за коварство, гибель гнилого царства и злого Царя.

А вторым планом, подобно декорациям, проплывающим за сценой, проходит символ, несущий в себе смысл главного трагедийного конфликта поэмы. Собираясь на свидание с Царевичем, Царь - Девица говорит: "Одним лучом своим единым мы светел - месяц полоним", а после их расставания следуют строки: "Меж Солнцем и Месяцем Верста пролегла".

Но ведь Царь - Девица и есть Солнце, Царевич - Месяц. Потому - то поцелуй её - ожог,

потому - то при встрече с нею закрыты глаза Царевича. Ведь Солнце с Месяцем встретиться не могут: когда заходит Солнце (Царь - Девица уплывает) - Месяц загорается (распахиваются синие царевичевы глаза).

Цветаева вводит в поэму новых, по сравнению со сказкой Афанасьева, героев. Это - Ветер, верный и коварный, постоянный и изменчивый, послушный и своевольный, "наречённый брат" Царь - Девицы и её преданный друг. Он - живой, простоватый и одновременно себе на уме русский парень, добрый товарищ, с грубоватой и простодушной речью. Подобно сквозняку, проносится он в поэме; беззаветно любит Царь - Девицу и губит злую Мачеху.

Второй персонаж, привнесённый в сказку поэтом и в то же время очень близкий народному сознанию - Царь - пропойца, отец Царевича - гусляра и муж злой Мачехи, родства не помнящий, тупой и жестокий "комар - кровосос", справляющий вечный праздник на чужих костях:

Веселитесь, наши руки даровые!

Все хлеба ваши я пропил яровые!

Коли хлеба нету, будем есть овёс:

Напитаешься - и личиком в навоз!

Царя свергает восставший люд; все его царствьице разнесено в труху - так кончается поэма.

Главная героиня дана Цветаевой гиперболически, наподобие того, как описывались в былинах русские богатыри. Да она и есть богатырь в женском обличии: "Ростом - то богиня, в плечах то- косая сажень", у неё стан "сильномогучий", "стопудовая пята", "грудь в светлых латах, лоб - обломом, с подсолнечником равен лик". А под этими латами, в этом сильномогучем теле скрывается нежное, любящее, бескорыстное женское сердце. Она, такая "мощная", она, которая "войска в полон брала" - оказалась связана "былинкой" - хилым маленьким Царевичем. А Царевич, наоборот, преуменьшен настолько, насколько преувеличена Царь - Девица.

Царь - Девица великодушна сердцем, сильна духом, беззащитна в чувствах, бескомпромиссна в поступках.

Вот её встреча со спящим Царевичем, - не ожидала она увидеть его таким маленьким, хиленьким. Она склонилась над ним сперва насмешливо, потом с нежным недоумением и некоторым страхом:

Взглянула - д` как расхохочется!

В ладошечки - д` как всплеснёт

"Я - чай, ещё в пелёнки мочится!

Пустышечку ещё сосёт!

И водит всё -

По бровочкам,

По лобику

Рукой.

"Молоденький!

Да родненький!

Да плохонький какой!"

Но он спит, её речей не слышит, - и вот уже поёт она ему колыбельную песню:

Будет грудь моя стальная

Колыбелечкой тебе.

Но пришло время расставаться. Царь - Девица прощается с Царевичем, которого уже успела полюбить, и в её словах звучит горькая мудрость, выраженная так по - цветаевски и одновременно по- "простонародному":

Пока ещё заботушкой

Не стал - прощай, забавонька!

"Царь - Девица" - есть органическое соединение цветаевского и фольклорного, поэтического искусства и народного простодушия.

