Фашистский лагерь на территории польши. Польские концлагеря: нацисты отдыхают. Польские русофобы не жалели ни красных ни белых

Освенцим - обитель печали. Сегодня это полуразрушенные казарменные блоки с мрачными стенами, ржавые скрипучие ворота. Некогда - слово, навевавшее ледяной сковывающий ужас на людей. Мы побывали в Польше. Мы побродили по улочкам бывшего концлагеря, ныне - мемориального комплекса, открытого для посещения.

Мы не будем живописать кровавые ужасы войны. Мы не будем выкладывать фотографии, от которых у нормального человека переворачивается душа. Мы сняли видео: холодные, мрачные закоулки, душная и тяжелая атмосфера здесь царит здесь по сей день. Добавить нечего. Слов просто нет. Вполне достаточно просто побывать в этом месте, чтобы понять: это было. Это было с нашими дедами и бабушками. И это важно помнить. И знать.

Видео про Аушвиц. Освенцим.

Но все же детализировать ужасы войны в красках мы не хотим и вот почему. Наш мы создавали для того, чтобы утвердить жизнерадостность, позитив и счастье.

И хоть тема и печальная, постараемся не создавать тяжелый осадок, но расскажем о главном.

Знаете, вот хочется верить, что люди станут чище и мудрее, наконец прекратят воевать, заживут мирной жизнью, будут воспитывать своих маленьких детей, устраивать простые праздники, радоваться каждому дню. Но именно поэтому важно помнить о том, что же принесла нам война. Это такая зарубка на пространстве Мнемозины, экскурс в прошлое, живинка, напоминающая о том, как быть не должно!

Но базовые факты мы все-таки озвучим. Страна должна знать своих героев, в том числе - погибших в лагерях смерти. Итак…

Освенцим, Польша. История. Некоторые факты

Ударение в слове Освенцим ставится на второй слог - Осве́нцим. Он же - А́ушвиц (с немецкого).

Изначально Освенцим - городок в Польше , а лагерь был назван так же, потому что находится на окраине малюсенького города в Малопольском воеводстве.

История Великой Отечественной войны наложила, надо думать, вечный отпечаток на город: наверное, жутковато местным жить в таком месте. Хотя, вот замок графа Дракулы тоже считался ужаснейшим местом, а спустя несколько сотен лет люди с удовольствием живут в округе, и история кровавых войн прошлых столетий только навевает романтический ореол. И нам думается, это правильно. Не стоит без конца воздавать дань страхам, боли и несчастьям. Надо помнить о них, но… жизнь продолжается, нужно создавать доброе, разумное и вечное. Кто знает, может быть, через какое-то время и наша история покроется пылью и станет назиданием потомкам, но перестанет так пугать.

Лагерь Освенцим был построен до формального (принятого в СССР) начала ВОВ, но не в
1939 году - именно тогда немецкие войска вторглись на территорию Польши, - а в 1940-м.

Это был один из трех лагерей комплекса. В 1943 году был построен еще один лагерь - Аушвиц III. Но и это не все: до 1944 года в окрестностях возвели множество филиалов Освенцима - близ шахт, фабрик, комбинатов. Они все находились в подчинении Аушвицу III: поставляли дешевую рабсилу для Третьего рейха.

Лагерь создавался для массового истребления поляков и людей других национальностей (литовцев, русских, эстонцев, латышей, белорусов, болгар, немцев, не пожелавших принимать политику рейха, евреев и многих других).

Именно этот лагерь стал символикой сути нацизма - здесь проводились самые чудовищные медицинские эксперименты, здесь изобретались «уникальные» методы уничтожения людей. И именно отсюда сбегали те, кто в дальнейшем основал в других странах мира, чьи правители были солидарны с политикой Гитлера, колонии, в которых и после войны царили жуткие законы и правила.

Освенцим стал основным «чистилищем» для европейских евреев. По самым приблизительным подсчетам только в основном Аушвице погибло до 4 млн евреев (а всего лагерей смерти под названием Аушвиц было 3). Историки придерживаются более строгих цифр, но кто же вел точный подсчет? Поэтому можно смело называть более весомые цифры.

В 1939 году город Освенцим стал собственностью Третьего рейха, и здесь построили лагерь Аушвиц-I. Ворота лагеря украсили вензельной надписью на немецком «Работа освобождает» (дословно - «Труд делает свободными»).

Жестоко и подло: ведь изначально никто не собирался никого освобождать. Людей отсылали сюда, чтобы выжимать из них соки и отправлять на верную гибель. Комендант лагеря Рудольф Хёсс принял в 1940 первую «партию» узников - поляков, ранее сидевших в тюрьме Та́рново. В самом лагере люди жили, а на работу их водили через ворота, цинично звучала музыка оркестра.

Сперва лагерь включал немного построек, ведь и людей мало. Затем заключенных заставили достраивать верхние этажи зданий, новые корпуса. В 1942 году лагерь вмещал уже 20 000 узников, которые жили не только в блоках, но и в подвалах, на чердаках, в деревянных бараках, скроенных на скорую руку.

В трех километрах от Аушвица-I в деревне Бжези́нка построили Аушвиц-II - Би́ркена́у. Эти лагеря - лидеры по количеству жертв. Так, в Бухенвальде уничтожено порядка 70 000 людей, в Треблинке - 800 000, в Майданеке - 1,5 млн.

Способы уничтожения были тем чудовищнее, чем автоматизированнее. Людей просто сгоняли, как скот, в отделения для уничтожения: травили газом, жгли в печах, расстреливали. Про пытки и медицинские исследования, насилие в лагерях над молодыми девушками и детьми, уморение голодом и говорить не стоит - это было страшной нормой.

Однако даже в лагерях смерти выживали люди. Бывший узник Бухенвальда и Дахау, психиатр Бруно Беттельгейм, впоследствии напишет исследование, книгу «Просвещенное сердце».

Она про то, как мог человек, существо мыслящее, опускаться до столь бессмысленной жестокости. Как работает человеческая психика, что человечество допустило в глобальных масштабах такое поведение. Он напишет и о том, как бессмыслица, существование внутри лагеря убивало волю к жизни узников. Ведь их было много! Они могли бежать, но не бежали. Выученная беспомощность и подавленная воля - вот что культивировалось в лагере. Способствовала этому принципиальная нелогичность мучителей, бессмысленная и отупляющая работа, издевательства и полное отсутствие сочувствия к людям.

Они были просто подопытными, лабораторными крысами для нацистов. И даже хуже -
мучителям нравилось измываться над заключенными. Это тоже была отдельная веха истории. С рьяным неистовством смотрители и коменданты лагерей выдумывали новые «развлечения», которые были похуже психологических и физических пыток, просто потому, что убивали последние попытки к сопротивлению, самооценку и уважение людей к себе.

Только в Аушвице людям наносили на руки татуировки с порядковым номером. С тех пор человек терял имя, терял себя. Он был просто товаром, маркированным синими чернилами.

О жизни в Аушвице

Узники лагеря вынуждены были носить одну и ту же одежду неделями, а то и месяцами. В лагере свирепствовал тиф, дизентерия, водились вши и клопы, крысы. Люди голодали, ибо калорийность рациона достигала от силы 1 300 кКал, а работа была тяжелой и изнурительной. На одежде узников были отличающие нашивки: черные нашивки получали цыгане и «антиобщественные элементы», политические заключенные носили красные треугольники, евреям нашивали шестиконечную желтую звезду. Свидетели Иеговы носили фиолетовые треугольники, гомосексуалисты - розовые треугольники, уголовники - зеленые треугольники.

Мест в лагере не хватало: люди спали на подстилках из сена, по двое-трое на каждой полке
трехъярусных нарах. Порой запрещалось выходить в туалет, из-за дизентерии люди ходили в туалет прямо под себя, люди не мылись неделями, в казармах стояла жуткая вонь.

В больницу попадать было еще хуже, чем в печь: там над узниками попросту ставили эксперименты. Кормили лекарствами, которые проходили стадию тестирования, и это в лучшем случае! Зверства врачей доходили до таких «изысканных» поступков, что средневековые палачи позавидовали бы бурным фантазиям.

Узники пытались бороться несмотря ни на что.

Люди пытались установить связь с внешним миром, передавали продукты, лекарства, сообщали тем, кто находился за пределами лагеря, о зверствах фашистов. Были и побеги - порой даже удачные.

Те, у кого хватало образования и знаний, помогали своим товарищам, чем могли. Велась подпольная разъяснительная работа, говорилось о политике Гитлера, о правах и свободах людей. Велась даже культурная деятельность.

Люди читали стихи, вели дискуссии, проводили церемонии богослужения. Иными словами: они пытались оставаться людьми.

О лагере Аушвиц

Если вы пройдетесь по лагерю, вы обнаружите здесь и камеры для заключенных, и «стену смерти», возле которой расстреливали людей, и камеры пыток, где сохранились орудия издевательств и умерщвлений.

Отобранные у людей вещи сортировались и складывались в отдельные блоки. До сих пор остались фотографии и скопления вещей, которые хранятся в музее Аушвиц в качестве экспонатов.

Сохранились «причесанные» гравийные дорожки, колючая проволока (не под напряжением!), таблички и надписи, вся инфраструктура лагеря.

Самым страшным местом были крематории, печи . Из здания бывшего морга сделали временную газовую камеру, макет крематория есть в Аушвице.

Сжигали здесь заживо, а не только погибших. Людей загоняли партиями. В Аушвице сегодня
демонстрируются реконструированные из металлических остовов три печи, в которых за сутки сжигали по 350 тел.

Многие фрагменты сказанного есть на видео. О том, о чем мы не рассказали, вам поведают гиды, книги, написанные людьми, пережившими войну, историки... Мы вот тоже купили в Польше книгу Кристины Живульской «Я пережила Освенцим ». Подробнее и детальнее могут рассказать и местные проводники, и служители комплекса.

Мы же на этом заканчиваем детальное описание, и хотим добавить, что информация эта нужна не мертвым, она нужна живым. Чтобы каждый, мог заглянуть себе в душу и вспомнить, что он - человек.

Если вам понравилась статья, мы будем благодарны вам за репосты и отзывы в социальных сетях, в Инстаграме и на сайте. Мы рады вам, новым друзьям и возможным коллегам-путешественникам. Открывайте мир вместе с нами! А мы будем делиться с вами новой полезной информацией!

Нацистские садисты во многом повторили действия своих польских предшественников. (И если немцы действовали скорее как муравьи - выполняя рутинную работу, то поляки убивали со страстью и в удовольствие - arctus)

Нацистские садисты во многом повторили действия своих польских предшественников.

Известно, что в Польше история с давних пор является персонажем, активно действующим на политической сцене. Поэтому извлечение на эту сцену «исторических скелетов» всегда было любимым делом тех польских политиков, у кого нет солидного политического багажа и, в силу этого, они предпочитают заниматься историческими спекуляциями.

Ситуация в этом плане получила новый импульс, когда после победы на парламентских выборах в октябре 2015 г. к власти вернулась партия ярого русофоба Ярослава Качинского «Право и Справедливость» («PiS»). Президентом Польши стал ставленник этой партии Анджей Дуда. Новый президент уже 2 февраля 2016 г. на заседании Совета национального развития сформулировал концептуальный подход к внешней политике Варшавы: «Историческая политика польского государства должна быть элементом нашей позиции на международной арене. Она обязательно должна быть наступательной».

Примером такой «наступательности» явился недавний законопроект, одобренный правительством Польши. Он предусматривает лишение свободы на срок до трех лет за словосочетания «польский концлагерь» или «польские лагеря смерти», применительно к нацистским лагерям, функционировавшим на территории оккупированной Польши во время Второй мировой войны. Автор законопроекта, польский министр юстиции объяснил необходимость его принятия тем, что такой закон позволит более эффективно защищать «историческую правду» и «доброе имя Польши».

В этой связи немного истории. Словосочетание «польский лагерь смерти» вошло в обиход во многом с «легкой руки» Яна Карского, активного участника польского антинацистского сопротивления. Он в 1944 г. опубликовал в «ColliersWeekly» («Кольеровский еженедельник») статью под названием «Польский лагерь смерти».

В ней Карский рассказал, как он, переодевшись немецким солдатом, тайно посетил гетто в Избице Любельской, из которого заключённых евреев, цыган и др. направляли в нацистские лагеря уничтожения «Белжец» и «Собибор». Благодаря статье Карского, а затем написанной им книге «Курьер из Польши: История тайного государства» («Courier from Poland: Story of a Secret State»), мир впервые узнал о массовом истреблении нацистами евреев на территории Польши.

