Почему в российско-польских отношениях все так сложно

Вопрос взаимоотношений русских и поляков исторически непростой. Настолько, что практически любая тема, имеющая отношение к двум народам, может перерасти в ссору, полную взаимных упреков и перечисления грехов. В этой остроте взаимной привязанности есть что-то непохожее на тщательно скрываемую отчужденную враждебность немцев и французов, испанцев и англичан, даже валлонов и фламандцев. В отношениях русских и поляков, пожалуй, никогда не будет отрезвляющего холода и отведенных в сторону взглядов. «Лента.ру» постаралась разобраться, в чем причина такого положения вещей.
Начиная со Средних веков в Польше всех православных, живших на территории прежней Киевской Руси, звали руссами, не делая различий для украинцев, белорусов и русских. Даже в XX веке в документах министерства внутренних дел определение идентичности, как правило, шло по религиозной принадлежности - католик, православный или униат. В те времена, когда князь Курбский искал убежища в Литве, а князь Бельский - в Москве, взаимная связь была уже достаточно сильной, различия очевидными, но взаимного восприятия через призму «свой-чужой» не было. Возможно, это нормальное свойство феодальной эпохи, когда о национальной идентичности говорить еще рано.
Любое самосознание формируется в кризисные эпохи. Для России в XVII веке это была эпоха Смуты, для Польши - Шведского потопа (вторжение шведов в Речь Посполитую в 1655-1660 годах). Один из важнейших результатов «потопа» - изгнание протестантов из Польши и последующее усиление влияния католической церкви. Католицизм стал благословением и проклятием Речи Посполитой. Вслед за протестантами под удар попали православные, составлявшие немалую часть населения страны, а в государстве был запущен механизм самоуничтожения. Прежнее польско-литовское государство отличалось достаточно высокой национальной и религиозной терпимостью - вместе удачно сосуществовали польские католики, мусульмане, караимы, православные и язычники, литовцы, поклонявшиеся Перкунасу. Неудивительно, что кризис государственной власти, начавшийся при самом выдающемся из польских королей Яне III Собеском, привел к катастрофическому сжатию, а затем и гибели польского государства, потерявшего внутренний консенсус. Система государственной власти открывала слишком много возможностей для конфликтов, давая им легитимность. Работу сейма парализовало право liberum veto, позволявшее любому депутату своим голосом отменять все принятые решения, а королевская власть была вынуждена считаться со шляхетскими конфедерациями. Последние представляли собой вооруженное объединение шляхты, имевшей полное право при необходимости выступать против короля.
В то же время к востоку от Польши шло окончательное оформление русского абсолютизма. Потом поляки будут говорить о своей исторической склонности к свободе, а русские одновременно гордиться и стесняться самодержавной природы своей государственности. Последующие конфликты, как обычно в истории неизбежные для соседних народов, приобрели почти метафизический смысл соперничества двух очень разных по духу народов. Впрочем, наряду с этим мифом сформируется и другой - о неспособности как русских, так и поляков воплощать в жизнь свои идеи без насилия. Известный польский общественный деятель, главный редактор Gazeta Wyborcza Адам Михник замечательно пишет об этом: «Раз от разу мы чувствуем себя как ученики волшебника, высвободившие из заточения никому не подвластные силы». Польские восстания и русская революция, в конце концов, украинский Майдан - бессмысленный и беспощадный инстинкт самоуничтожения.
Российская государственность крепчала, но это не было, как может показаться теперь, следствием территориального и человеческого превосходства над соседями. Наша страна тогда представляла собой огромную, плохо освоенную и малонаселенную территорию. Кто-то скажет, что эти проблемы есть и сегодня и, вероятно, будет прав. В конце XVII века население Московского царства превышало 10 миллионов человек, что немногим более, чем в соседней Речи Посполитой, где проживали 8 миллионов, а во Франции - 19 миллионов. В те времена у соседей-поляков не было и не могло быть комплекса малого народа, которому угрожают с Востока.
В российском случае все дело было в исторических амбициях народа и власти. Сейчас уже ничуть не кажется странным, что завершив Северную войну Петр I принял титул Императора Всероссийского. Но давайте взглянем на это решение в контексте эпохи - ведь русский царь поставил себя над всеми прочими европейскими монархами. Священная Римская империя германской нации не в счет - она не была примером или соперником и переживала свои худшие времена. В отношениях с польским королем Августом II Сильным Петр I безусловно доминировал, и по степени развития Россия начинает опережать своего западного соседа.