Взаимопроникая, поэтика Цветаевой и русское народное творчество создают особый стиль, "изюминка" которого в смешении цветаевской афористичности и просторечий. Языку "Царь - Девицы" чужда нарочитая, искусственная лубочность. Цветаева почти не употребляет такие слова - штампы, как "коль", "кабы", "аж", "хошь". Её арсенал - простонародно- образные слова фольклорного происхождения, но не устаревшие, а использующиеся в живом языке. Мастерство Цветаевой - в умении управлять этими слова и, в необычном, даже рискованном соседстве их со словами привычными, современными, литературными: "Кто бы мне душу распростал" или "спесь - её - льдина слезой изошла". Так создаются цветаевские аллегории - формулы: от поэта к народу и опять к поэту.

Создавая сложное слово - понятие (двойное, иногда тройное), чтобы показать цельность понятия, Цветаева соединяет все слова дефисом и употребляет инверсию: "память - письмо - читает". Инверсия нужна поэту для усиления просторечно - образной интонации.

В поэме Цветаева использует такие типичные фольклорные приёмы, как употребление уменьшительно - ласкательных слов. Достаточно на нескольких примерах убедиться, сколь неистощим поэт в создании целой россыпи уменьшительно - ласкательных словообразований: "ляжет парень смирней травиночки", "От кровиночки - булавиночки", "вороток", "волосочки", "воды пригоршенка". А сколько разнообразных сравнений разбросано в поэме: « твоя – то пёрышко, моя – то лапища» (говорит Царь – Девица о руке Царевича и о своей); «глаза жёлтые – янтарь шаровой» (у совы).

Использовала Цветаева в поэме Царь - Девица и слова с обозначением цвета.

Поэма - сказка Цветаевой ориентирована на фольклорную стилистику. Здесь семантика цветовых слов имеет специфические черты. В поэме слово "синий" имеет характер постоянного эпитета, свойственного фольклору. Слово "красный" в таких сочетаниях, как "красный чертог", совмещает в себе первичное архаическое значение и положительные эмоции с символическим, актуализированным Цветаевой, значением страсти: красный чертог – дом, среда обитания Царь – Девицы, её стихия.

"Царь - Девица" - это лирический эпос. Некоторые его строки являют собою внутренний монолог действующего лица и автора; лирические монологи – песни Царь – Девицы, Царевича; лирические монологи автора, который является внутренним соучастником событий. Авторская речь блещет афоризмами, не теряя в то же время народной окраски.

Едва ли не половина сюжета построена на прямой речи, диалогах и монологах. Цветаева решительно вводит в эпос прямую речь без всяких авторских сопровождений.

Ей было очень дорого её монументальное детище: "Вся сказочная Русь и вся русская я", - признавалась она в письме от 27 марта 1921 года Максимилиану Волошину.

Параграф 2. Фольклорная основа поэмы « Молодец».

Поэма «Молодец» была задумана в России до отъезда Цветаевой за границу. В первые же месяцы жизни в Чехословакии, осенью 1922 года, Цветаева вернулась к работе над ней.

«Молодец» - едва ли не самая грандиозная поэма Цветаевой, - она называла её «лютой вещью». В ней - зёрна будущих выдающихся цветаевских произведений: «Поэмы Конца», поэмы «Крысолов», трагедий «Тезей» и «Федра». Поэтому необходимо остановиться на поэме подробней.

В сюжетную основу поэмы легла русская народная сказка «Упырь» в записи Афанасьева. Эта сказка не из самых страшных. Подробностей в ней мало. Сюжет рассказан как бы скороговоркой, и кончается она благополучно.

Красавица Маруся, роковым образом повстречавшая упыря в облике доброго молодца, попадает под его чары и тем, что молчит, не называет «нечистого», губит своих родителей. Она могла бы спасти себя и своих близких, но не сделала этого. И вот, похоронив отца с матерью, Маруся умирает сама. Её хоронят так, как велела старая колдунья, к которой Маруся обратилась за помощью: проносят под порогом и зарывают на перекрёстке. На её могилке расцветает прекрасный цветок; его находит проезжающий мимо боярский сын и привозит к себе в дом. Цветок оборачивается красной девицей, которая становится женой боярского сына. Но девушка ставит условие, что четыре года она не будет ходить в церковь. В дальнейшем снова вмешивается добрая колдунья, которая даёт Марусе заговоренной воды, и та, брызнув ею на нечистого, называет его по имени. Злые чары рассеиваются, нежить рассыпается прахом, а Маруся с мужем и сыном живут долго и счастливо.