Замечу, что в течение 70 лет после Второй мировой войны словосочетание «польский лагерь смерти», как правило, понималось как нацистский лагерь смерти, расположенный на территории Польши.

Проблемы начались, когда президент США Б. Обама в мае 2012 г., посмертно награждая Я. Карского Президентской медалью Свободы, в своей речи упомянул «польский лагерь смерти». Польша возмутилась и потребовала объяснений и извинений, так как подобное словосочетание якобы бросало тень на польскую историю. Масла в огонь добавило посещение в июле 2016 г. Папой Римским Франциском Польши. Тогда в Кракове Франциск встретился с единственной женщиной, рожденной и выжившей в нацистском лагере Аушвиц (Освенцим). В своей речи Папа назвал местом ее рождения «польский концентрационный лагерь Аушвиц». Эту оговорку тиражировал католический портал Ватикана «IlSismografo». Польша вновь возмутилась. Таковы известные истоки появления вышеупомянутого польского законопроекта.

Впрочем, дело тут не только в вышеприведенных злополучных оговорках мировых деятелей по поводу нацистских лагерей.

Польским властям, помимо этого, крайне необходимо блокировать любые воспоминания о том, что в Польше в 1919 – 1922 гг. действовала сеть концентрационных лагерей для военнопленных красноармейцев, захваченных в период польско-советской войны 1919 – 1920 гг.

Известно, что по условиям существования в них военнопленных эти лагеря явились предтечами нацистских концентрационных лагерей смерти.

Однако польская сторона не желает признавать этот документально подтвержденный факт и весьма болезненно реагирует, когда в российских СМИ появляются заявления или статьи, в которых упоминаются польские концентрационные лагеря. Так, резко негативную реакцию Посольства Республики Польша в РФ вызвала статья Дмитрия Офицерова-Бельского доцента НИУ Высшей школы экономики (Пермь) под названием «Равнодушно и терпеливо» (05.02.2015.Lenta.ru https://lenta.ru/articles/2015/02/04/poland/).

В этой статье российский историк, анализируя непростые польско-российские отношения, назвал польские лагеря для военнопленных концентрационными лагерями, а также назвал нацистский лагерь смерти Аушвиц Освенцимом. Он тем самым якобы бросил тень не только на польский город Освенцим, но и на польскую историю. Реакция польских властей, как всегда, не замедлила себя ждать.

Заместитель польского посла в Российской Федерации Ярослав Ксёнжек в письме в редакцию «Lenta.ru» заявил о том, что польская сторона категорически возражает против применения определения «польские концлагеря», ибо оно никоим образом не соответствует исторической правде. В Польше периода 1918 – 1939 гг. такие лагеря якобы не существовали.

Однако, польские дипломаты, опровергая российских историков и публицистов, в очередной раз сели в лужу. Мне пришлось столкнуться с критическими оценками моей статьи «Ложь и правда Катыни», опубликованной в газете «Спецназ России» (№4, 2012). Критиком тогда выступил Гжегож Телесницки, I секретарь Посольства Республики Польша в РФ. Он в своем письме в редакцию «Спецназа России» безапелляционно утверждал, что в нацистской эксгумации катынских захоронений 1943 г. поляки не участвовали.

Между тем общеизвестно и документально подтверждено, что специалисты Технической комиссии Польского Красного Креста участвовали в нацистской эксгумации в Катыни с апреля по июнь 1943 г., выполняя, по выражению министра нацистской пропаганды и главного фальсификатора катынского преступления Й. Геббельса, роль «объективных» свидетелей. Таким же ложным является и утверждение пана Я. Ксёнжика об отсутствии в Польше концентрационных лагерей, которое легко опровергается документально.

Польские предтечи Освенцима-Биркенау

Для начала проведу для польских дипломатов небольшой ликбез. Напомню, что в период 2000–2004 гг. российскими и польскими историками, в соответствии с Соглашением Росархива и Генеральной дирекции государственных архивов Польши, подписанным 4 декабря 2000 г., был подготовлен сборник документов и материалов «Красноармейцы в польском плену в 1919–1922 г.» (далее сборник «Красноармейцы…»).

Этот 912-страничный сборник в России был издан тиражом в 1 тыс. экз. (М.; СПб.:Летний сад, 2004). В нем содержится 338 исторических документов, раскрывающих весьма нелицеприятную ситуацию, царившую в польских лагерях для военнопленных, в том числе и в концентрационных. Видимо, по этой причине польская сторона не только не издала на польском языке данный сборник, но и приняла меры по скупке части российского тиража.

Так вот, в сборнике «Красноармейцы…» представлен документ № 72, именуемый «Временная инструкция для концентрационных лагерей военнопленных, утвержденная Верховным командованием Войска Польского».

Приведу небольшую цитату из этого документа: «…Вслед за приказами Верховного командования № 2800/III от 18.IV.1920, № 17000/IV от 18.IV.1920, № 16019/II, а также 6675/San. издается временная инструкция для концентрационных лагерей… Лагеря для большевистских пленных, которые должны быть созданы по приказу Верховного командования Войска Польского № 17000/IV в Звягеле и Плоскирове, а затем Житомире, Коростене и Баре, носят название «Концентрационный лагерь для военнопленных №…».

Так что, панове, возникает вопрос. Как, приняв закон о недопустимости именования польских лагерей концентрационными, вы будете поступать с теми польскими историками, которые позволят себе ссылаться на вышеназванную «Временную инструкцию…»? Но оставлю этот вопрос на рассмотрение польским юристам и вернусь к польским лагерям для военнопленных, в том числе именуемых концентрационными.

Ознакомление с документами, содержащимися в сборнике «Красноармейцы…», позволяет уверенно утверждать, что дело не в названии, а в сути польских лагерей для военнопленных. В них были созданы такие нечеловеческие условия содержания военнопленных красноармейцев, что они могут с полным правом рассматриваться, как предтечи нацистских концлагерей.

Об этом свидетельствует абсолютное большинство документов, размещенных в сборнике «Красноармейцы…».

Для обоснования своего вывода я позволю себе сослаться на свидетельства бывших заключенных Освенцима-Биркенау Ота Крауса (№ 73046) и Эриха Кулки (№ 73043). Они прошли нацистские концентрационные лагеря Дахау, Заксенхаузен и Освенцим-Биркенау и хорошо знали порядки, установленные в этих лагерях. Поэтому в названии этой главы я употребил наименование «Освенцим-Биркенау», так как именно его использовали О. Краус и Э. Кулка в своей книге «Фабрика смерти» (М.: Госполитиздат, 1960).

Зверства охраны и условия жизни военнопленных красноармейцев в польских лагерях весьма напоминают зверства нацистов в Освенцим-Биркенау. Для сомневающихся приведу несколько цитат из книги«Фабрика смерти».

О. Краус и Э. Кулка писали, что

«в Биркенау не жили, а ютились в деревянных бараках длиной в 40 и шириной в 9 метров. Бараки не имели окон, плохо освещались и вентилировались… Всего в бараке размещалось 250 человек. В бараках не было ни умывален, ни туалетов. Заключенным запрещалось ночью выходить из барака, поэтому в конце барака стояли две кадки для нечистот…».

«Истощение, болезни и смерть заключенных вызывались недостаточным и скверным питанием, а чаще настоящим голодом… В лагере не было посуды для пищи… Заключенный получал менее 300 граммов хлеба. Хлеб узникам выдавали вечером, и они тотчас же его съедали. Наутро они получали пол-литра черной жидкости, называемой кофе, или чай и крохотную порцию сахара. В обед заключенный получал меньше литра похлебки, в которой должно было быть 150 г картофеля, 150 г турнепса, 20 г муки, 5 г масла, 15 г костей. На самом деле в похлебке нельзя было найти такие скромные дозы продуктов… При плохом питании и тяжелой работе сильный и здоровый новичок мог выдержать лишь в течении трех месяцев…».

Смертность увеличивалась системой наказаний, применяемой в лагере. Провинности бывали разными, но, как правило, комендант лагеря Освенцим-Биркенау без всякого разбора дела «…объявлял приговор провинившимся заключенным. Чаще всего назначались двадцать ударов плетью… Вскоре в разные стороны летели окровавленные клочья ветхой одежды…». Наказываемый при этом должен был считать количество ударов. Если сбивался, экзекуция начиналась сначала.

«Для целых групп заключенных… обычно применялось наказание, которое называлось «спортом». Заключенных заставляли быстро падать на землю и вскакивать, ползать по-пластунски и приседать… Перевод в тюремный блок был обычной мерой за определенные проступки. А пребывание в этом блоке означало верную смерть… В блоках заключенные спали без тюфяков, прямо на голых досках… Вдоль стен и посредине блока-лазарета были установлены нары с тюфяками, пропитанными человеческими выделениями… Больные лежали рядом с умирающими и уже мертвыми заключенными».

Ниже я приведу аналогичные примеры из польских лагерей. Удивительно, но нацистские садисты во многом повторили действия своих польских предшественников. Итак, открываем сборник «Красноармейцы…». Вот документ № 164, именуемый «Отчет о результатах осмотра лагерей в Домбе и Стшалково» (октябрь 1919 г.).

«Осмотр лагеря Домбе… Здания деревянные. Стены неплотные, некоторые здания без деревянного пола, палаты большие… Большинство пленных без обуви – совсем босые. Кроватей и нар почти нет… Ни соломы, ни сена нет. Спят на земле или досках… Ни белья, одежды; холод, голод, грязь и все это грозит громадной смертностью…».

«Отчет об осмотре лагеря Стшалково. …Состояние здоровья пленных ужасающее, гигиенические условия лагеря отвратительные. Большинство зданий – это землянки с продырявленными крышами, земляным полом, очень редко встречается дощатый, окна забиты досками вместо стекол… Многие бараки переполнены. Так, 19 октября с.г. барак для пленных коммунистов был так переполнен, что входя в него среди тумана трудно было что бы то ни было рассмотреть. Пленные скучены настолько, что не могли лежать, а вынуждены были стоять, облокотившись один на другого…».

Документально доказано, что во многих польских лагерях, в том числе Стшалково, польские власти не удосужились решить вопрос отправления военнопленными естественных потребностей в ночное время. В бараках туалеты и параши отсутствовали, а лагерная администрация под страхом расстрела запрещала выходить после 6 часов вечера из бараков. Каждый из нас может представить себе такую ситуацию…

О ней говорилось в документе №333 «Нота Российско-Украинской делегации председателю Польской делегации с протестом против условий содержания пленных в Стшалково» (29 декабря 1921 г.) и в документе № 334 «Нота Полпредства РСФСР в Варшаве МИД Польши по поводу издевательств над советскими военнопленными в лагере Стшалково» (5 января 1922 г.).

Следует отметить, что как в нацистских, так и в польских лагерях избиение военнопленных было обычным явлением. Так, в вышеупомянутом документе № 334 отмечалось, что в лагере Стшалково «до настоящего времени происходят надругательства над личностью пленных. Избиения военнопленных составляют постоянное явление…». Получается, что жестокие избиения военнопленных в лагере Стшалково практиковались ещё с 1919 по 1922 гг.

Подтверждением этому служит документ № 44 «Отношение Минвоендел Польши Верховному командованию ВП по поводу статьи из газеты «Курьер новы» по поводу издевательств над дезертировавшими из Красной Армии латышами с препроводительной запиской Минвоендел Польши Верховному командованию» (16 января 1920 г.). В нем говорится, что латышей по прибытию в лагерь Стшалково (видимо, осенью 1919 г.), сначала ограбили, оставив их в одном белье, а затем каждый из них получил по 50 ударов розгой из колючей проволоки. Более десяти латышей умерли от заражения крови, а двоих расстреляли без суда и следствия.

Ответственными за это варварство были начальник лагеря капитан Вагнер и его помощник поручик Малиновский, отличавшейся изощренной жестокостью.

Об этом рассказывается в документе № 314 «Письмо Российско-Украинской делегации в Польскую делегацию ПРУСК с просьбой принять меры по заявлению военнопленных красноармейцев в отношении бывшего коменданта лагеря в Стшалково» (03 сентября 1921 г.).