Буквально за столетие Польша, спасшая Европу от турецкого нашествия в 1683 году под Веной, превратилась в совершенно нежизнеспособное государство. Историки уже завершили споры о том, внутренние или внешние факторы стали фатальными для польской государственности в XVIII веке. Конечно же, все решило их сочетание. Но что касается моральной ответственности за постепенный закат могущества Польши, то тут вполне определенно можно сказать, что инициатива первого раздела принадлежала Австрии, второго - Пруссии, а завершающего третьего - России. Все поровну, а это не детский спор о том, кто первый начал.
Реакция на кризис государственности была хоть и запоздалой, но плодотворной. В стране начинает работу Эдукационная комиссия (1773-1794), которая была фактически первым в Европе министерством образования. В 1788 году собирается Четырехлетний Сейм, воплощавший идеи Просвещения практически одновременно с французскими революционерами, но гораздо более гуманно. Первая в Европе и вторая в мире (после американской) Конституция 3 мая 1791 года принимается в Польше.
Это было прекрасное начинание, но в нем не было революционной силы. Конституция признала польским народом всех поляков вне зависимости от сословия (раньше таковым считалась только шляхта), но сохранила крепостное право. Положение Литвы заметно улучшалось, но саму Конституцию никто не подумал перевести на литовский язык. Последовавшая реакция на изменения в государственном строе Польши повлекла два раздела и падение государственности. Польша превратилась, по выражению британского историка Нормана Дэвиса, в «игрушку Бога», а если говорить проще - в объект соперничества и согласия соседних, а порой и далеких держав.
Поляки отвечали восстаниями, главным образом на территории Царства Польского, ставшего частью Российской империи в 1815 году по итогам Венского конгресса. Именно в XIX веке два народа узнали друг друга по-настоящему, тогда же сформировалось взаимное притяжение, порою неприязнь, а зачастую - непризнание. Николай Данилевский считал поляков чужеродной частью славянства, и аналогичный подход позже появится у поляков в отношении русских.
Польские повстанцы и российские самодержцы видели будущее по-разному: одни мечтали о возрождении государственности любыми путями, другие мыслили категориями имперского дома, в котором найдется место для всех, и для поляков в том числе. Нельзя и недооценивать контекст эпохи - в первой половине XIX века русские были единственным славянским народом, обладавшим государственностью, и при том великой. Османское господство на Балканах рассматривалось как порабощение, а русская власть - как избавление от страданий (от тех же турок или персов, германцев или шведов, или же просто от туземной дикости). Такой взгляд на самом деле был не лишен резона - имперские власти очень лояльно относились к традиционным верованиям и обычаям подвластных народов, не пытались добиться их обрусения, а во многих случаях переход под власть Российской империи был настоящим избавлением от уничтожения.


Следуя своей обычной политике, российские самодержцы охотно интегрировали местные элиты. Но если говорить о Польше и Финляндии, то тут система давала сбои. Мы можем вспомнить разве что князя Адама Ежи Чарторыского, занимавшего в 1804-1806 годах пост российского министра иностранных дел, но больше думавшего об интересах Польши.
Противоречия накапливались постепенно. Если в 1830 году польские повстанцы вышли со словами «За нашу и вашу свободу», то в 1863-м помимо лозунга «Свобода, равенство, братство» раздавались уже совершенно кровожадные призывы. Методы партизанской войны внесли ожесточение, и даже либерально настроенная публика, поначалу симпатизировавшая повстанцам, быстро свое мнение о них изменила. Кроме того, восставшие думали не только о национальном освобождении, но и о восстановлении государственности в тех границах, что были у Речи Посполитой до разделов. А лозунг «За нашу и вашу свободу» практически утерял прежний смысл и теперь более был связан с надеждой, что другие народы империи поднимутся, и тогда она неминуемо рухнет. С другой стороны, давая оценку таким устремлениям, нужно не забывать о том, что и русские народовольцы с анархистами вынашивали не менее разрушительные планы.
Плотное, но несколько брезгливое соседство двух народов в XIX веке породило в основном негативные стереотипы. Во время петербургских пожаров 1862 года среди народа даже бытовало убеждение, что во всем виноваты «студенты и поляки». Это было следствием тех обстоятельств, при которых народы встречались. Немалая часть поляков, с которыми имели дело русские, были политическими ссыльными, нередко повстанцами. Их участь в России - постоянные скитания, нужда, изгойство, необходимость приспосабливаться. Отсюда представления о польской вороватости, хитрости, льстивости и болезненном гоноре. Последнее тоже понятно - эти люди пытались в трудных условиях сохранить человеческое достоинство. С польской стороны о русских формировалось столь же неприятное мнение. Грубость, жестокость, неотесанность, раболепие перед властями - вот что такое эти русские.


Среди повстанцев было много представителей шляхты, как правило, хорошо образованных. Их ссылка в Сибирь и на Урал волей-неволей имела позитивное культурное значение для отдаленных регионов. В Перми, например, до сих пор помнят архитектора Александра Турчевича и основателя первого книжного магазина Юзефа Пиотровского.
После восстания 1863-1864 годов политика в отношении польских земель серьезно изменилась. Власти стремились во что бы то ни стало избежать повторения мятежа. Однако в глаза бросается полное непонимание национальной психологии поляков. Российские жандармы поддерживали тот тип поведения населения Царства Польского, который лучше всего соответствовал их собственному мифу о несгибаемости польского духа. Публичные экзекуции, преследования католических священников лишь способствовали формированию культа мучеников. Попытки русификации, в частности, в системе образования, были крайне неудачные.
Еще до восстания 1863 года в польском обществе утвердилось мнение о том, что «развестись» с восточным соседом все равно не удастся, и усилиями маркиза Велепольского проводилась политика консенсуса в обмен на реформы. Это дало свои результаты - Варшава стала третьим по численности населения городом Российской империи, а в самом Царстве Польском начались реформы, выводившие его на передовые позиции в империи. Чтобы экономически связать польские земли с прочими российскими губерниями, в 1851 году было принято решение о строительстве железной дороги Петербург - Варшава. Это была четвертая по счету железная дорога России (после Царскосельской, Петербургско-Московской, и Варшавско-Венской). В то же время политика российских властей была направлена на ликвидацию автономии и отделение от Царства Польского восточных территорий, некогда бывших частью исторической Речи Посполитой. В 1866 году десять губерний Царства Польского были непосредственно присоединены к российским землям, а в следующем году ввели запрет на использование польского языка в административной сфере. Логическим итогом этой политики стало упразднение должности наместника в 1874 году и введение должности варшавского генерал-губернатора. Сами польские земли именовались Привислинским краем, о чем поляки помнят до сих пор.
Такой подход нельзя назвать в полной мере осмысленным, поскольку он актуализировал неприятие всего российского и, более того, способствовал миграции польского сопротивления в соседнюю Австро-Венгрию. Несколько раньше русский царь Николай I горько шутил: «Самым глупым из польских королей был Ян Собеский, а самым глупым из русских императоров - я. Собеский - потому что спас Австрию в 1683-м, а я - потому что спас ее в 1848-м». Именно в Австро-Венгрии в начале XX века получили убежище польские экстремисты, в том числе будущий национальный лидер Польши Юзеф Пилсудский.