Цветаевская сказка, в отличие от народной, трагична, полна леденящего ужаса. Но поэма «Молодец» трагична не благодаря сказочно- фатальному сцеплению тягостных обстоятельств, роковым случайностям, хотя в поэме (как и в народной сказке) есть и мрачные чудеса, и жуткие подробности.

Поэма рассчитана на чтение вслух, так как главная её магия в звучании. Поразительны ритмы поэмы - завораживающие, всё время меняющиеся:

Как ударит из стремян

Лунный луч по хрусталям

Как взыграет, раскалясь,

Лунный луч во хрусталях.

Ритмы бешеной пляски, доводящей до головокружения, укачивающие такты колыбельной, вкрадчиво- настойчивые ритмы заговора - заклинания перемешиваются с ритмом стремительного бега запряженной тройки, да ещё с врывающимися невнятными шелестами вокруг саней:

По - метелилось!

При - мерещилось!

Кажется порой, что вся поэма стоит на этой неуверенности читателя и героини поэмы Маруси: чудится или вправду? Есть тут кто или нет? Чей это голос - врага или друга? Добра или зла? Сам воздух поэмы пронизан мороком, в который попадаем и мы, читатели, вместе с героиней. Некуда укрыться, не на что опереться - всё вокруг шатко и ненадёжно. Кроме того, Цветаева многократно прибегает к эффекту недосказанности, помогающему окунуться в атмосферу морока.

Любовь Маруси к молодцу, оказавшемуся оборотнем, любовь самого молодца, готового погибнуть, лишь бы спасти любимую, кроткая любовь к Марусе её матери, любовь мужа, безрассудно обрекающего жену на гибель, - все эти «любови» словно окружены мощным дыханием неких сил. В поэме тёмные силы наваждения рассредоточены, что делает их неодолимыми. То они воплощаются в подружек, силком подталкивающих Марусю к молодцу; то они вселяются в гостей, убедивших Марусиного мужа нарушить клятву и исчезнувших с петушиным криком, - а в сказке это просто подвыпившие соседи. Даже нищие на церковной паперти к концу поэмы напоминают оборотней.

Каждую из трёх смертей: смерть брата, смерть матери и смерть самой Маруси - Цветаева разворачивает в отдельный эпизод. В сказке же о них говорится почти скороговоркой: "Вернулась домой Маруся, ещё печальнее, чем прежде. Переночевала ночь, поутру проснулась - мать лежит мёртвая».

В поэме смерть Марусиной матери - самый страшный эпизод:

Дол - га ночка,

Долга ночка судная.

Доч - ка! Доч - ка!

Прощай! Мною сгублена!

В оди - ночку

Помру, спеши, родная!

Доч - ка! Доч - ка!

Прощай! Тобой продана!

Сопит, пышет!

Спеши! - Силком - натиском!

Сплю - не слышу,

Сплю - не слышу, ма -

Мольба матери, её страх, призыв: "Доч-ка! Доч-ка!", многократно повторенный, леденит душу, и тем самым резко усиливается ощущение преступления, в котором героиня не только жертва, но и соучастница.

Но самые значительные изменения коснулись молодца. У Цветаевой он сам, оказывается, зачарован злой силой. И ещё одно, совсем неожиданное: он всем сердцем полюбил Марусю. Он любит её самоотречённо, умоляя назвать его и тем самым разрушить чары; пусть он погибнет, а она спасётся.

До сердцевины,

Сердь моя, болен!

Знай, что невинен,

Знай, что невинен,

Знай, что неволен!

Сам тебе в ручки,

Сердце, даюсь!

Крест мне и ключ мне:

Ввек не вернусь!