В заявлении красноармейцев говорилось, что

«поручик Малиновский всегда ходил по лагерю в сопровождении нескольких капралов, имевших в руках жгуты-плетки из проволоки и тому, кто ему не нравился, приказывал ложиться в канаву, и капралы били, сколько было приказано. Если битый стонал или просил пощады, пор. Малиновский вынимал револьвер и пристреливал… Если часовые застреливали пленных пор. Малиновский давал им в награду 3 папироски и 25 польских марок… Неоднократно можно было наблюдать, как группа во главе с пор. Малиновским влезала на пулеметные вышки и оттуда стреляла по беззащитным людям…».

О ситуации в лагере стало известно польским журналистам, и поручик Малиновский в 1921 г. был «отдан под суд», а вскоре был арестован и капитан Вагнер. Однако какие-либо сообщения о понесенных ими наказаниях – отсутствуют. Вероятно, дело было спущено на «тормозах», так как Малиновскому и Вагнеру было предъявлено обвинение не в убийствах, в «злоупотреблении служебном положением»?! Соответственно, система избиений в лагере Стшалково, и не только в нем, осталась прежней до закрытия лагерей в 1922 г.

Как и нацисты, польские власти использовали голод в качестве эффективного средства уничтожения пленных красноармейцев. Так, в документе № 168 «Телеграмма укрепленного района Модлин в секцию пленных Верховного командования Войска Польского о массовом заболевании военнопленных в лагере Модлин» (от 28 октября 1920 г.) сообщается о том, что среди военнопленных концентрационной станции пленных и интернированных в Модлине свирепствует эпидемия желудочных заболеваний, умерло 58 человек. «Главные причины заболевания – поедание пленными различных сырых очистков и полное отсутствие у них обуви и одежды». Замечу, что это не единичный случай голодных смертей военнопленных, который описан в документах сборника «Красноармейцы…».

Общая оценка ситуации, царившей в польских лагерях для военнопленных, была дана в документе № 310 «Протокол 11-го заседания Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии по репатриации о положении пленных красноармейцев» (28 июля 1921 г.) Там отмечалось, что «РУД (Российско-Украинская делегация) никогда не могла допустить, чтобы к пленным относились так бесчеловечно и с такой жестокостью… РУД не вспоминает про тот сплошной кошмар и ужас избиений, увечий и сплошного физического истребления, который производился к русским военнопленным красноармейцам, особенно коммунистам, в первые дни и месяцы пленения… .

В том же протоколе отмечалось, что «Польское командование лагерей как бы в отместку после первого приезда нашей делегации резко усилило свои репрессии… Красноармейцев бьют и истязают по всякому поводу и без повода… избиения приняли форму эпидемии… Когда лагерное командование считает возможным предоставление более человеческих условий для существования военнопленных, то из Центра идут запрещения».

Аналогичная оценка дана и в документе № 318 «Из ноты НКИД РСФСР чрезвычайному и полномочному поверенному в делах Польской Республики Т. Филлиповичу о положении и гибели военнопленных в польских лагерях» (9 сентября 1921 г.).

Там говорилось: «На ответственности Польского Правительства всецело остаются неописуемые ужасы, которые до сих пор безнаказанно творятся в таких местах, как лагерь Стшалково. Достаточно указать на то, что в течение двух лет из 130 000 русских военнопленных в Польше умерло 60 000».

По подсчетам российского военного историка М.В. Филимошина, число погибших и умерших в польском плену красноармейцев составляет 82 500 человек (Филимошин. Военно-исторический журнал, № 2. 2001). Эта цифра представляется достаточно обоснованной. Полагаю, что вышеизложенное позволяет утверждать, что польские концентрационные лагеря и лагеря для военнопленных могут по праву считаться предтечами нацистских концлагерей.

Недоверчивых и любознательных читателей отсылаю к своему исследованию «Антикатынь, или красноармейцы в польском плену», представленном в моих книгах «Тайна Катыни» (М.: Алгоритм, 2007) и «Катынь. Современная история вопроса» (М.: Алгоритм, 2012). Там дана более исчерпывающая картина того, что творилось в польских лагерях.

Насилием по инакомыслию

Завершить тему польских концентрационных лагерей невозможно без упоминания двух лагерей: белорусской «Березы-Картузской» и украинской «Бялы Подляски». Они были созданы в 1934 году по решению польского диктатора Юзефа Пилсудского, как средство расправы с белорусами и украинцами, протестовавшими против польского оккупационного режима 1920–1939 гг. Хотя они и не назывались концентрационными, но кое в чем они превзошли нацистские концлагеря.

Но прежде о том, как многие белорусы и украинцы приняли польский режим, установленный на захваченных поляками в 1920 г. территориях Западной Белоруссии и Западной Украины. Вот что писала в 1925 г. газета «Rzeczpospolita». «…Если в продолжение нескольких лет не будет перемен, то мы будем иметь там (на восточных крессах) всеобщее вооруженное восстание. Если мы не утопим его в крови, оно оторвет от нас несколько провинций… На восстание есть виселица и больше ничего. На всё тамошнее (белорусское) население сверху донизу должен упасть ужас, от которого в его жилах застынет кровь».

В том же году известный польский публицист Адольф Невчинский на страницах газеты «Слово» заявлял, что с белорусами нужно вести разговор языком «висельниц и только висельниц… это будет самое правильное разрешение национального вопроса в Западной Белоруссии».

Чувствуя общественную поддержку, польские садисты в Березе-Картузской и Бялой Подляске не церемонились с непокорными белорусами и украинцами. Если нацисты создавали концентрационные лагеря, как чудовищные фабрики массового уничтожения людей, то в Польше такие лагеря использовались, как средство устрашения непокорных. Иначе как объяснить те чудовищные истязания, которым в них подвергались белорусы и украинцы. Приведу примеры.

В Березе-Картузской в небольшие камеры с цементным полом набивали по 40 человек. Чтобы заключённые не садились, пол постоянно поливали водой. В камере им запрещалось даже разговаривать. Людей пытались превратить в бессловесный скот. Режим молчания для заключенных действовал и в больнице. Били за стоны, за зубной скрежет от нестерпимой боли.

Руководство Березы-Картузской цинично называло его «самым спортивным лагерем в Европе». Шагом здесь ходить запрещалось - только бегом. Делалось все по свистку. Даже сон был по такой команде. Полчаса на левом боку, затем свисток, и сразу же переворачивайся на правый. Кто замешкался или во сне не расслышал свистка, тут же подвергался истязаниям. Перед таким «сном» в помещения, где спали заключенные, для «профилактики», выливалось несколько ведер воды с хлоркой. Нацисты до такого не сумели додуматься.

Ещё более ужасными были условия в карцере. Провинившихся держали там от 5 до 14 суток. Чтобы усилить страдания, на пол карцера выливали несколько ведер фекалий. Параша в карцере не очищалась месяцами. Помещение кишело червями. Помимо этого, в лагере практиковалось такое групповое наказание, как чистка лагерных туалетов стаканами или кружками.

Комендант Берёзы-Картузской Юзеф Камаль-Курганский в ответ на заявления, что заключенные не выдерживают пыточных условий содержания и предпочитают смерть, спокойно заявлял: «Чем больше их здесь передохнет, тем лучше будет жить в моей Польше».

Полагаю, что вышеизложенного достаточно, чтобы представить, что такое польские лагеря для непокорных, и рассказ о лагере Бяла Подляска будет уже излишним.

В завершение добавлю, что использование фекалий для пыток было излюбленным средством польских жандармов, видимо, страдавших неудовлетворенными садомазохистскими наклонностями. Известны факты, когда сотрудники польской дефензивы заставляли арестованных руками чистить туалеты, а потом, не давая мыть руки, давали обеденную пайку. Кто отказывался, тому ломали руки. Сергей Осипович Притыцкий, белорусский борец против польского оккупационного режима в 1930-х годах, вспоминал, как польские полицейские заливали ему в нос навозную жижу.

Вот такую неприятную правду о «скелете в польском шкафу» под названием «концентрационные лагеря» вынудили меня рассказать панове из Варшавы и посольства Республики Польша в РФ.

P.S. Панове, прошу иметь в виду. Я не являюсь полонофобом. С удовольствием смотрю польские фильмы, слушаю польскую эстраду и жалею, что в своё время не освоил польский язык. Но «терпеть ненавижу», когда польские русофобы нагло перевирают историю польско-российских отношений с молчаливого согласия официальной России.

Оригинал взят у pbs990 в УЖАСЫ ПОЛЬСКИХ ЛАГЕРЕЙ СМЕРТИ. У НЕМЕЦКИХ ФАШИСТОВ БЫЛИ ДОСТОЙНЫЕ УЧИТЕЛЯ

Темные пятна истории: как пытали и убивали русских в польском плену
________________________________________

Николай Малишевский, «Фонд стратегической культуры».

Весной 2012 года Европейский суд по правам человека принял решение о невиновности России в массовом расстреле солдат и офицеров польской армии под Катынью. Польская сторона почти полностью проиграла это дело. Сообщений об этом в СМИ поразительно мало, но дефицит правдивой информации о судьбах погибших людей не должен открывать дорогу политическим спекуляциям, отравляющих отношения между двумя народами. И это относится не только к судьбам тысяч польских солдат и офицеров, но и к судьбам десятков тысяч российских соотечественников, оказавшихся в польском плену после польско-советской войны 1919-1921 гг. Данная статья - попытка пролить свет на одно из «темных пятен» русской, польской и европейской истории.

В результате начатой Польшей против Советской России войны польской армией было захвачено в плен свыше 150 тыс. красноармейцев. Всего, в совокупности с политическими заключенными и интернированными гражданскими лицами, в польском плену и концлагерях оказалось более 200 тысяч красноармейцев, гражданских лиц, белогвардейцев, бойцов антибольшевистских и националистических (украинских и белорусских) формирований.
Вторая Речь Посполитая создала огромный «архипелаг» из десятков концентрационных лагерей, станций, тюрем и крепостных казематов.

Он раскинулся на территории Польши, Белоруссии, Украины и Литвы и включал не только десятки концентрационных лагерей, в том числе открыто именовавшихся в тогдашней европейской прессе «лагерями смерти» и т.н. лагеря интернированных (в основном это были концлагеря, построенные немцами и австрийцами в период Первой мировой войны, такие как Стшалково, Шиптюрно, Ланьцут, Тухоле), но и тюрьмы, сортировочные концентрационные станции, пункты сосредоточения и различные военные объекты вроде Модлина и Брестской крепости, где было сразу четыре концлагеря - Буг-шуппе, форт Берг, казарма Граевского и офицерский…
Острова и островки архипелага располагались в том числе в польских, белорусских, украинских и литовских городах и весях и назывались Пикулице, Коростень, Житомир, Александров, Луков, Остров-Ломжинский, Ромбертов, Здунская Воля, Торунь, Дорогуск, Плоцк, Радом, Пшемысл, Львов, Фридриховка, Звягель, Домбе, Демблин, Петроков, Вадовицы, Белосток, Барановичи, Молодечино, Вильно, Пинск, Ружаны, Бобруйск, Гродно, Лунинец, Волковысск, Минск, Пулавы, Повонзки, Ровно, Стрый, Ковель

Сюда же следует отнести т.н. рабочие команды, работавшие в округе и у окрестных помещиков, формировавшиеся из узников, смертность среди которых временами превышала 75%. Наиболее смертоносными для узников были концлагеря, расположенные на территории Польши, - Стшалково и Тухоль.
Положение пленных уже в первые месяцы функционирования концлагерей было настолько страшным и гибельным, что в сентябре 1919 года законодательный орган (сейм) Польши создал специальную комиссию по расследованию ситуации в концлагерях. Комиссия завершила работу в 1920 году непосредственно перед началом польского наступления на Киев. Она не только указала на плохие санитарные условия в лагерях, а также господствующий среди пленных голод, но и признала вину военных властей за то, что «смертность от тифа была доведена до крайней степени».