На фронтах Первой мировой войны поляки сражались с обеих сторон в надежде, что конфликт ослабит великие державы, и Польша в итоге обретет независимость. В то же время краковские консерваторы рассматривали вариант триединой монархии Австро-Венгро-Польши, а пророссийские националисты, такие как Роман Дмовский, видели наибольшую угрозу для польского национального духа в германизме.
Завершение Первой мировой войны не означало для поляков, в отличие от прочих народов Восточной Европы, окончания перипетий государственного строительства. В 1918 году поляки подавили Западно-Украинскую народную республику, в 1919-м присоединили Вильно (Вильнюс), а в 1920-м совершили Киевский поход. В советских учебниках солдаты Пилсудского именовались белополяками, но это не совсем верно. Во время тяжелейших боев между красноармейцами и деникинской армией польские войска не только прекратили продвижение на восток, но и дали понять большевикам, что приостанавливают активные операции, тем самым позволив красным довершить разгром Добровольческой армии. В среде русской эмиграции еще долгое время это воспринималось как предательство. Далее - поход Михаила Тухачевского на Варшаву и «чудо на Висле», автором которого был сам маршал Юзеф Пилсудский. Поражение советских войск и огромное количество пленных (по оценкам видного слависта Г.Ф. Матвеева, около 157 тысяч человек), их нечеловеческие страдания в польских концлагерях - все это стало источником почти неиссякаемой враждебности русских к полякам. В свою очередь, поляки испытывают аналогичные чувства к русским после Катыни.
Вот чего не отнять у наших соседей - так это способность хранить память о своих страданиях. Практически в каждом польском городе есть улица, названная в честь жертв катынских расстрелов. И никакое решение проблемных вопросов не приведет к их переименованию, принятию исторической данности и внесению поправок в учебники. Точно так же в Польше будут еще долго вспоминать пакт Молотова - Риббентропа и Варшавское восстание. Мало кто знает, что старые уголки польской столицы на самом деле заново отстроены по картинам и фотографиям. После подавления нацистами Варшавского восстания город был уничтожен полностью и выглядел приблизительно так же, как советский Сталинград. Любые рациональные доводы, объясняющие невозможность поддержки повстанцев Советской армией, не будут приняты в расчет. Это часть национального предания, которое важнее, чем сухой факт потери во Второй мировой войне порядка 20 процентов населения. В свою очередь в России с грустью будут думать о неблагодарности поляков, как и всех прочих славян, за которых мы заступались последние три столетия.
Причина взаимного непонимания России и Польши в том, что у нас разные судьбы. Мы меряем разными мерами и рассуждаем, используя разные категории. Могущественная Речь Посполитая превратилась в «игрушку Бога», а находившаяся некогда на задворках Московия стала великой империей. Даже вырвавшись из объятий «большого брата», Польша никогда не обретет другой доли, как быть спутником иных держав. А для России нет иной судьбы, как быть империей или не быть вообще.

Дмитрий Офицеров-Бельский доцент НИУ Высшая Школа Экономики

06.12.2015 1 22204

Двести лет назад, 15 (27) ноября 1815 года, большая часть Великого герцогства Варшавского , созданного Наполеоном и бывшего его протекторатом, была присоединена «на вечные времена» к Российской империи под именем Царства Польского, и новое царство, созданное «вопреки представлениям почти всех европейских государств» и «великодушием императора Александра I», получило Конституцию, которая превратила только что сформированное государство в наследственную монархию, «навсегда соединённую с Российской империей».

Недавно пресс-секретарь Президента РФ Дмитрий Песков, комментируя результаты выборов в Польше, сказал о том, что Россия сожалеет, что отношения с Польшей находятся «не в лучшей форме».

Российский император Александр (1777 - 1825)

Не в лучшей форме - это ещё мягко сказано. К сожалению, историческое наследие польско-российских отношений обременено массой взаимных обид. Но есть одно важное различие: если у русских главные «исторические раны» ассоциируются со Смутным временем (поддержка поляками Лжедмитрия I в 1605 году, взятие Москвы в 1610 году и т.д.), отдалённым от нас аж на четыре столетия, то поляки счёт своим претензиям к России Доводят практически до наших дней.

По сути, Польша - это пример нации, сумевшей в Средние века создать мощную империю, а затем её потерять, причём не только её, но в конце XVIII века и государственность вообще. Второй момент: Польша всегда стремилась доминировать в Восточной Европе, но в итоге в этом соревновании уступила России, и теперь у поляков существует некая историческая обида на нашу страну.

В результате, поляков и русских теперь разделяет буквально всё, а объединяет только жизнь по соседству. Более того, болезненные вопросы прошлого не только не закрываются, но появляются всё новые и новые.

Это порождает неприязнь большинства поляков к России и русским, способствует разгулу русофобских настроений в польском обществе. Ну, а русские историки постоянно вспоминают следующие слова Екатерины II о поляках:

«По непостоянству и ветрености сего народа, по доказанной его злобе и ненависти к нашему, а особливо по изъявляющейся в нём наклонности к разврату и неистовствам французским, мы в нём никогда не будем иметь ни спокойного, ни безопасного соседа, иначе как приведя его в сущее бессилие и немогущество».