Мольба эта звучит в канун смерти Марусиной матери, то есть молодец даже не за жизнь любимой испугался, а за её гибнущую душу. И именно он творит последнее заклятье над умирающей Марусей (в сказке это делает Марусина бабка), чтобы дать ей надежду на исцеление от чар. Заклинания, он утешает её: « В царстве небесном – овцы все целы! Спи, моя белая! Больно не сделаю!»

Действительно, упырь больше похож на доброго молодца, заколдованного тёмными силами. Нечистый, очарованный чистотой Маруси; зло на минуту ставшее добром; для всех – злодей, для Маруси – друг.

Изменила Цветаева и концовку сказки: в «Упыре» Маруся освобождается от чар, окропив молодца святой водой. В поэме она взмывает навстречу молодцу и летит с ним в « синь – огонь». Так в расстановку сил, действующих в поэме, оказывается включенной великая сила любви. На протяжении всей поэмы мы следим за поединком любви и морока. Не случайно поэма названа «Молодец», а не «Маруся»: именно с молодцем – оборотнем любовь совершает свои преображающие чудеса.

Эти акценты, внесённые в народную сказку, ярко высвечивают проблемы, волновавшие Цветаеву на протяжении многих лет: она пытается разрешить загадку злодеяния и чистого сердца. Маруся – лирическая героиня Цветаевой – чиста и преступна одновременно, и притяжение мощной стихии, обретающей – пусть на миг! – лицо добра, есть сила, противостоять которой очень трудно и героине поэмы, и самой Цветаевой.

Итак, мы говорили о том, что поэма – сказка «Молодец» трагична. Но трагедия не в фабуле, а в той абсолютной достоверности страстей, которая, пронизывает любовь Маруси и молодца. «Молодец» - сказка не о пустоте счастья, а о полноте страдания. Любовь героев трагична потому, что она здесь, на земле – невозможна; герои принадлежат к разным стихиям: Маруся – земная девушка, а молодец – «нежить», упырь…

Параграф 3. Проблематика и художественное своеобразие поэмы М. Цветаевой «Егорушка».

С конца января 1910 и весь февраль Цветаева поглощена работой над большой поэмой – сказкой «Егорушка». Это было какое – то неиссякаемое вдохновение. После раскаленной страстями, иссушенной пустыни «Красного коня», легкая и весёлая земля «Егорушки», на которой совершались приключения и превращения, была истинным местом вдохновения поэта. Поэма писалась, лилась из – под пера стремительно и вольно. Если бы «Егорушка» был завершен, то это была бы самая большая – не только по объёму, но и по широте замысла – поэма: возможно, втрое – четверо больше самых крупных цветаевских поэм. Окончены были всего 3 главы: «Младенчество», «Пастушество», «Купечество» и набросана четвертая «Серафим-град». Все вместе по объёму они почти равны «Царь- Девице»: около трех тысяч строк. К сожалению, первые три главы, будучи более или менее окончены внешне, то есть сюжетно, не завершены внутренне: есть пропуски слов и строк. Причудливая фабула поэмы унизана многочисленными подробностями, которые поэт черпал исключительно из собственной фантазии. О Егории Храбром (народном Георгии Победоносце) говорится в русских духовных стихах, в народных легендах; ничего из этих источников Цветаева в поэму не взяла (и, судя по всему, не была с ними знакома). Она использовала лишь упоминание о том, что Егорий был «волчим пастырем», покровителем стад, победителем змия. Но его рождение, жизнь и приключения полностью выдуманы. Ее Егорушка рожден от «орла залетного», вскормлен волчицей, дружит с волком, подобно Иванушке, герою русских народных сказок. И главное – характером он и в самом деле напоминает Ивана – дурака, а какими – то чертами – былинных богатырей. Цветаевский Егорушка, родившийся от земной женщины и «орла залетного», уже в младенчестве обладал неслыханной мощью: «Обоймет – задушит, Десять мамок сушит» . Из колыбели его унесла и вскормила своим молоком волчица, вместе с шерстью «волченятами». Таким образом, Егорий стал седьмым (важное для Цветаевой число); из него «не ребенок растет, а разбойник»:

Цветет не цвет и гриб не гриб

Всем головочки посшиб!