Как отмечают российские исследователи, сегодня «польская сторона, несмотря на бесспорные факты бесчеловечного отношения к пленным красноармейцам в 1919-1922 гг., не признает своей ответственности за их гибель в польском плену и категорически отвергает любые обвинения по этому поводу в свой адрес. Особое возмущение поляков вызывают попытки провести параллели между нацистскими концентрационными лагерями и польскими лагерями для военнопленных. Однако основания для подобных сравнений есть... Документы и свидетельства «позволяют сделать вывод о том, что исполнители на местах руководствовались не правильными приказами и инструкциями, а устными директивами высших польских руководителей».
В.Швед дает этому следующее объяснение: «Глава польского государства, бывший боевик-террорист Юзеф Пилсудский, прославился в царской России как организатор самых удачных акций и экспроприаций. Он всегда обеспечивал максимальную скрытность своих замыслов. Военный переворот, который Пилсудский совершил в мае 1926 года, стал полной неожиданностью для всех в Польше. Пилсудский был мастер маскировок и отвлекающих маневров. Несомненно, что эту тактику он применил и в ситуации с пленными красноармейцами». Также «с большой степенью уверенности можно сделать вывод о том, что предопределенность гибели пленных красноармейцев в польских лагерях обуславливалась общим антироссийским настроением польского общества - чем больше подохнет большевиков, тем лучше. Большинство политиков и военных руководителей Польши того времени разделяли эти настроения».

Наиболее ярко антироссийские настроения, царившие в польском обществе, сформулировал заместитель министра внутренних дел Польши Юзеф Бек: «Что касается России, то я не нахожу достаточно эпитетов, чтобы охарактеризовать ненависть, которую у нас испытывают по отношению к ней». Не менее красочно выражался и глава тогдашнего польского государства Юзеф Пилсудский: «Когда я возьму Москву, то на стене Кремля велю написать: “Говорить по-русски запрещено”».
Как отмечал заместитель генерального комиссара Гражданского управления восточных земель Михал Коссаковский, убить или замучить “большевика”, к которым относились и мирные советские жители, не считалось грехом. Один из примеров того, во что это выливалось на практике: пленённый летом 1919 года культработник РККА Н.А.Вальден (Подольский) позже воспоминал, как на остановках к эшелону, куда он, раздетый поляками до “подштанников и рубахи, босой”, был загружен и в котором пленные первые 7-8 суток ехали “без всякой пищи”, приходили польские интеллигенты, чтобы поиздеваться или проверить личное оружие на пленных, в результате чего “многих мы недосчитались за нашу поездку”.

«В польских лагерях творились ужасы…» На этом мнении сходились и представители совместной советско-польской комиссии, и представители Польского и Российского Красного Креста, и французской военной миссии в Польше, и эмигрантской печати [«Свобода» Б. Савинкова, парижское «Общее дело», берлинский «Руль»…), и международных организаций (среди них Американский союз христианской молодежи под руководством секретаря по делам военнопленных Д.О. Вильсона (УМСА), Американская администрация помощи (АРА)].
Фактически пребывание красноармейцев в польском плену не регламентировалось никакими правовыми нормами, так как правительство Ю.Пилсудского отказалось подписать соглашения, подготовленные делегациями обществ Красного Креста Польши и России в начале 1920 года. К тому же «политико-психологическая атмосфера в Польше не способствовала соблюдению общепринятого гуманного отношения к бывшим комбатантам». Об этом красноречиво говорится в документах Смешанной (Российской, Украинской и Польской делегаций) комиссии по репатриации пленных.

Например, реальная позиция верховных польских властей по отношению к «большевистским пленным» изложена в протоколе 11-го заседания комиссии от 28 июля 1921 года. В нем констатируется: «Когда лагерное командование считает возможным… предоставление более человеческих условий для существования военнопленных, то из центра идут запрещения». В том же протоколе сформулирована общая оценка ситуации, в которой находились пленные красноармейцы в польских лагерях. С этой оценкой была вынуждена согласиться и польская сторона: «РУД (Российско-Украинская делегация) никогда не могла допустить, чтобы к пленным относились так бесчеловечно и с такой жестокостью… нередки случаи, что красноармейцы находятся в лагере буквально без всякой одежды и обуви и даже нижнее белье отсутствует… РУД делегация не вспоминает про тот сплошной кошмар и ужас избиений, увечий и сплошного физического истребления, который производился к русским военнопленным красноармейцам, особенно коммунистам, в первые дни и месяцы пленения».
О том, что ничего не изменилось и спустя полтора года, следует из доклада председателя Российско-Украинской делегации Смешанной советско-польской комиссии по делам военнопленных, беженцев и заложников Е.Аболтина, подготовленного в феврале 1923 года: «Может быть, ввиду исторической ненависти поляков к русским или по другим экономическим и политическим причинам военнопленные в Польше не рассматривались как безоружные солдаты противника, а как бесправные рабы... Пища выдавалась негодная для потребления и ниже всякого прожиточного минимума. При попадании в плен с военнопленного снимали все годное к носке обмундирование, и военнопленные оставались очень часто в одном нижнем белье, в каком и жили за лагерной проволокой... поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиения военнопленных практиковались на каждом шагу». Здесь же есть упоминание о привлечении этих несчастных на работы, унижающие человеческое достоинство: людей запрягали вместо лошадей в телеги, плуги, бороны, ассенизационные повозки.

Из телеграммы А.А.Иоффе т. Чичерину, Польбюро, Центроэвак от 14 декабря 1920 г. Рига: «Особенно тяжело положение пленных в лагере Стржалково. Смертность среди военнопленных настолько велика, что, если она не уменьшится, все они вымрут в течение шести месяцев. В таком же режиме, как коммунистов, держат всех пленных красноармейцев евреев, содержа их в отдельных бараках. Их режим ухудшается вследствие культивируемого в Польше антисемитизма. Иоффе».
«Смертность пленных при вышеуказанных условиях была ужасна, — отмечалось в докладе Российско-Украинской делегации. — Сколько умерло в Польше наших военнопленных, установить нельзя, так как поляки никакого учета умершим в 1920 году не вели, а самая большая смертность в лагерях была осенью 1920 года».
Согласно порядку подсчета военнопленных, принятому в польской армии в 1920 году, взятыми в плен считались не только те, кто реально попадал в лагеря, но и те, кого ранеными оставляли без помощи на поле боя или расстреливали на месте. Поэтому многие из «исчезнувших» десятков тысяч красноармейцев были убиты еще задолго до заключения в концлагеря. В целом пленные уничтожались двумя основными способами:1) расстрелами и массовыми убийствами и 2) созданием невыносимых условий.

Массовые убийства и расстрелы

Польские историки существенно занижают число советских военнопленных и чаще всего не учитывают, что далеко не все из них попадали в лагеря. Многие погибали раньше. Резонность этого предположения российских историков согласуется с польскими документальными свидетельствами. Так, в одной из телеграмм польского военного командования от 3 декабря 1919 года говорится: «По имеющимся данным, на фронтах не придерживаются порядка транспортировки, регистрации и отправки в лагерь военнопленных... Пленных часто не отправляют на сборные пункты, а непосредственно по взятии в плен задерживают на фронтах и используют на работах, из-за этого невозможен точный учет военнопленных. Вследствие плохого состояния одежды и питания... среди них устрашающим образом распространяются эпидемические болезни, принося в связи с общим истощением организма огромный процент смертности» .
Современные польские авторы, говоря об огромной смертности среди пленных, направлявшихся в концлагеря, сами же отмечают, что «польские публицисты и большинство историков указывают, прежде всего, на недостаток денег. Возрождавшаяся Речь Посполита еле-еле могла одеть и накормить собственных солдат. На пленных не хватало, поскольку не могло хватить. Однако не все удается объяснить недостатком средств. Проблемы пленных той войны начинались не за колючей проволокой лагерей, а на первой линии, когда они бросали оружие».
Российские ученые и исследователи полагают, что еще до заключения в концлагеря, только в период пленения и транспортировки пленных красноармейцев с фронта, значительная часть их (около 40%) погибла. Весьма красноречивым свидетельством этого является, например, рапорт командования 14-й Великопольской пехотной дивизии командованию 4-й армии от 12 октября 1920 года в котором, в частности, сообщалось, что «за время боев от Брест-Литовска до Барановичей взято в общей сложности 5000 пленных и оставлено на поле боя около 40 % названной суммы раненых и убитых большевиков»

20 декабря 1919 года на заседании главного командования Войска Польского майор Якушевич, сотрудник Волынского КЭО (командования этапного округа) доложил: «Военнопленные, прибывающие в эшелонах с галицийского фронта, выглядят истощенными, голодными и больными. Лишь в одном эшелоне, высланном из Тернополя и насчитывающем 700 военнопленных, доехало только 400». Смертность военнопленных в этом случае составила около 43%.
«Пожалуй, самая трагичная судьба - у новоприбывших, которых везут в неотапливаемых вагонах без соответствующей одежды, простуженных, голодных и уставших, часто с первыми симптомами болезней, лежащих безумно с апатией на голых досках, - описывала ситуацию Наталья Бележиньская из польского Красного Креста. - Поэтому многие из них после такой поездки попадают в госпиталя, а более слабые - умирают». Смертность пленных, зафиксированная на сортировочных станциях и пересылках, была очень высокой. Например, в Бобруйске в декабре 1919 - январе 1920 г. умерли 933 пленных, в Брест-Литовске с 18 по 28 ноября 1920 г. — 75 пленных, в Пулавах менее чем за месяц, с 10 ноября до 2 декабря 1920 года, — 247 пленных…
8 декабря 1920 года министр военных дел Казимеж Соснковский даже назначил следствие относительно перевозок голодных и больных военнопленных. Непосредственным поводом для этого были сведения о перевозке 200 пленных из Ковеля в своеобразный «тамбур» перед попаданием в лагеря - концентрационный пункт фильтрации военнопленных в Пулавах. В поезде 37 военнопленных умерли, 137 приехали больные. «Они были в пути 5 дней и в течение всего этого времени им не давали есть. Как только их выгрузили в Пулавах, пленные сразу набросились на труп лошади и съели сырую падаль». Генерал Годлевский в письме Соснковскому указывает, что в указанном эшелоне в день отправления он насчитал 700 человек, а это означает, что в пути умерли 473 человека. «Большинство из них так изголодались, что не могли самостоятельно выйти из вагонов. В первый же день в Пулавах 15 человек умерло».

Из дневника красноармейца Михаила Ильичева (взятый в плен на территории Белоруссии, он был узником концлагеря Стшалково): «...осенью 1920-го нас везли в вагонах, наполовину заполненных углем. Теснота была адова, не доезжая станции высадки, шесть человек скончались. Потом сутки нас мариновали в каком-то болотце - это чтобы мы не могли лечь на землю и спать. Потом погнали под конвоем до места. Один раненый не мог идти, мы по очереди тащили его, чем сбивали шаг колонны. Конвою это надоело, и они забили его прикладами. Стало ясно - долго мы так не протянем, а когда увидели гнилые бараки и наших, бродивших за колючкой в чем мать родила, реальность скорой смерти сделалась очевидной».
Массовые расстрелы российских пленных 1919-1920 гг. - это не пропагандистская выдумка, как стремятся представить дело некоторые польские СМИ. Одно из первых известных нам свидетельств принадлежит Тадеушу Коссаку, бойцу сформированного в годы Первой мировой австрийцами Польского корпуса, описавшему в опубликованных в 1927 году мемуарах («Jak to bylo w armii austriackiej»), как в 1919 году на Волыни уланы 1-го полка расстреляли 18 красноармейцев.