ПОЛЯКИ - СОЮЗНИКИ НАПОЛЕОНА

Польша потеряла свою самостоятельность в 1795 году, когда последовал третий (окончательный) раздел её территорий между Австрией, Пруссией и Россией. Мечтавшие о независимости поляки возлагали большие надежды на Наполеона, в войсках которого они мужественно сражались, и в 1807 году, при заключении Тильзитского мира, императором французов было создано так называемое Великое герцогство Варшавское, подчинённое верховной власти саксонского короля.

С тех пор благодарность поляков к Наполеону была беспредельной, а он пользовался их воодушевлением, поддерживая всё это новыми обещаниями и увеличением земель герцогства. В частности, в 1809 году к герцогству была присоединена большая часть Галиции, отнятой от Австрии.

Польский легион (Вислинский полк), 1810 год

Но надеждам поляков не суждено было осуществиться, а потом Наполеон был разгромлен в 1812 году, русские войска изгнали его из пределов России, в 1813 году война была перенесена в Германию, и Варшавское герцогство было завоёвано, как тогда писали, «почти мимоходом».

Поляки, надо отдать им должное, оставались союзниками Франции до конца кампании 1814 года. Но потом с Наполеоном было покончено, и право возмездия перешло к Александру I. И тот мог жестоко покарать поляков за верность общему врагу всей Европы и за то, что они натворили, находясь на нашей территории.

Но Александр I со свойственным ему великодушием даровал амнистию польским солдатам и офицерам, воевавшим за Наполеона против России, а для Варшавского герцогства назначил временное правительство, составленное частично из поляков, частично из русских.

«Как победитель, я восстановлю Польшу, потому что это согласно с моими личными желаниями и с выгодами моего государства. Я знаю, что встречу много затруднений, но надеюсь успеть в моем намерении», -сказал тогда Александр I. Согласимся, всё это как-то не тянет на пресловутый «болезненный вопрос прошлого».

ИТОГИ ВЕНСКОГО КОНГРЕССА

На Венском конгрессе, решавшем судьбы постнаполеоновской Европы, первоначально планировали вернуть Польшу в тот вид, который она имела до 1807 года, но российский император не согласился с этим и потребовал в награду России, больше других держав содействовавшей свержению Наполеона, всё Варшавское герцогство.

Первоначально он склонялся к тому, чтобы восстановить прежнее Польское государство и в качестве конституционного монарха стать в его главе. Но потом дипломатические интриги Меттерниха и Талейрана поменяли его намерения, и он согласился уступить Австрии и Пруссии некоторые части герцогства. Так было образовано Царство Польское.

В заключительном акте Венского конгресса было сказано: «Варшавское герцогство, за исключением некоторых областей и округов, присоединяется к Российской империи. Оно будет безвозвратно соединено с нею на вечное владение Его Императорского Величества и его наследников и преемников. Его Императорское Величество оставляет за собой право предоставить этому государству, пользующемуся особой администрацией, такое очертание границ и национальные установления, которые сочтёт полезными и приличными».

В связи с этим, хотелось бы отметить: так называемые разделы Польши между Австрией, Пруссией и Россией диктовались с российской стороны возвращением исконно русских земель, ранее отторгнутых поляками. И лишь теперь, после победоносной войны 1812-1814 годов, в которой поляки активно поддерживали Наполеона, России были переданы собственно польские территории.

При этом, как писали тогда, Царство Польское «должно было служить как бы обсервационным лагерем, из коего русские самодержцы могли бы наблюдать за всеми действиями и движениями европейских кабинетов».

Короче говоря, в мае 1815 года были подписаны договоры между Россией, Пруссией и Австрией о Варшавском княжестве, а в июне - генеральный акт Венского конгресса. Пруссия получила Познанский и Быдгощский департаменты Варшавского княжества (из них образовалось Великое княжество Познанское), а также город Гданьск. Австрия получила Величку и соляные шахты. Краков и его окрестности стали «вольным городом» под протекторатом Австрии, Пруссии и России.

Оставшаяся же территория была присоединена к России и составила Царство Польское с территорией около 127 700 кв. км и населением 3,2 млн человек. Это был несомненный успех российской дипломатии, и объяснялся он, прежде всего, статусом России как победительницы в войне, с чем Европа вынуждена была считаться.

Границы Польши по решениям Венского конгресса 1815: зеленым цветом обозначено Царство Польское в составе России, голубым - часть наполеоновского герцогства Варшавского, отошедшая к Пруссии, красным - Краков (вначале вольный город, затем отошёл к Австрии).

НОВАЯ КОНСТИТУЦИЯ ДЛЯ НЕДАВНИХ ВРАГОВ

А потом Александр I, «никем не побуждаемый и никем не обязываемый», даровал Царству Польскому новую Конституцию, построенную на либеральных началах. Произошло это 15 (27) ноября 1815 года.

Конституция провозгласила, что Царство Польское навсегда присоединялось к Российской империи и связывалось с ней личной унией, общностью царствующей династии. Российский император становился польским королем и вступал на польский трон в соответствии с порядком наследования престола, существовавшим в Российской империи. Однако в Царстве Польском император-король был конституционным, и его власть ограничивал изданный им самим конституционный закон.

Польский язык объявлялся языком администрации, суда, войска и т.д. «Польский народ, - гласила одна из статей, - на вечные времена будет иметь национальное представительство в сейме, состоящем из короля и двух палат (изб), из коих первую будет составлять сенат, а вторую послы и депутаты от общин». Заметим, Александр совсем не обязан был это делать в отношении страны, совсем недавно воевавшей против него, и это тоже не очень-то справедливо относить к «болезненным вопросам прошлого».

Сейм, разделявший с монархом законодательную власть, состоял из двух палат: сената и так называемой посольской избы. В сенат входили члены королевской фамилии, епископы, воеводы и другие высшие должностные лица в количестве, которое бы не превышало половину числа избираемых депутатов посольской избы, которая состояла из 128 членов (77 представителей от поземельного дворянства и 51 депутатов от городов и общин). При этом депутаты должны были быть не моложе 30 лет, сенаторы - 35 лет, а избирателем мог быть каждый собственник, достигший 21 года.