Мать – сдобную лепешечку

Ему, - тот рожу злобную.

Мать – по носу пуховкою,

А тот её – чертовкою…

Навсегда остался с Егорием неразлучным его молочный «браток» – «волчонок»:

Попом не крещенный,

Христом не прощенный,

Честь – совесть – как сито,

К нему как пришитый

Эти «братья – разбойники», которым всего по три года от роду, ежедневно отправляются «на разбой и блуд»; в один прекрасный день они попали в райский сад. Только они начали там разбойничать, как вдруг произошло нечто изменившее нрав и всю жизнь Егорушки; на их глазах

В небе – заря взялась,

В травке – тропа взялась.

И по тропе по той,

Под золотой фатой,

Плавной, как сон, стопой –

Матерь с дитёй…

Тщетно умоляло «дитя» Егорушку «бросить злость» и быть его желанным гостем; Егор был свиреп и непреклонен. Но когда «платочком слезку вдруг смахнуло», то враз перевернуло душу Егорушки: он грохнулся оземь в великом раскаянии. Когда же очнулся – вместо сада стояло лишь «деревцо».

Искушение жалостью оказалось непреодолимым для Егорушки. С той поры его словно подменили: зло в нем уступило место добру. Как бы ни ярился Егор, - отныне жалость в его душе непременно побеждает.

И волчок теперь уже не прежний злодей, а «раскаянный». Оба начинают служить людям: Егор становится пастухом, а волчонок – сторожем, «овчаром» при стаде.

Но скучно Егору пастушество: душа требует действия, а богатырская сила – выхода. (Все слишком легко! – нужно труднее!»)

«Ухитримся – ка, Егор, жить поплоше!

Удавиться нам от жизни хорошей».

И он вступает в единоборство с быком, которого сам же от скуки и раздразнил. Но голосок взмолившегося ягненочка останавливает его ярость… Искушение злом преодолено. Для людей он теперь стал «свет – Егор».

Устоял Егор и против соблазна Метели, предложившей себя ему в жены и засыпавшей его, в наказание за отказ, громадным сугробом. Здесь жизнь ему спас верный «браток – волчонок»:

Юмор сопутствует каждой строке поэмы. Юмор и сугубо разговорный, непринужденный свободный стиль, свойственный только устной речи. «Егорушка» - как бы чей-то живой устный рассказ.

Следующий искус, ожидающий Егория, - искус властью. Кормилица – волчиха и пять «молочных братьев» похитили из его сада ягненка. Егорушка отнимает у них жертву и не сдается на посулы волчихи сделать его царем волков. «Не ваш я царь, Стадам я – царь!» - и, когда он уже на волосок от смерти, «браток – волчок» кидается ему на защиту: «как ты мне брат по молоку, Так я тебе – по хлебу!»

Пастушество – лишь начало судьбы Егория, а она ему была уготована грандиозная. В главе «Купечество» - самой яркой и живой – рассказывается о том, как Егорий перешагивает, сам до конца о том не ведая, через соблазны денег, богатства, благополучия.

…Трое купцов остановились переночевать в доме Егория и были радушно приняты его матерью. Услыхав его могучий храп, они впадают в панику. Разбуженный и рассерженный Егор принимает их за воров. Третий купец, вовсе не обидевшись, а, напротив, проникнувшись к Егорушке любовью, зовет его к себе в приказчики… Прощальное напутствие Егору является лучшими строками поэмы:

-«Ты прости – прощай, сынок!

Расстаемся надолго!

Что сыночку десять дён,

Матерям – то – тысячи!

Заугольничком рожден –

До отца возвысишься!