Польский исследователь А.Велевейский в популярной в Польше «Газете выборчей» от 23 февраля 1994 года писал о приказах генерала Сикорского (будущего премьера второй Речи Посполитой) расстрелять из пулеметов 300 российских военнопленных, а также генерала Пясецкого не брать живыми в плен российских солдат. Имеется информация и о других подобных случаях. В том числе и свидетельство о систематических расправах поляков с пленными на линии фронта вышеупомянутого К.Свитальского, одного из ближайших сотрудников Пилсудского. Польский историк Марцин Хандельсман, бывший в 1920 году добровольцем, также вспоминал, что «наши комиссаров вообще не брали живьем». Это подтверждает и участник варшавской битвы Станислав Кавчак, который в книге «Умолкающее эхо. Воспоминания о войне 1914-1920 гг.» описывает, как командир 18-го пехотного полка вешал всех взятых в плен комиссаров. Согласно показаниям красноармейца А. Честнова, взятого в плен в мае 1920 года, после прибытия их группы пленных в г. Седлец все «…партийные товарищи в числе 33 человек были выделены и расстреляны тут же»

Согласно показаниям бежавшего из плена красноармейца В.В.Валуева, попавшего в плен 18 августа под Новоминском: «Из всего состава (пленено было около 1000 человек - прим.), - показывал он на допросе в Ковно, - выбрали коммунистов, комсостав, комиссаров и евреев, причем тут же на глазах всех красноармейцев один комиссар-еврей был избит и потом расстрелян». Далее он свидетельствовал, что у всех отбирали обмундирование, а кто сразу не исполнял приказания польские легионеры избивали до смерти. Всех попавших в плен отправили в концентрационный лагерь Тухоль Поморского воеводства, где уже было много раненых, которых не перевязывали неделями, вследствие чего у них в ранах заводились черви. Многие из раненых умирали, каждый день хоронили по 30-35 человек.
Помимо воспоминаний очевидцев и участников, известны по меньшей мере два официальных сообщения о расстреле пленных красноармейцев. Первое содержится в сводке III (оперативного) отдела Верховного командования Войска Польского (ВП) от 5 марта 1919 года. Второе — в оперативной сводке командования 5-й армии ВП за подписью начальника штаба 5-й армии подполковника Р. Воликовского, где говорится, что 24 августа 1920 г. к западу от линии Дзядлово-Млава-Цеханов в польский плен попало около 400 советских казаков 3-го кавалерийского корпуса Гая. В качестве возмездия «за 92 рядовых и 7 офицеров, жестоко убитых 3-м советским кавалерийским корпусом», солдаты 49-го пехотного полка 5-й польской армии расстреляли из пулёметов 200 пленных казаков. Данный факт в сводках III отдела Верховного командования ВП отмечен не был.
Как впоследствии заявили вернувшиеся из польского плена красноармейцы В.А. Бакманов и П.Т. Карамноков, отбор пленных для расстрела под Млавой осуществлял польский офицер «по лицам», «представительным и чище одетым, и больше кавалеристам». Количество подлежащих расстрелу определил присутствовавший среди поляков французский офицер (пастор), который заявил, что достаточно будет 200 человек.

Польские оперативные сводки содержат несколько прямых и косвенных сообщений о расстреле красноармейцев при пленении. Пример - оперативная сводка от 22 июня 1920 года. Другой пример - сводка от 5 марта 1919 г. из группировки ген. А. Листовского, в которой сообщалось: «...отряд под командованием пор. Есьмана, поддерживаемый мобильным отрядом Замечека, занял населенный пункт Бродница, где взято в плен 25 красноармейцев, в том числе несколько поляков. Некоторых из них расстреляли». О существовавшей практике обращения с военнопленными свидетельствует донесение из полесской группировки польского Северовосточного фронта от 7 августа 1920 г.: «В течение ночи на нашу сторону перешли подразделения из [сов.] 8 и 17 пехотных дивизий. Несколько рот перешли в полном составе с офицерами. Среди причин сдачи офицеры называют чрезмерную усталость, апатию и нехватку продовольствия, а также проверенный факт, что 32 пехотный полк не расстреливает пленных». Совершенно очевидно, утверждает Г.Ф.Матвеев, что «расстрелы пленных вряд ли следует считать чем-то исключительным, если сведения о них попадали в документы, предназначенные для верховного командования. В сводках есть сообщения о польских карательных экспедициях против повстанцев на Волыни и в Белоруссии, сопровождавшихся расстрелами, поджогами отдельных домов и целых сел».
Следует сказать, что судьба многих пленных, с которыми по тем или иным причинам не захотели "возиться" поляки, была незавидной. Дело в том, что достаточно широкое распространение на заключительном этапе войны получило уничтожение красноармейцев, оказавшихся в польском тылу. Правда, свидетельств тому в нашем распоряжении не так много, но зато они весьма весомы. Как по-иному можно понять смысл обращения главы польского государства и верховного главнокомандующего Ю. Пилсудского "К польскому народу", датируемого примерно 24 августа 1920 года, т.е. временем, когда разгромленные под Варшавой красные части стремительно отступали на восток.
Его текст не вошел в собрание сочинений маршала, но приведен полностью в посвященной войне 1920 г. работе католического священника М.М. Гжибовского. В нем, в частности, говорилось:
"Разгромленные и отрезанные большевистские банды еще блуждают и скрываются в лесах, грабя и расхищая имущество жителей.
Польский народ! Встань плечом к плечу на борьбу с бегущим врагом. Пусть ни один агрессор не уйдет с польской земли! За погибших при защите Родины отцов и братьев пусть твои карающие кулаки, вооруженное вилами, косами и цепами, обрушатся на плечи большевиков. Захваченных живыми отдавайте в руки ближайших военных или гражданских властей.Пусть отступающий враг не имеет ни минуты отдыха, пусть его со всех сторон ждут смерть и неволя! Польский народ! К оружию!"

Обращение Пилсудского крайне двусмысленно, его содержание можно было толковать и как прямой призыв к истреблению оказавшихся в польском тылу красноармейцев, хотя об этом прямо не говорится. Воззвание Пилсудского имело самые серьезные последствия для "великодушно" брошенных на поле боя раненых красноармейцев. Свидетельством тому может служить напечатанная по горячим следам Варшавского сражения в польском военном журнале "Беллона" заметка, содержавшая сведения о потерях Красной армии. В ней, в частности, говорится: "Потери пленными до 75 тыс., потери погибшими на поле боя, убитыми нашими крестьянами и ранеными - очень большие" (В данном контексте будет уместно напомнить, что согласно подсчетам начальника управления Министерства обороны РФ по увековечиванию памяти погибших при защите Отечества А.В.Кирилина,«было пленено приблизительно 216 тысяч, из которых в лагеря попало чуть больше 160 тысяч. То есть еще до того, как красноармейцы попали в лагеря, они уже по дороге умерщвлялись»).

Из показаний вернувшегося из польского плена Ильи Тумаркина: «Прежде всего: при взятии нас в плен началась рубка евреев и от смерти избавился по какой-то странной случайности. На следующий день нас погнали пешком до Люблина, и этот переход был для нас настоящей Голгофой. Ожесточение крестьян было до такой степени велико, что маленькие мальчики забрасывали нас каменьями. Провожаемые проклятиями, бранью, мы прибыли в г. Люблин на питательный пункт, и здесь началось самое беззастенчивое избиение евреев и китайцев… 24/V-21г.».
По свидетельству зам. генерального комиссара Гражданского управления восточных земель Михала Коссаковского, убить или замучить пленного большевика не считалось грехом. Он вспоминает, что «…в присутствии генерала Листовского (командующего оперативной группой в Полесье) застрелили мальчика лишь за то, что якобы он недобро улыбался». В самих концлагерях пленные также могли быть расстреляны по пустякам. Так, пленный красноармеец М. Шерстнев в Белостокском лагере был убит 12 сентября 1920 года только за то, что посмел возразить жене подпоручика Кальчинского в разговоре на офицерской кухне, который на этом основании приказал его расстрелять.

Имеются также данные об использовании пленных в качестве живых мишеней. Генерал-майор В.И. Филатов - в начале 1990-х гг. редактор «Военно-исторического журнала», одним из первых поднявший тему массовой гибели красноармейцев в польских концлагерях, пишет, что любимым занятием у некоторых польских кавалеристов («лучших в Европе») было - ставить пленных красноармейцев по всему огромному кавалерийскому плацу и учиться на них как «разваливать до пояса» со всего «богатырского» плеча, на полном скаку человека. Отважные паны рубили пленных «с налету, с повороту». Плацев для «тренировок» в кавалерийской рубке имелось множество. Так же как и лагерей смерти. В Пулаве, Домбе, Стшалькове, Тухоли, Барановичах… Гарнизоны отважных кавалеристов стояли в каждом мало-мальском городишке и имели «под рукой» тысячи пленных. Например, только Литовско-Белорусская дивизия польской армии оставила в своем распоряжении в Бобруйске 1153 пленных.

По словам И.В.Михутиной, «все эти безвестные жертвы произвола, не поддающиеся хотя бы приблизительному исчислению, расширяют масштаб трагедии советских военнопленных в польской неволе и показывают, как неполно отражают его известные нам данные».
Некоторые польские и русскоязычные авторы утверждают, что жестокость поляков в войне 1919-1920 годов была вызвана жестокостью красноармейцев. При этом ссылаются на сцены насилия по отношению к пленным полякам, описанные в дневнике И. Бабеля, послужившего основой для романа «Конармия» и представляют Польшу жертвой агрессивных большевиков. Да, большевики знали, что ближайший путь экспорта революции в Европу лежит через Польшу, которая в планах «мировой революции» занимала важное место. Однако и польское руководство мечтало восстановить вторую Речь Посполиту в границах 1772 года, то есть проходящих чуть западнее Смоленска. Однако и в 1919, и в 1920 годах агрессором являлась Польша, которая после обретения независимости первой двинула свои войска на восток. Это исторический факт.

В связи с распространенным в польской научной литературе и публицистике мнением о жестокости Красной армии на оккупированной польской территории летом 1920 г. Г.Ф.Матвеев приводит свидетельство компетентного польского военного учреждения - 6-й экспозитуры II отдела (военной разведки и контрразведки) штаба Варшавского военного округа от 19 сентября 1920 года. В так называемом "инвазионном рапорте" она так характеризовала поведение Красной армии: "Поведение советских войск на всем протяжении оккупации было безупречным, доказано, что до момента отступления они не допускали никаких ненужных грабежей и насилия. Реквизиции они старались проводить формально и платили требуемые цены деньгами, хотя и обесцененными. Безупречное поведение советских войск по сравнению с насилиями и ненужным грабежом отступающих наших частей существенно подорвало доверие к польским властям" (CAW. SRI DOK I.I.371.1/A; Z doswiadczen ostatnich tygodni. — Bellona, 1920, № 7, s. 484).

Создание невыносимых условий

В работах польских авторов, как правило, отрицается или замалчивается факт очень высокой смертности советских военнослужащих в плену из-за невыносимых условий существования. Однако сохранились не только воспоминания выживших, но и дипломатические ноты российской стороны (например, нота от 6 января 1921 года) с протестами против жестокого обращения с пленными в которых подробно излагаются чудовищные факты лагерной жизни красноармейцев.
Издевательства и избиения. В польских концлагерях систематически практиковались избиения, издевательства и жестокие наказания узников. В результате «нечеловеческие условия содержания пленных имели самые жуткие последствия и приводили к быстрому их вымиранию. В лагере Домбе зафиксированы случаи избиения пленных офицерами польской армии... В лагере Тухоли избит комиссар 12-го полка Кузьмин. В Бобруйской тюрьме военнопленному перебили руки только за то, что он не выполнил приказания выгрести нечистоты голыми руками. Инструктор Мышкина, взятая в плен под Варшавой, была изнасилована двумя офицерами и без одежды брошена в тюрьму на Дзелитной улице в Варшаве. Артистка полевого театра Красной армии Топольницкая, также взятая в плен под Варшавой, была избита на допросе резиновым жгутом, подвешивалась за ноги к потолку, а затем отправлена в лагерь в Домбе. Эти и подобные им случаи издевательств над российскими военнопленными стали известны польской прессе и вызвали определенные голоса протеста и даже запросы парламента.

Параграфом 20 инструкции Министерства военных дел Польши для лагерей от 21 июня 1920 году наказание пленных поркой было строго запрещено. В то же время, как свидетельствуют документы, наказание розгами «стало системой в большинстве польских лагерей для военнопленных и интернированных в течение всего срока их существования». Н.С.Райский отмечает, что в Злочеве красноармейцев также «били плетьми, изготовленными из железной проволоки из электропроводов». Зафиксированы случаи, когда заключенных засекали до смерти розгами и плетьми из колючей проволоки. Причем о подобных фактах открыто писала даже тогдашняя пресса.

В России начался сбор средств для установления памятника красноармейцев, погибших в польских концлагерях. Сбором денег занимается Российское военно-историческое общество, которое опубликовало на своём сайте следующее сообщение:

«На участке воинских захоронений мемориального Краковского городского кладбища погребено более 1,2 тыс. военнопленных красноармейцев, погибших в концентрационных лагерях периода советско-польской войны 1919—1921 годов в окрестностях Кракова. Имена большинства из них неизвестны. Вернуть память о них – наш долг потомков».

Как пишет историк Николай Малишевский, в Польше после этого разразился скандал. Польская сторона возмущена: она видит в этом попытку России «исказить историю» и «отвлечь внимание от Катыни». Глупость и убогость такого рассуждений очевидно, ибо на самом деле поляки остались верными своим «лучшим традициям» — изображать себя «вечную жертву» со стороны либо русских, либо немецких агрессоров, при этом полностью игнорируя собственные преступления. А скрывать им действительно есть чего!