Сейм должен был созываться каждые два года на четыре недели, и он в основном отвечал за изменения в области гражданского и уголовного права. Административные и хозяйственные вопросы регулировались постановлениями наместника, а позднее Административного совета.

Юзеф Зайончек

Кстати, первым наместником (заместителем императора-короля) стал бывший наполеоновский дивизионный генерал Юзеф Зайончек.

А ведь этот человек, между прочим, воевал против России и в 1812. году потерял ногу при Березине, а потом был взят в плен. Но Александр I простил его и произвёл в генералы от инфантерии. Может быть, это тоже «болезненный вопрос прошлого»?

Исполнительная власть находилась в руках царя и пяти ответственных министров. Министры составляли под председательством наместника совет, а вместе с государственными советниками и государственными секретарями - общее собрание Государственного совета, в котором должны были составляться проекты законов.

Как видим, Александр I даровал полякам, совсем недавно ожесточенно воевавшим против России, статус суверенного Царства Польского с собственной Конституцией, сохранявшей традиции Речи Посполитой. Польша сохранила своё правительство, армию, национальную денежную единицу (злотый). Польский язык по-прежнему носил статус государственного. Важнейшие правительственные должности занимались поляками.

ГРЯЗЬ -ПЯТАЯ СТИХИЯ ПОЛЬШИ

Что же представляла собой тогда территория, ставшая Царством Польским?

Историк Д. А. Кропотов в 1874 году писал: «Вновь приобретённый край представлял во многих отношениях страну полудикую, покрытую полуразвалившимися лачугами, в которых гнездились грязь и нищета, и до того лишённую путей сообщения, что Наполеон, увязая со своей армией в невылазных ее топях, говорил, что открыл в Польше пятую стихию - грязь. Великолепные костёлы, обширные каменные монастыри и роскошные дворцы польских магнатов, сооружённые кровью и потом народа, нисколько не смягчали грустного впечатления, производимого общим видом страны».

На самом деле для Наполеона Польша была лишь военным депо, из которого он набирал солдат для своих непрерывных походов. Торговля, промышленность, благосостояние граждан не процветали в то время. Польша была чем-то вроде форпоста Франции на северо-востоке Европы. Поход Наполеона в Россию окончательно довершил истощение страны и отнял у нее последние жизненные соки.

А что с этой территорией стало?

Тот же Д.А. Кропотов отмечает: «С присоединением царства к России в короткое время всё в нём изменилось: земледелие, мануфактуры, торговля и финансы царства приводимы были неослабным попечением русского правительства в цветущее положение. В первые годы владычества России все расходы царства, изнурённого войной, контрибуциями и континентальной системой, приняты были Россией на себя, тогда как все доходы царства обращены были на устройство и на внутренние его потребности».

Подобное заявление может показаться пристрастным. Но вот лишь несколько цифр. В 1788 году доходы Польши составляли 80 млн злотых, а с 1816 года они дошли до более чем 100 млн злотых, несмотря на то, что Царство Польское в 1816 году составляло едва пятую часть прошлого пространства. Народонаселение царства в 1815 году составляло 2,4 млн жителей, в 1830 году - 4 млн.

В Варшаве в 1816 году возник университет, профессора которого могли соревноваться с коллегами из ведущих мировых университетов. Были основаны две военные академии в Варшаве и Калише, в Маримонте (предместье Варшавы) открыта школа земледелия и сельского хозяйства и т.д. Науки и искусства развились с такой силой, что без преувеличения можно сказать: никогда Польша не имела стольких учёных и писателей, как «под пятой проклятой России».

Даже оклад в польской армии «вчетверо превышал оклад, определённый русскому воинству». Сами поляки говорили: «Никогда Польша не была так счастлива, как во времена Александра. Нужно только сравнить прошедшее с настоящим, дабы убедиться в справедливости сего».

РОСТ НЕДОВОЛЬСТВА

Но поляки были недовольны тем, что получили, и требовали ещё большего. Они хотели, чтобы Александр I отделил от России Белоруссию, Литву, Волынь и Подолию и присоединил их к Польше. Выглядит это странно, но недовольные утверждали, что русский государь «дал им Конституцию с тайной мыслью никогда не выполнять её».

Впрочем, в первые два года никаких жалоб не возникало, и ни о каких беспорядках не было и слышно. Понятно, что дальнейшие события очень напоминают логический парадокс про курицу и яйцо. Что появилось раньше? Репрессии, а потом недовольство? Или недовольство, а потом репрессии?

Новая Конституция вступила в силу с 1816 года, но очень скоро гармония между Александром I и поляками расстроилась.

5 (17) марта 1818 года император открыл сейм следующими словами: «Прежняя организация страны позволила мне ввести ту, которую я вам пожаловал, приводя в действие либеральные учреждения». А заканчивалась его речь так: «Докажите теперь свету, что эти учреждения не есть опасное обольщение, что будучи применены к делу с чистосердечием и хорошим намерением, они могут согласоваться с порядком и послужить основанием к истинному благоденствию народа».

Историк Д.А. Кропотов по этому поводу пишет: «Император Александр, даровав Польше весьма либеральную Конституцию и широкое представительное правление, уверен был, что милосердием, щедротами, отеческим попечением о благосостоянии царства, похвалами и знаками отличия, возвышающими души воинов, можно будет сроднить обе нации и, прекратив вражду, между ними существующую, слить обе части в единое целое. Вышло иначе: мероприятие это не только имело противное действие ожидаемому, но предоставило полякам те способы к восстанию и поддержанию борьбы с Россией, о коих они и мыслить не смели».