Высоко твой путь забрел, -

Поклонись, коль встренется!

Не кладу тебе, орел,

Не сердце смиреньица.

Как бы царь ни принажал –

Не клонись осокою!

Уж в колясочке лежал

С головой высокою!»

Новая жизнь Егорушки длится неделю. Шесть раз он выходит торговать, но ни разу не приносит денег. В понедельник он не знает, что за товар надо брать деньги: «Уж так гребли, Отец, гребли, Как я им всем назад – рубли!» Во вторник покупатели рассказали ему якобы о царевом указе» весь товар продавать задаром. Вопль прогоревшего, по милости нового «приказчика», купца и ответы Егория написаны с юмором.

«А взглянуть-то – дитя дитём», - мимоходом замечает автор. В среду Егора опять обманули: товар взяли, деньги принести «до солнышка обещались». «Не пойму я твоей торговли!» - в сердцах воскликнул Егорий. В четверг он вновь вернулся с пустыми руками: «Видно, ум у меня слабенек. Не пойму я московских денег!» «Мне и до трех, Отец, не счесть, каков рожден – Таков и есть». Доверил считать «казну» чужому, а тот скрылся». В пятницу весь товар его был « до нитки – скраден», потому что Егор проспал торговлю. Наступил последний день – суббота. Вернувшись опять с пустыми руками, Егор собрался удавиться. Третий, «старшой», купец запротестовал: «Тем мне и люб, Дурак, - то глуп!» «Вестимо, глуп, - отвечал Егорушка, - Хоть хлыстом меня в очи хлестай, - Не стерплю я ребячьей слезки!» И рассказал, как вырученные деньги он, на сей раз, все отдал «мальцу в тряпье», молившему о помощи. Ребеночек оказался Сыном Божьим из райского сада, чья слеза навсегда лишила покоя Егорушку. После Егорова рассказа купцы (Святая Троица) – узнали в нем Егория Храброго, будущего воина – освободителя, устроителя земли русской. В воскресенье они провожают его в дорогу и учат, как преодолеть преграды на пути: леса, горы, «шального речного коня». Они велят Егорию отыскать «старичка в островерхой шапке», который прямо с облака наземь спущен. Ему предстоит переправа через реку, однако с тремя условиями: первое – не оглядываться, второе – не дотрагиваться до воды, и третье: «Какая б ужасть не стряслась, словцом прошу покорно – Не выругайся черным!» Все искушения, все страхи поборол Егор и, уже находясь» на аршин с вершком от земли, услыхал вдруг чей – то жалобный крик: «Поми –и- луй!» В то же мгновение он нарушил все три запрета: обернулся, помянул дьявола и кинулся в воду за картузом, упавшим в тот момент, когда он обернулся.

Оказалось, что запреты эти и были испытания, которые послали Егорию небесные силы. Спасенный из реки картуз запылал золотом, солдат подхватил Егория с волком на свои крылья... Глава заканчивается словами солдата:

Кем звался – тот и есть ты,

Из дела вышел с честью.

Кто на призыв молчит: спаси!

Тот к нам не со Святой Руси,

Кто чёрта не шумнёт спроста –

На той шее нет креста.

Так, стало, русский ты кругом –

Коль на смерть прёшь за картузом!

Идём, сокол мой кроткий,

В еврейскую слободку!

На этом поэма обрывается: остаётся лишь отрывочный план продолжения, по которому можно увидеть, насколько грандиозен был замысел поэмы, сколько чудесных приключений ожидало героя. Но Цветаева не стала писать поэму дальше, остыла к ней.

Не раз в работе мы упоминали образ волка. Следует отметить, что этот образ – символ возникает в лирике Цветаевой неоднократно. Он отражает разнообразные ассоциации, закрепленные за ним в контексте русской литературы.

Через семь лет у Цветаевой возобновилась «мечта о Егории». Она сделала попытку вернуться к поэме «Егорушка». Но поэма снова была брошена, на этот раз – окончательно. «Нельзя дважды войти в одну и ту же реку», - говорила сама Цветаева.