Приведём на сей счёт статью того же Николая Малишевского, который очень хорошо знает историю польского ГУЛАГа. Думаю, что полякам на факты, приведённые в этом материале возразить абсолютно нечего...

Красноармейцы оказались под Варшавой в результате не наступления на Европу, как врут польские пропагандисты, а в результате контрудара Красной Армии. Этот контрудар был ответом на попытку польского блицкрига весной 1920 года с целью закрепления за Польшей Вильно, Киева, Минска, Смоленска и (если удастся) Москвы, где Пилсудский мечтал собственноручно начертать на стенах Кремля: «Говорить по-русски запрещается!»

К сожалению, в странах бывшего СССР тема массовой гибели в польских концлагерях десятков тысяч россиян, украинцев, белорусов, прибалтов, евреев, немцев освещена ещё недостаточно.

В результате начатой Польшей против Советской России войны поляки захватили свыше 150 тыс. красноармейцев. Всего вместе с политическими заключёнными и интернированными в польском плену и концлагерях оказалось более 200 тысяч красноармейцев, гражданских лиц, белогвардейцев, бойцов антибольшевистских и националистических (украинских и белорусских) формирований...

Запланированный геноцид

Военный ГУЛАГ второй Речи Посполитой – это более десятка концлагерей, тюрьмы, сортировочные станции, пункты сосредоточения и различные военные объекты вроде Брестской крепости (здесь было четыре лагеря) и Модлина. Стшалково (на западе Польши между Познанью и Варшавой), Пикулице (на юге, недалеко от Перемышля), Домбе (под Краковым), Вадовицы (на юге Польше), Тухоле, Шиптюрно, Белосток, Барановичи, Молодечино, Вильно, Пинск, Бобруйск…

А также – Гродно, Минск, Пулавы, Повонзки, Ланьцут, Ковель, Стрый (в западной части Украины), Щелково... Здесь нашли страшную, мучительную смерть десятки тысяч красноармейцев, оказавшиеся в польском плену после советско-польской войны 1919—1920 годов.

Отношение к ним польской стороны предельно чётко выразил комендант лагеря в Бресте, заявивший в 1919 году: «Вы, большевики, хотели отобрать наши земли у нас – хорошо, я вам дам землю. Убивать я вас не имею права, но я буду так кормить, что вы сами подохнете». Слова не разошлись с делом. Согласно воспоминаниям одной из прибывших из польского плена в марте 1920 года, «13 дней мы хлеба не получали, на 14 день, это было в конце августа, мы получили около 4 фунтов хлеба, но очень гнилого, заплесневелого... Больных не лечили, и они умирали десятками...».

Из доклада о посещении лагерей в Брест-Литовске уполномоченными Международного комитета Красного Креста в присутствии врача французской военной миссии в октябре 1919 года:

«От караульных помещений, так же как и от бывших конюшен, в которых размещены военнопленные, исходит тошнотворный запах. Пленные зябко жмутся вокруг импровизированной печки, где горят несколько поленьев, – единственный способ обогрева. Ночью, укрываясь от первых холодов, они тесными рядами укладываются группами по 300 человек в плохо освещённых и плохо проветриваемых бараках, на досках, без матрасов и одеял. Пленные большей частью одеты в лохмотья... Жалобы. Они одинаковы и сводятся к следующему: мы голодаем, мы мерзнем, когда нас освободят? ...Выводы. Этим летом из-за скученности помещений, не пригодных для жилья; совместного тесного проживания здоровых военнопленных и заразных больных, многие из которых тут же и умирали; недостаточности питания, о чем свидетельствуют многочисленные случаи истощения; отёков, голода в течение трёх месяцев пребывания в Бресте, – лагерь в Брест-Литовске представлял собой настоящий некрополь... Две сильнейшие эпидемии опустошили этот лагерь в августе и сентябре – дизентерия и сыпной тиф. Последствия были усугублены тесным совместным проживанием больных и здоровых, недостатком медицинской помощи, питания и одежды... Рекорд смертности был поставлен в начале августа, когда в один день от дизентерии скончались 180 человек... В период с 27 июля по 4 сентября, т.е. за 34 дня, в лагере Бреста умерли 770 украинских военнопленных и интернированных. Следует напомнить, что число пленных, заключенных в крепости, в августе постепенно достигло, если нет ошибки, 10 000 чел., а 10 октября составляло 3861 чел.».

Позже «из-за неподходящих условий» лагерь в Брестской крепости был закрыт. Однако в других лагерях ситуация зачастую была ещё хуже. В частности член комиссии Лиги Наций профессор Торвальд Мадсен, посетивший «обычный» польский лагерь для пленных красноармейцев в Вадовицах в конце ноября 1920 года, назвал его «одной из самых страшных вещей, которые он видел в жизни». В этом лагере, как вспоминал бывший узник Козеровский, пленных «избивали круглые сутки». Вспоминает очевидец: «Длинные прутья всегда лежали наготове... при мне засекли двух солдат, пойманных в соседней деревне... Подозрительных зачастую переводили в особый штрафной барак, оттуда уже не выходил почти никто. Кормили один раз в день отваром из сушеных овощей и килограммом хлеба на 8 человек. Имели место случаи, когда оголодавшие красноармейцы ели падаль, отбросы и даже сено. В лагере Щелково военнопленных заставляют на себе вместо лошадей возить собственные испражнения. Они таскают и плуги и бороны» (АВП РФ.Ф.0384.Оп.8.Д.18921.П.210.Л.54-59).

Не лучшими были условия на пересылках и в тюрьмах, где содержались также и политические заключённые. Весьма красноречиво охарактеризовал положение красноармейцев начальник распределительной станции в Пулавах майор Хлебовский: «несносные пленные в целях распространения беспорядков и ферментов в Польше постоянно поедают картофельные очистки из навозной кучи». Только за 6 месяцев осенне-зимнего периода 1920—1921 годов в Пулавах погибло 900 военнопленных из 1100. О том, что представлял собой польский концлагерь на сборной станции в белорусском Молодечно, красноречивее всего сказал заместитель начальника санитарной службы фронта майор Хакбейл: «Лагерь пленных при сборной станции для пленных – это был настоящий застенок. Никто об этих несчастных не заботился, поэтому ничего удивительного в том, что человек немытый, раздетый, плохо кормленный и размещенный в неподходящих условиях в результате инфекции был обречён только на смерть». В Бобруйске «находилось до 1600 пленных красноармейцев (а также приговорённые к смерти белорусские крестьяне Бобруйского уезда. – Авт. ), большинство которых совершенно голые »...

По свидетельству советского писателя, сотрудника ЧК в 20-е годы Николая Равича, арестованного поляками в 1919 году и побывавшего в тюрьмах Минска, Гродно, Повонзках и лагере Домбе, в камерах было так тесно, что только счастливчики спали на нарах. В минской тюрьме в камере повсюду были вши, особенно ощущался холод, поскольку верхняя одежда была отобрана. «Кроме осьмушки хлеба (50 граммов), утром и вечером полагалась горячая вода, в 12 часов та же вода, приправленная мукой и солью». Пересыльный пункт в Повонзках «был забит русскими военнопленными, большинство из которых были калеки с искусственными руками и ногами». Германская революция, пишет Равич, освободила их из лагерей и они стихийно пошли через Польшу к себе на родину. Но в Польше они были задержаны специальными заслонами и загнаны в лагеря, а некоторые на принудительные работы.

Ужасались сами поляки

Большинство польских концлагерей были сооружены за весьма короткий отрезок времени, некоторые построены ещё немцами и австро-венграми. Для длительного содержания пленных они были совершенно не приспособлены. Например, лагерь в Домбе под Краковом являл собой целый город с многочисленными улицами и площадями. Вместо домов – бараки с неплотными деревянными стенами, многие без деревянных полов. Всё это окружено рядами колючей проволоки. Условия содержания узников зимой: «большинство без обуви – совсем босые... Кроватей и нар почти нет... Ни соломы, ни сена нет вообще. Спят на земле или досках. Одеял очень мало». Из письма председателя российско-украинской делегации на мирных переговорах с Польшей Адольфа Иоффе председателю польской делегации Яну Домбскому от 9 января 1921 года: «В Домбе большинство пленных босые, а в лагере при штабе 18-й дивизии большая часть не имеют никакой одежды».

О положении в Белостоке свидетельствуют сохранившиеся в Центральном военном архиве письма военного медика и главы санитарного управления МВД генерала Здзислава Гордыньского-Юхновича. В декабре 1919 года он в отчаянии докладывал главному врачу Войска Польского о своем визите на сортировочную станцию в Белостоке:

«Я посетил лагерь пленных в Белостоке и сейчас, под первым впечатлением, осмелился обратиться к господину генералу как главному врачу польских войск с описанием той страшной картины, которая предстает перед глазами каждого, кто попадает в лагерь... Вновь то же преступное пренебрежение своими обязанностями всех действующих в лагере органов навлекло позор на наше имя, на польскую армию так же, как это имело место в Брест-Литовске... В лагере царит невообразимая грязь и беспорядок. У дверей бараков кучи человеческих отходов, которые растаптываются и разносятся по всему лагерю тысячами ног. Больные настолько ослаблены, что они не в состоянии дойти до отхожих мест. Те, в свою очередь, пребывают в таком состоянии, что невозможно приблизиться к сиденьям, так как весь пол покрыт толстым слоем человеческих испражнений. Бараки переполнены, среди здоровых полно больных. По моим данным, среди 1 400 пленных вообще нет здоровых. Покрытые лохмотьями, они прижимаются друг к другу, пытаясь согреться. Царит смрад, исходящий от больных дизентерией и гангреной, опухших от голода ног. Двое особенно тяжело больных лежали в собственных испражнениях, вытекавших из разорванных штанов. У них не было сил, чтобы переместиться в сухое место. До чего же страшная картина».

Бывший узник польского лагеря в Белостоке Андрей Мацкевич позже вспоминал, что заключённый, которому везло, получал в день «небольшую порцию чёрного хлеба весом около ½ фунта (200 гр.), один черепок супа, похожего скорее на помои, и кипятку».

Концентрационный лагерь в Стшалково, расположенный между Познанью и Варшавой, считался самым страшным. Он появился на рубеже 1914—1915 годов как немецкий лагерь для пленных с фронтов Первой мировой войны на границе между Германией и Российской империей – возле дороги, соединяющей две приграничных местности – Стшалково с прусской стороны и Слупцы с российской. После окончания Первой мировой лагерь было решено ликвидировать. Однако вместо этого он перешёл от немцев к полякам и стал использоваться как концлагерь для военнопленных красноармейцев. Как только лагерь стал польским (с 12 мая 1919 года), смертность военнопленных в нем в течение года увеличилась более чем в 16 раз. 11 июля 1919 года распоряжением министерства обороны Речи Посполитой ему было присвоено название «лагерь для военнопленных №1 под Стшалково» (Obóz Jeniecki Nr 1 pod Strzałkowem).

После заключения Рижского мирного договора концлагерь в Стшалково стал также использоваться для содержания интернированных лиц, в том числе русских белогвардейцев, военнослужащих так называемой Украинской народной армии и формирований белорусского «батьки»-атамана Станислава Булак-Булаховича. О том, что творилось в этом концлагере, свидетельствуют не только документы, но и публикации тогдашней печати.

В частности, «Новый Курьер» от 4 января 1921 года описал в нашумевшей тогда статье шокирующую судьбу отряда из нескольких сотен латышей. Эти солдаты во главе с командирами дезертировали из Красной Армии и перешли на польскую сторону, чтобы таким образом вернуться на родину. Польскими военными они были приняты весьма радушно. Перед тем как их отправили в лагерь, им дали справку, что они добровольно перешли на сторону поляков. Грабёж начался уже по пути в лагерь. С латышей сняли всю одежду, за исключением нижнего белья. А у тех, кому удалось спрятать хоть часть своих вещей, все отобрали в Стшалково. Они остались в тряпье, без обуви. Но это мелочь по сравнению с систематическими издевательствами, которыми их стали подвергать в концлагере. Началось все с 50 ударов плётками из колючей проволоки, при этом латышам говорили, что они – еврейские наёмники и живыми из лагеря не выйдут. Более 10 человек умерли от заражения крови. После этого пленных оставили на три дня без еды, запрещая выходить за водой под страхом смерти. Двоих расстреляли без каких-либо причин. Вероятнее всего, угроза была бы приведена в исполнение, и ни один из латышей не покинул бы лагерь живым, если бы его начальники – капитан Вагнер и поручик Малиновский – не были арестованы и отданы следственной комиссией под суд.