Депутаты сейма начали прямо и резко порицать правительство и министров. Полякам хотелось вернуть времена Речи Посполитой, и в результате новый сейм, созванный 1 (13) сентября 1820 года, действовал уже явно в духе оппозиции, повсюду плодились тайные общества и заговоры, и это страшно разгневало Александра I.

В своей речи, отмечая, что поляки сами мешают восстановлению своей родины, российский император заявил о том, что хочет даже отменить Конституцию, но ограничился одними угрозами. При этом правительство усилило меры предосторожности, а заговорщики, считая подобные меры за унижение и преследования, ещё усерднее повели свою подрывную работу.

Историк Д. А. Кропотов в 1874 году сделал следующий вывод: «Прирождённое тщеславие поляков, их привычка к своеволию и совершенное неумение подчиняться законам подрывали в самом корне новый общественный строй Польши. Вместо обсуждения законодательных вопросов сейм сделался поприщем, на котором нунции, ради приобретения личной известности своим красноречием, отличались необузданными выражениями, забвением всех приличий и буйными выходками против самой власти, даровавшей им представительное правление».

БЕССМЫСЛЕННЫЙ И БЕСПОЩАДНЫЙ

В результате третий сейм был собран только через пять лет после второго сейма. Произошло это 1(13) мая 1825 года, а в ноябре того же года император Александр I скончался, и на престол вступил его брат Николай I. Соответственно, он же был коронован польским королем в Варшаве. К этому времени в Польше уже достигла значительного уровня нелегальная оппозиция, и это вскоре привело к восстанию 1830-1831 годов, что повлекло за собой его весьма жесткое подавление.

Восставшие объявили Николая I в Польше низложенным, а народ вышел на улицы с требованиями полного отделения Польши от России. При этом брат императора Александра I Константин Павлович, бывший там наместником после смерти генерала Зайончека, любил Польшу, в совершенстве знал её язык и был женат на польской графине Иоанне Грудзинской.

Константин Павлович заботился о стране: развивал экономику, культуру, и поляки имели привилегии, каких не имел русский народ. Короче, в Варшаве он был вполне доволен своей судьбой и, возможно, поэтому отрекся от российского престола в пользу младшего брата Николая.

Николай I информирует о восстании в Польше 1830

Но в ноябре 1830 года Варшава перешла в руки повстанцев. А потом восстание было подавлено, после чего власть вместе с титулом князя Варшавского и постом наместника перешла к генерал-фельдмаршалу графу И.Ф. Паскевичу, усмирившему мятеж.

В помощь ему было учреждено временное правительство. Кстати говоря, по мнению Паскевича, лучше всего тогда было бы присоединить Царство Польское к Российской империи и устроить там обычное русское управление, но идея эта не была тогда принята Николаем I.

Тысячи поляков бежали за пределы Царства Польского. Они обосновались в разных странах Европы, и именно эти эмигранты постарались создать России крайне неприглядный образ душительницы свобод, угрожающей «цивилизованной Европе».

Именно с начала 1830-х годов полонофильство и русофобия стали важными составляющими европейского общественного мнения.

Ну а потом, в 1837 году, воеводства были преобразованы в губернии, а в 1841 году упразднён Государственный совет. В делопроизводство был введён русский язык, конфискованные имения польской шляхты были пожалованы русским, высшие государственные должности были заняты русскими и т.д.

Революция 1848 года сильно взволновала поляков, и они подняли восстания в княжестве Познанском и в Галиции. Потом Крымская война ещё более оживила надежды поляков. Было решено сформировать польские легионы на театре военных действий для борьбы против России.

Кстати, этому плану содействовала польская эмиграция во главе с князем Адамом Чарторыйским, в своё время находившимся в числе ближайших друзей и сподвижников Александра I.

КОНЕЦ ЦАРСТВА ПОЛЬСКОГО

Между тем 18 февраля (2 марта) 1855 года умер император Николай I, а 20 января (1 февраля) 1856 года - И. Ф. Паскевич. В мае 1856 года в Варшаву прибыл новый император Александр II, но это уже совсем другая история...

В любом случае, в годы Первой мировой войны поляки, российские подданные, сражались против поляков, служивших в австро-венгерской и германской армиях. Царство Польское оказалось под немецко-австрийской оккупацией, а потом и вообще прекратило своё существование.

Ну, а вывод под всё вышеизложенное подвел историк К. В. Елпатьевский, который в «Учебнике русской истории», изданном в 1906 году, написал: «Польша никогда не была так счастлива, как во времена Александра I, и если бы продолжала идти по этому пути, то скоро забыла бы двести лет своей анархии и стала бы наряду с образованнейшими государствами Европы».

К сожалению, «вспыхнувшая революция быстро уничтожила все расцветшие посевы и на много лет отбросила Польшу назад».

Евсей Гречена, газета "Совершенно Секретно" декабрь 2015

Я всегда восхищался Збигневым Бжезинским. Он был голова! В отличие от наших зависимых и независимых политологов, он играл и выигрывал на разных шахматных досках. Он был наиболее успешным противником имперской государственности России во всех ее видах. Великолепно знал ее политический скелет: не кожу, не мясо, а именно скелет, на котором время от времени сменяется и мясо, и кожа, но суть от этого не меняется.

Россия множество раз бросалась на поляков с криками о славянской любви. На самом деле она не отпускала поляков от себя не потому что любила, а потому что хотела за их счет приблизится к сердцевине Европы со своими специальными имперскими чувствами. Ради всасывания Польши в себя Россия готова была на все что угодно, вплоть до Катыни.

Ненависть Польши к России была избирательной — антиимперской.