Заключение.

Проведённое исследование позволяет утверждать, что фольклорное начало является господствующим в творчестве Цветаевой.

Наиболее ярко фольклоризм проявляется в поэмах «Царь – Девица», «Молодец», «Егорушка». Однако это не означает, что лирические произведения Марины Ивановны свободны от фольклорных традиций.

Для поэта фольклор является точкой отсчёта в реализации творческой самостоятельности. Цветаева использует сказочные сюжеты, которые были зафиксированы Афанасьевым, но она преобразовывает их, включая в собственный мир на правах своего. Это позволяет ей менять сюжет и вводить новые элементы, существенно меняющие идейное и эмоциональное содержание.

В поэме «Царь – Девица» Цветаева обращается к сказке, рассказанной Афанасьевым, и творит свой эпос. Поэму и народную сказку сближают фольклорные традиции. Ритмика поэмы «Царь – Девица» и её строфика трудны для восприятия. Постижение их своеобразия и функционального значения требует определённых читательских усилий. Для придания произведению более яркой эмоциональной окраски, Цветаева сама расставляет ударение, производит разрыв целостных конструкций (слов, словосочетаний, предложений).

Поэма «Молодец» также опирается на сюжет народной сказки в записи Афанасьева. Здесь поэт воспринимает себя как героиню литературного произведения. Судьба Маруси, запутавшейся в жизни, как в паутине, удивительно схожа с судьбой самой Цветаевой. Функционально важную роль в поэме играют цветаевская ритмика и семантика.

В сюжет поэмы «Егорушка» Цветаева привнесла подробности, которые черпает исключительно из собственной фантазии. Все приключения, рождение и дальнейшая жизнь Егорушки – есть плод воображения автора. Эту поэму, как и все цветаевские произведения, отличают оборванность фраз, обилие диалогов, сложная ритмика и строфика.

Обобщая сказанное, можно прийти к выводу о том, что на самых крупных, значимых произведениях Цветаевой лежит печать традиций русского народа. Это закономерно, ибо культура того народа, частицей которого ощущает себя настоящий поэт, всегда питает его творчество.

Данное исследование возможно использовать на уроках литературы при знакомстве с творчеством М.И. Цветаевой; на элективных курсах.

Список литературы.

I. Источники.

1 Павловский А.И. Куст рябины: о поэзии М. Цветаевой. Л.: Сов. Писатель. Ленингр. Отделение, 1988. - 350 с.

2. Саакянц А.А. Цветаева М. Стихотворения. Поэмы. - М.: Правда, 1991. - 688 с.

II. Исследования.

3. Акбашева А.С. Марина Цветаева: слова и смыслы // Лит. в шк. - М., 1996. - №3. - с.84 - 92.

4. Айдинян С. Сказка - новелла М.И. Цветаевой // Диалог. Карнавал. Хронотоп. - Витебск, 1993. - №4. - с. - 87 - 88

5. Кудрова И.В. " Это ошеломляет...". Иосиф Бродский о Марине Цветаевой: творчество, личность, судьба. - СПб., 1998. - с.154 - 160

6. Лосская В. Воспоминания современников: (методология) // Рос. литературовед. журн.- М., 1994. - №4. - с. 59 - 63.

7. Павловский А.И. Марина Цветаева // Лит. в шк. - М., 1991. - №3. - с. 32 - 42

8. Саакянц А. Марина Цветаева // Цветаева М. Избр. соч.: В 2 т. - М., 1998. - Т.1. - с. 5 - 30

9. Саакянц А.А. Марина Цветаева: жизнь и творчество. М.: Эллис Лак, 1992. - 815 с.

10. Ходасевич В. Заметки в стихах. М. Цветаева. "Молодец" // Литература // Прим. к "Пс". - 1995. - №10

11. Эфрон А.С. Страницы воспоминаний// Звезда. 1973. - №3