В ходе расследования, помимо прочего, выяснилось, что прогулки по лагерю в сопровождении капралов с плётками из проволоки и избиение пленных были любимым занятием Малиновского. Если избиваемый стонал или просил пощады, его пристреливали. За убийство пленного Малиновский поощрял часовых 3 папиросками и 25 польскими марками. Польские власти скандал и дело постарались быстро замять...

В ноябре 1919 года военные власти докладывали комиссии Польского сейма о том, что крупнейший польский лагерь для пленных №1 в Стшалкове «очень хорошо оборудован». Реально в то время крыши лагерных бараков были дырявыми, и в них не были оборудованы нары. Вероятно, считалось, что для большевиков и это хорошо. Представительница Красного Креста Стефания Семполовска писала из лагеря: «Барак для коммунистов так переполнен, что сдавленные узники были не в состоянии лечь и стояли, подпирая один другого». Не изменилась ситуация в Стшалкове и в октябре 1920 года: «Одежда и обувь весьма скудная, большинство ходят босые... Кроватей нет – спят на соломе... Из-за недостатка пищи пленные, занятые чисткой картофеля, украдкой едят его сырым».

В докладе российско-украинской делегации констатируется: «Содержа пленных в нижнем белье, поляки обращались с ними не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиение в/пленных практиковалось на каждом шагу...». Говорят очевидцы: «Ежедневно арестованных выгоняют на улицу и вместо прогулок гоняют бегом, приказывая падать в грязь... Если пленный отказывается падать или, упав, не может подняться, обессиленный, его избивают ударами прикладов».

Польские русофобы не жалели ни красных ни белых

Как самый большой из лагерей, Стшалково был рассчитан на 25 тысяч узников. Реально же количество заключенных порой превышало 37 тысяч. Цифры быстро менялись, поскольку люди мёрли, как мухи на морозе. Российские и польские составители сборника «Красноармейцы в польском плену в 1919—1922 гг. Сб. документов и материалов» утверждают, что «в Стшалково в 1919—1920 гг. умерли порядка 8 тысяч пленных». В то же время комитет РКП(б), подпольно действовавший в лагере Стшалково, в своем докладе Советской комиссии по делам военнопленных в апреле 1921 года утверждал, что: «в последнюю эпидемию тифа и дизентерии умирало по 300 чел. в день... порядковый номер списка погребенных перевалил на 12-ю тысячу...». Подобное утверждение об огромной смертности в Стшалково не единственное.

Несмотря на утверждения польских историков о том, что ситуация в польских концлагерях в очередной раз улучшилась к 1921 году, документы свидетельствуют об обратном. В протоколе заседания Смешанной (польско-российско-украинской) комиссии по репатриации от 28 июля 1921 года отмечалось, что в Стшалкове «командование как бы в отместку после первого приезда нашей делегации резко усилило свои репрессии... Красноармейцев бьют и истязают по всякому поводу и без повода... избиения приняли форму эпидемии». В ноябре 1921 года, когда, по утверждению польских историков, «положение в лагерях радикально улучшилось», сотрудники РУД так описывали жилые помещения для пленных в Стшалкове: «Большинство бараков подземные, сырые, темные, холодные, с побитыми стеклами, поломанными полами и с худой крышей. Отверстия в крышах позволяют свободно любоваться звёздным небом. Помещающиеся в них мокнут и зябнут днем и ночью... Освещения нет».

О том, что «русских большевистских пленных» польские власти не считали за людей, говорит и такой факт: в самом большом польском лагере военнопленных в Стшалково за 3 (три) года не смогли решить вопрос об отправлении военнопленными естественных потребностей в ночное время. В бараках туалеты отсутствовали, а лагерная администрация под страхом расстрела запрещала выходить после 6 часов вечера из бараков. Поэтому пленные «принуждены были отправлять естественные потребности в котелки, из которых потом приходится есть».

Второй по величине польский концентрационный лагерь, расположенный в районе города Тухоля (Tucheln, Tuchola, Тухоли, Тухол, Тухола, Тухоль), по праву может оспаривать у Стшалково звание самого страшного. Или, по меньшей мере, самого гибельного для людей. Он был построен немцами во время Первой мировой войны, в 1914 году. Первоначально в лагере содержались в основном русские, позже к ним присоединились румынские, французские, английские и итальянские военнопленные. С 1919 года лагерь стал использоваться поляками для концентрации там солдат и командиров российских, украинских и белорусских формирований и гражданских лиц, симпатизировавших советской власти. В декабре 1920 года представитель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская писала: «Лагерь в Тухоли – это т.н. землянки, в которые входят по ступенькам, идущим вниз. По обе стороны расположены нары, на которых пленные спят. Отсутствуют сенники, солома, одеяла. Нет тепла из-за нерегулярной поставки топлива. Нехватка белья, одежды во всех отделениях. Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие... После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают».

Из письма белогвардейца: «...Интернированные размещены в бараках и землянках. Те совершенно не приспособлены для зимнего времени. Бараки из толстого волнистого железа, изнутри покрыты тонкими деревянными филенками, которые во многих местах полопались. Дверь и отчасти окна пригнаны очень плохо, из них отчаянно дует... Интернированным не дают даже подстилок под предлогом «недоедания лошадей». С крайней тревогой думаем о будущей зиме» (Письмо из Тухоли, 22 октября 1921 года).

В Государственном архиве Российской Федерации есть воспоминания поручика Каликина, прошедшего через концлагерь в Тухоли. Поручик, которому посчастливилось выжить, пишет: «Еще в Торне про Тухоль рассказывали всякие ужасы, но действительность превзошла все ожидания. Представьте себе песчаную равнину недалеко от реки, огороженную двумя рядами колючей проволоки, внутри которой правильными рядами расположились полуразрушенные землянки. Нигде ни деревца, ни травинки, один песок. Недалеко от главных ворот – бараки из гофрированного железа. Когда проходишь мимо них ночью, раздается какой-то странный, щемящий душу звук, точно кто-то тихо рыдает. Днем от солнца в бараках нестерпимо жарко, ночью – холодно... Когда наша армия интернировалась, то у польского министра Сапеги спросили, что с ней будет. «С ней будет поступлено так, как того требуют честь и достоинство Польши», – отвечал он гордо. Неужели же для этой «чести» необходим был Тухоль? Итак, мы приехали в Тухоль и расселились по железным баракам. Наступили холода, а печи не топились за неимением дров. Через год 50% находившихся здесь женщин и 40% мужчин заболели, главным образом, туберкулезом. Многие из них умерли. Большая часть моих знакомых погибла, были и повесившиеся».

Красноармеец Валуев, рассказывал, что в конце августа 1920 года он с другими пленными: «Были отправлены в лагерь Тухоли. Там лежали раненые, не перевязанные по целым неделям, на их ранах завелись черви. Многие из раненых умирали, каждый день хоронили по 30-35 чел. Раненые лежали в холодных бараках без пищи и медикаментов».

В морозном ноябре 1920 года тухольский госпиталь напоминал конвейер смерти: «Больничные здания представляют собой громадные бараки, в большинстве случаев железные, вроде ангаров. Все здания ветхие и испорченные, в стенах дыры, через которые можно просунуть руку... Холод обыкновенно ужасный. Говорят, во время ночных морозов стены покрываются льдом. Больные лежат на ужасных кроватях... Все на грязных матрасах без постельного белья, только ¼ имеет кое-какие одеяла, покрыты все грязными тряпками или одеялом из бумаги».

Уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовская о ноябрьской (1920 год) инспекции в Тухоль: «Больные лежат на ужасных койках, без постельного белья, лишь у четвертой части есть одеяла. Раненые жалуются на ужасный холод, который не только мешает заживлению ран, но, по словам врачей, усиливает боль при заживлении. Санитарный персонал жалуется на полное отсутствие перевязочных средств, ваты и бинтов. Я видела бинты, сохнущие в лесу. В лагере широко распространены сыпной тиф и дизентерия, которая проникла к пленным, работающим в округе. Количество больных в лагере столь велико, что один из бараков в отделении коммунистов превращен в лазарет. 16 ноября там лежало более семидесяти больных. Значительная часть на земле».

Смертность от ран, болезней и обморожений была такова, что, по заключению американских представителей, через 5-6 месяцев в лагере вообще никого не должно было остаться. Сходным образом оценивала уровень смертности среди заключенных уполномоченная Российского общества Красного Креста Стефания Семполовская: «...Тухоля: Смертность в лагере столь велика, что согласно подсчетам, сделанным мною с одним из офицеров, при той смертности, которая была в октябре (1920), весь лагерь вымер бы за 4-5 месяцев».

Эмигрантская русская пресса, издававшаяся в Польше и, мягко говоря, не испытывавшая симпатий к большевикам, прямо писала о Тухоли как о «лагере смерти» для красноармейцев. В частности, эмигрантская газета «Свобода», выходившая в Варшаве и полностью зависимая от польских властей, в октябре 1921 года сообщала, что на тот момент в лагере Тухоля погибло в целом 22 тыс. человек. Аналогичную цифру погибших приводит и начальник II отдела Генерального штаба Войска Польского (военной разведки и контрразведки) подполковник Игнацый Матушевский.

В своём докладе от 1 февраля 1922 года в кабинет военного министра Польши генералу Казимежу Соснковскому Игнацый Матушевский утверждает: «Из имеющихся в распоряжении II Отдела материалов... следует сделать вывод – эти факты побегов из лагерей не ограничиваются только Стшалковом, а происходят также во всех других лагерях, как для коммунистов, так и для интернированных белых. Эти побеги вызваны условиями, в которых находятся коммунисты и интернированные (отсутствие топлива, белья и одежды, плохое питание, а также долгое ожидание выезда в Россию). Особенно прославился лагерь в Тухоли, который интернированные называют «лагерем смерти» (в этом лагере умерло около 22000 пленных красноармейцев».

Анализируя содержание документа за подписью Матушевского, российские исследователи, прежде всего, подчеркивают, что он «не являлся личным посланием частного лица, а официальным ответом на распоряжение военного министра Польши №65/22 от 12 января 1922 года с категорическим указанием начальнику II отдела Генерального штаба: «...представить объяснение, при каких условиях произошёл побег 33 коммунистов из лагеря пленных Стшалково и кто несёт за это ответственность». Подобные распоряжения обычно отдают спецслужбам тогда, когда требуется с абсолютной достоверностью установить истинную картину произошедшего. Министр не случайно поручил Матушевскому расследовать обстоятельства побега коммунистов из Стшалково. Начальник II отдела Генштаба в 1920—1923 годов был самым информированным человеком в Польше по вопросу о реальном состоянии дел в лагерях военнопленных и интернированных. Подчиненные ему офицеры II отдела, занимались не только «сортировкой» прибывающих военнопленных, но и контролировали политическую ситуацию в лагерях. Реальное положение дел в лагере в Тухоли Матушевский был просто обязан знать в силу своего служебного положения.

Поэтому не может быть никаких сомнений в том, что еще задолго до написания своего письма от 1 февраля 1922 года Матушевский располагал исчерпывающими, документально подтвержденными и проверенными сведениями о смерти 22 тысяч пленных красноармейцев в лагере Тухоли. В противном случае надо быть политическим самоубийцей, чтобы по собственной инициативе сообщать руководству страны непроверенные факты такого уровня, тем более, по проблеме, находящейся в центре громкого дипломатического скандала! Ведь в то время в Польше еще не успели остыть страсти после знаменитой ноты наркома иностранных дел РСФСР Георгия Чичерина от 9 сентября 1921 года, в которой тот в самых жёстких выражениях обвинил польские власти в гибели 60000 советских военнопленных.