Россия отвечала ненавистью на ненависть поляков: потоком вранья, вплоть до утверждений, что Польша развязала вторую мировую войну.

Советская армия освободила не государство Польшу, но принадлежавшую когда-то империи территорию и укрепилась здесь как создатель и повелитель искусственного режима. В этом отличие освобождения Франции союзниками.

Деловито, без пены на губах, он определял слабости советского режима и бил по ним с прицельной точностью

Какая-то часть польской интеллигенции поверила Сталину на очень короткий срок. Все-таки какая-никакая Польша вновь появилась на карте. Но скоро выяснилось: появился политический урод.

Бжезинский жил вдалеке от такого урода. Он занимал многие годы крупные должности в американской администрации и различных международных комиссиях. Деловито, без пены на губах, он определял слабости советского режима и бил по ним с прицельной точностью. Это не были абстрактные сражения. Бжезинский видел оппонента как агрессивную, часто бездарную и бестолковую власть, настоянную на бюрократии, коррупции, перекрестном страхе, незнании международные реалий.

Это он создал «третью корзину» хельсинских договоренностей 1975 года, корзину прав человека, в которую провалилась советская власть, сломав себе шею на борьбе с инакомыслием.

Это он подтолкнул СССР к смертельной войне в Афганистане, аналогу, по его мнению, Вьетнамской войны для Америки.

Это он способствовал развитию гонки вооружений, которую не смог выдержать СССР, проиграв холодную войну.

Это он критиковал страны Запада, не сообразившие, что крушение СССР вызовет реваншистские настроения, которые породят мем о крупнейшей катастрофе ХХ века: смерти СССР. Здесь его, правда, никто не послушал, решив, что история уже кончилась и тоталитаризм окончательно уничтожен. Зато, когда Запад спохватился, он способствовал продвижению НАТО на восток, которое фактически выбросило Россию из Европы.

Бжезинский считал марксизм идеологией будущего, случайно попавшей в руки политическому дельцу от коммунистической утопии Владимиру Ленину

Но вот парадокс! Критикуя советскую Россию, Бжезинский отдавал должное марксизму. Он знал его глубже советских философов, которые превратили Маркса в догму. Бжезинский фактически считал марксизм идеологией будущего, случайно попавшей в руки политическому дельцу от коммунистической утопии Владимиру Ленину. В любом случае, он считал марксизм отличным инструментом экономического и философского анализа. В центре политической жизни Америки находился подлинный марксист!

История отношений поляков к России полна парадоксов. Вот, например, первый чекист, поляк Дзержинский. В России до сих пор есть много его любителей, особенно среди коллег-силовиков. Почему бы не поставить Дзержинскому памятник? Но если присмотреться к деятельности Дзержинского, то он окажется наиболее радикальным разрушителем основ России. Большевик-интернационалист, он презирал российские ценности.

По сравнению с Дзержинским Збигнев Бжезинский просто страстный почитатель России!

Обобщите идеи Бжезинского, и вы увидите, что они скорее перекликаются с политическими мечтаниями русской культуры, нежели опровергают их. Русская культура в большинстве случаев сочувствовала бунту поляков против России. Порой случались недоразумения, когда Россия воспринималась (или должна была восприниматься?) как страна, а не источник тоталитарных ценностей (случай Пушкина). Но вектор антиимперской критики был чаще всего общим и бескомпромиссным. Всё кончилось, правда, как всегда скверно: интеллигенция так возненавидела имперский режим, что перегнула палку и породила большевиков, переродившихся в суперимперских сталинистов.

Бжезинский верил в нас, жителей России, чаще больше, чем мы — сами в себя. И знал нас чаще лучше, чем мы себя

Польская мысль, судя по позиции Бжезинского, разрубает Россию пополам. Она ненавидит режим, который навязывает ей свои ценности вплоть до полного уничтожения польской самоидентичности. Но она питается творческими откровениями русской культуры и обогащается ею для борьбы с русской империей.

Бжезинский считал, что выход России из исторического кризиса невозможен без сближения с демократическими системами Европы. Это отнюдь не означает потерю самостоятельности русской ментальности. Это встреча со своей собственной, окрепшей и гибнущей, и снова возрождающейся независимой идеологией России, которая оказалась пока что неспособной проявиться в долгосрочной каждодневной политике. Да и в оппозиции эта идеология разорвана на куски во внутренних спорах и взаимных обвинениях.

Короче, Бжезинский верил в нас, жителей России, чаще больше, чем мы — сами в себя. И знал нас чаще лучше, чем мы себя. Почему? Да потому что аналитическое мышление с самого начала его деятельности было безупречно. Поляк, родившийся в дипломатической семье не то в Харькове, не то в Варшаве, получивший образование в Канаде и США, Бжезинский показал, что Россию можно понять умом, а вот бестолковщиной ее не понять.

Он умер, не дождавшись восстановления отношений Европы и России. Возможно, он был излишним оптимистом, и это восстановление не наступит никогда. В тех формах и границах, которые существуют сегодня. Враг-оптимист, это особое польское звание.

Вместе с Иоанном Павлом Вторым, Чеславом Милошем, Анджеем Вайдой, другими блестящими мыслителями Бжезинский вытащил Польшу из могилы советского псевдосоциализма

Бжезинский, конечно, не был одиночной в своем уважении к русской культуре и ненависти к империи. Он принадлежал к той польской плеяде разумных критиков восточного соседа, которые способствовали разгрому имперских ценностей, а вместе с ними и политического режима. Вместе с Иоанном Павлом Вторым, а также поэтом Чеславом Милошем, режиссером Анджеем Вайдой, философом Лешеком Колаковским (этих трех творцов я знал и любил), другими блестящими мыслителями Бжезинский вытащил Польшу из могилы советского псевдосоциализма.