Помимо доклада Матушевского, сообщения русской эмигрантской прессы об огромном количестве погибших в Тухоли фактически подтверждаются и отчётами госпитальных служб. В частности, относительно «ясную картину в отношении гибели российских военнопленных можно наблюдать по «лагерю смерти» в Тухоли, в котором имелась официальная статистика, но и то только в отдельные периоды пребывания там пленных. Согласно этой, хотя и не полной статистике, с момента открытия лазарета в феврале 1921 года (а самые трудные для военнопленных были зимние месяцы 1920—1921 годы) и до 11 мая этого же года эпидемических заболеваний в лагере было 6491, неэпидемических – 17294. Всего – 23785 заболеваний. Число пленных в лагере за этот период не превышало 10-11 тыс., поэтому более половины находящихся там пленных переболело эпидемическими болезнями, при этом каждый из пленных за 3 месяца должен был болеть не менее двух раз. Официально за этот период было зарегистрировано 2561 смертный случай, т.е. за 3 месяца погибло не менее 25% от общего числа военнопленных».

О смертности в Тухоли в самые страшные месяцы 1920/1921 годов (ноябрь, декабрь, январь и февраль), по мнению российских исследователей, «остаётся только догадываться. Надо полагать, что она составляла никак не меньше 2000 человек в месяц». При оценке смертности в Тухоли необходимо также помнить, что представитель Польского общества Красного Креста Крейц-Вележиньская в своём отчёте о посещении лагеря в декабре 1920 года отмечала, что: «Трагичнее всего условия вновь прибывших, которых перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие... После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают». Смертность в таких эшелонах достигала 40%. Умершие в эшелонах, хотя и считались направленными в лагерь и захоранивались в лагерных могильниках, официально в общелагерной статистике нигде не фиксировались. Их количество могли учитывать лишь офицеры II отдела, которые руководили приёмом и «сортировкой» военнопленных. Также, по всей видимости, не отражалась в итоговой лагерной отчетности смертность умерших в карантине вновь прибывших военнопленных.

В этом контексте представляет особый интерес не только процитированное выше свидетельство начальника II отдела польского Генштаба Матушевского о смертности в концлагере, но и воспоминания местных жителей Тухоли. Согласно им ещё в 1930-х годах здесь имелось множество участков, «на которых земля проваливалась под ногами, а из нее торчали человеческие останки»

…Военный ГУЛАГ второй Речи Посполитой просуществовал сравнительно недолго – около трёх лет. Но за это время он успел уничтожить десятки тысяч человеческих жизней. Польская сторона пока признает гибель «16-18 тысяч». По мнению российских и украинских ученых, исследователей и политиков, в действительности эта цифра может быть примерно в пять раз больше...

Николай Малишевский, «Око планеты»

От поляков ли взяли фашисты опыт обращения с пленными, у кого ли другого - поляки в любом случае их опередили на пару десятков лет.


***

Сегодня поляки крушат памятники советским солдатам, спасшим их дедов от нацистской газовой камеры. В такой ситуации молчать о сгинувших в польских лагерях смерти красноармейцах и других выходцах с территории бывшей Российской империи недопустимо , считает член Зиновьевского клуба, доктор исторических наук Олег Назаров.

В октябре 1920 года завершилась советско-польская война. Одним из последствий развязанной II Речью Посполитой войны стала массовая гибель советских военнопленных и других выходцев с территории бывшей Российской империи в польских лагерях.
Циничные заявления провокатора Схетыны

Если вопрос о виновниках расстрела поляков в Катыни и Медном по-прежнему вызывает горячие споры среди историков, и они ещё далеки от своего завершения, то виновной в гибели от 60 до 83,5 тысячи красноармейцев (по разным подсчётам) однозначно является польская сторона.

Официальная Варшава, будучи не в силах опровергнуть массовую гибель людей в лагерях и застенках Польши, во-первых, всячески пытается преуменьшить число жертв, во-вторых, перекладывает ответственность за трагедию с польских военных и должностных лиц на объективные обстоятельства. Хотя голода и неурожаев в те годы в Польше не было.


  • Вместе с тем Варшава крайне нервно реагирует на любые предложения увековечить память людей, погибших в лагерях Второй Речи Посполитой. Инициатива Российского военно-исторического общества (РВИО) начать сбор средств для открытия в Кракове памятника погибшим военнопленным вызвала гнев главы МИД Польши Гжегожа Схетыны. Он назвал это провокацией, направленной на раскол польского общества.

Но ведь никто иной, как пан Схетына в начале года выдал несколько провокаций подряд, сначала заявив, что Освенцим освобождали украинцы, а потом предложил перенести торжества, приуроченные к 70-летию окончания Великой Отечественной войны, в Польшу. По его словам, праздновать День Победы в Москве "не является естественным". Куда естественнее, оказывается, отмечать праздник Великой Победы в Польше, в пух и прах разгромленной гитлеровцами за четыре недели.

Циничный бред Схетыны можно цитировать, не комментируя.

Как польская власть заботилась о пленных

В те времена, когда СССР и Польская Народная Республика вместе строили социализм, о красноармейцах и прочих выходцах с территории бывшей Российской империи, сгинувших в польских лагерях, старались не вспоминать. В ХХI веке, когда поляки крушат памятники советским солдатам, спасшим их дедов от нацистской газовой камеры, а Польша проводит антироссийскую политику, молчать об этом недопустимо.

Система польских лагерей возникла сразу же после появления на политической карте Европы Второй Речи Посполитой - задолго до возникновения сталинского ГУЛАГа и прихода нацистов к власти в Германии.

"Островами" польского, образно говоря, "ГУЛАГа" были лагеря в Домбе, Вадовице, Ланьцуте, Стшалково, Щиперно, Тухоле, Брест-Литовске, Пикулице, Александруве-Куявском, Калише, Плоцке, Лукове, Седльцах, Здуньской-Воле, Дорогуске, Петркове, Острове-Ломжиньском и других местах.

Когда российские историки и публицисты называют места содержания пленных красноармейцев "польскими лагерями смерти", это вызывает протесты Варшавы.

Чтобы разобраться в том, кто же здесь прав, обратимся к сборнику документов "Красноармейцы в польском плену в 1919 — 1922 гг. "

Достоверность его материалов не ставится под сомнение польской стороной — в подготовке сборника приняли активное участие главный польский специалист по этой теме, профессор Университета им. Николая Коперника Збигнев Карпус и другие польские историки .

  • При знакомстве с документами бросается в глаза слово "бесчеловечное". Оно часто встречается при характеристике положения, в котором находились русские, украинцы, белорусы, евреи, татары, латыши и другие военнопленные. Как сказано в одном из документов, в стране, называвшей себя бастионом христианской цивилизации , с пленными обращались "не как с людьми равной расы, а как с рабами. Избиение военнопленных практиковалось на каждом шагу".

В свою очередь, профессор Карпус утверждает, что польская власть старалась облегчить судьбу пленных и "решительно боролась со злоупотреблениями". В сочинениях Карпуса и других польских авторов нет места таким источникам, как рапорт начальника бактериологического отдела Военного санитарного совета подполковника Шимановского от 3 ноября 1920 года о результатах изучения причин смерти военнопленных в Модлине. В нём сказано:

  • "Пленные находятся в каземате, достаточно сыром; на вопрос о питании отвечали, что получают всё полагающееся и не имеют жалоб. Зато врачи госпиталя единодушно заявили, что все пленные производят впечатление чрезвычайно изголодавших, так как прямо из земли выгребают и едят сырой картофель, собирают на помойках и едят всевозможные отходы, как то: кости, капустные листья и т. д."

Схожей была ситуация и в других местах. Вернувшийся из лагеря в Белостоке Андрей Мацкевич рассказал о том, что пленные там в день получали "небольшую порцию чёрного хлеба весом около 1/2 фунта (200 г), один черепок супа, похожего скорее на помои, и кипятку". А комендант лагеря в Бресте прямо заявлял его узникам: "Убивать вас я права не имею, но буду так кормить, что сами скоро подохнете". Обещание он подтвердил делом…

О причине польской неторопливости

В декабре 1920 года Верховный чрезвычайный комиссар по делам борьбы с эпидемиями Эмиль Годлевский в письме военному министру Польши Казимежу Соснковскому охарактеризовал положение в лагерях военнопленных как "просто нечеловеческое и противоречащее не только всем потребностям гигиены, но вообще культуре".

Между тем аналогичную информацию военный министр получал и годом ранее. В декабре 1919 года в докладной записке министру начальник Санитарного департамента министерства военных дел Польши генерал-подпоручик Здзислав Гордынский процитировал полученное им письмо военврача К. Хабихта от 24 ноября 1919 года. О ситуации в лагере военнопленных в Белостоке в нём говорилось:

"В лагере на каждом шагу грязь, неопрятность, которые невозможно описать, запущенность и человеческая нужда, взывающие к небесам о возмездии. Перед дверями бараков кучи человеческих испражнений, которые растаптываются и разносятся по всему лагерю тысячами ног. Больные до такой степени ослаблены, что не могут дойти до отхожих мест, с другой стороны отхожие места в таком состоянии, что к сидениям невозможно подойти, потому что пол в несколько слоёв покрыт человеческим калом.

Сами бараки переполнены, среди здоровых полно больных. По моему мнению, среди 1400 пленных здоровых просто нет. Прикрытые только тряпьем, они жмутся друг к другу, согреваясь взаимно. Смрад от дизентерийных больных и поражённых гангреной, опухших от голода ног. В бараке, который должны были как раз освободить, лежали среди других больных двое особенно тяжелобольных в собственном кале, сочащемся через верхние портки, у них уже не было сил, чтобы подняться, чтобы перелечь на сухое место на нарах".

Однако и через год после написания душераздирающего письма положение дел к лучшему не изменилось. По справедливому заключению Владислава Шведа, много раз ловившего польских фальсификаторов истории "за руку", нежелание властей Польши улучшать ситуацию в лагерях свидетельствует "о целенаправленной политике по созданию и сохранению невыносимых для жизни красноармейцев условий".

Пытаясь опровергнуть такой вывод, польские историки, журналисты и политики ссылаются на многочисленные приказы и инструкции, в которых сформулированы задачи по улучшения условий содержания военнопленных. Но условия содержания в лагерях, констатировали в книге "Польский плен" Геннадий и Виктория Матвеевы, "так никогда и не были приведены в соответствие с требованиями инструкций и приказов, издававшихся министерством военных дел. Царившие в них ужасающие условия размещения и санитарии при полном безразличии лагерного начальства стали причиной гибели огромного числа пленных красноармейцев. А периодически издававшиеся грозные приказы министерства военных дел не подкреплялись столь же строгим контролем за их исполнением, оставаясь фактически лишь фиксацией нечеловеческого обращения с захваченными противниками как во время войны, так и после её окончания. И если в отношении случаев расстрела пленных на фронте ещё можно пытаться ссылаться на состояние аффекта, в котором пребывали польские солдаты, только что вышедшие из боя, в котором, возможно, погибли их товарищи, то к немотивированным убийствам пленных в лагерях такой аргумент применить никак нельзя".

Показательно и то, что в лагерях катастрофически не хватало соломы. Из-за её недостатка пленные постоянно мёрзли, чаще болели и умирали. Даже пан Карпус не пытается утверждать, что в Польше не было соломы. Просто её не торопились в лагеря завести.

Одним из последствий умышленной "нерасторопности" польских должностных лиц стала осенняя 1920 года вспышка дизентерии, холеры и тифа, от которых умерли тысячи военнопленных.


  • Всего же в 1919 — 1921 гг. в польских лагерях смерти эту самую смерть в муках встретили, по разным подсчётам, от 60 до 83,5 тысячи красноармейцев. И это, не считая тех раненых, которых польские богобоязненные вояки, помолившись, бросили умирать в поле.

Представление о масштабах катастрофы даёт рапорт командования 14-й Великопольской пехотной дивизии командованию 4-й армии от 12 октября 1920 года. В нём сообщалось, что за время боев от Брест-Литовска до Барановичей были взяты "5000 пленных и оставлено на поле боя около 40% названной суммы раненых и убитых", т. е. порядка 2000 человек.

В число жертв не были включены и красноармейцы, погибшие от голода, холода и издевательств польских изуверов по дороге от места пленения до одного из "островов" польского "ГУЛАГа". В декабре 1920 года председатель Польского общества Красного Креста Наталья Крейц-Вележиньская констатировала, что пленных "перевозят в неотапливаемых вагонах, без соответствующей одежды, холодные, голодные и уставшие… После такого путешествия многих из них отправляют в госпиталь, а более слабые умирают".

Настала пора прямо сказать, что власти Второй Речи Посполитой являются пионерами в деле создания системы лагерей, условия содержания в которых гарантировали массовую гибель их узников. За это преступление Польша должна нести ответственность .
октябрь 2015 года.