Польша ушла навсегда на Запад. А кремлевская Россия ушла в себя. И стонет от счастья. От этого странного тюремного счастья.

"Поляки и русские друг друга не любят, точнее, испытывают друг к другу целый комплекс не самых добрых чувств – от презрения и отвращения до ненависти при наличии неопределенного взаимного влечения, всегда, правда, окрашенного недоверием.
Барьер между ними возникает из–за несоответствия характеров. Быть может, все народы, если их рассматривать как единое целое, а не как совокупность отдельных личностей, крайне несимпатичны, и соседи лишь открывают на их примере малоприятную правду о человеческих сообществах вообще.
Весьма вероятно, что поляки знают о русских то, что русские знают о себе сами, но не хотят признаваться, и наоборот" (с) Чеслав Милош

Вот же я попал - в моих жилах есть и те, и те.

Вечные противники и вечные неразумные братья, не ведающие родства

Ездил я по Речи Посполитой да думы думал. Как там перефразируя "Цветы для Элджернона" - "думы о том, что случается"

Люди друг другу зеркала. Мы видим в других людях только то, что есть в нас самих.
Чаще всего и явственней всего мы видим то, чего не признаем и не видим в себе.

К народам это применимо в полной мере также.
И что же выходит тогда? Да, выходит то, что корни взаимной настороженности русских и поляков, переходящей порой в бурные выплески, зиждятся прежде всего на нашей похожести

Не надо обычных миролюбивых слоганов, из серии "да все у нас с поляками нормально - мир, дружба, жевачка, любовь" - не всё нормально у нас. Не надо лукавить. У нас многое не в порядке.
И дело даже не в многочисленных противостояниях и войнах - с кем их не бывало? Француз вон Москву в 1812 сжег, а мы сейчас веселые исторические реконструкции устраиваем на Бородинском поле, куда в том числе и французские туристы приезжают - и ничего.
Потому что делить уже нечего. Что было - закрылось, отстыковалось как ступень шаттла, осталось только подытоженное. Завершенный гештальт. Точка.

А с поляками - что ни возьми, то свежая рана.

Мы друг другу зеркала. Видим то, что в себе не признаем

Русские часто относятся к полякам с презрением и порой с совершенно необъяснимой сперва горячностью - как к лживым, подлым, кичливым, надменным, склонным к гордыне и браваде.
Даже польский язык, и то - "бог дал им такой змеиный язык за то, что они лживы" (с) Старуха Изергиль

О, какое зеркальце!

А то что русские сделали с поляками в 1939-м, по сути ударив в спину, поделив втихую Польшу? А Катынь?

А как насчет той горячности, с которой русские это все отрицают, либо говорят что не было этого, либо, вдруг взрываясь, срываются на крик - да так вам и надо, ляхи кичливые, кше-пше, вшистко добже - тьфу, пёсий язык!

Это называется "когда воображаешь себя умным - предателем себя не чувствуешь". Русские совершили подлость и предательство. И перед полякам их выжигает неосознанное порой чувство стыда.
Хочется уничтожить поляков, хоть всех до единого, чтобы не было жертв и свидетелей, но лишь бы не встретиться с этим зеркалом. Лишь бы не увидеть там себя - русского, у которого на лбу написано - предатель. Подлый предатель.

Поляки часто относятся к русским как к эдаким недославянам.
Это, впрочем, так и есть, русские - это не только славяне, и ничего в этом обидного и нет. Но интересно, что русских это обижает.
А чем обижает? Русские претендовали на значимое и уважаемое место в славянском пантеоне? Хм, выходит что претендовали. Вроде как на деле - что нам те славяне-католики-христопродавцы, больно они нам нужны.
А по факту выходит что и нужны.
Русские делают вид - "не больно нам и хотелось с этой вашей славянской Европой якшаться" - а на деле - были и такие амбиции. Точнее есть. Все еще есть.

У русских большой прокол на месте самоуважения. Русские себя не уважают.
А уважение чаще всего пытаются получить быдляцкой силой.

"Он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог".
Как там детский стишок про волчонка, с которым никто дружить не хотел, все боялись - "как же мне их дружить заставить? Может съесть?"

И русские и поляки друг друга ревнуют.

Ревность - чувство необходимое для того, чтобы осознать - с отношениями что-то не в порядке, они требуют перемен.
О, ну в этом сомнений никаких.

Интересно, что при всем этом наследии - поляков и русских друг к другу тянет.
К антиподам всегда тянет. Плюс и минус. Они сошлись - вода и камень, стихи и проза, лед и пламень

Почему тянет? Да потому и тянет, что похожи мы. Друг другу транслируем то, что в себе боимся увидеть.

Мы очень-очень-очень похожи.
Чем похожи? Похожи в некой тяге к бОльшему, схожи в амбициях, в стремлениях

Русские всегда живут расточительно, разбрасываясь, в масштабах всего мира, горя многоязыким пламенем.
Поляки - более умеренно, с очерченными границами, своим микрокосмом.
Знаете что смешно? В глубине души поляки русским завидуют - именно вот этой разгульности завидуют. Именно вот этому русскому - "а-а-а катись оно всё к чОрту!" - и хрясь стакан об стену. И соседу в морду - бац!

Полякам хочется так же.
Надо сказать - порой они в этом себе не отказывают.

По русским городам увидишь порой косые дома, а народ в кабаке гульбенит до утра?
В Польше меньше косых домов. Но гульбенить до утра могут точно так же.

Русские могут ругать собственную интеллигенцию, но мучительно скучать по ней же, стоит ей только замолкнуть? О, так в Польше точно так же!

А если вспомнить, кто именно подсунул России еврейскую интеллигенцию, так и вовсе туши свет

Русским не хватает простой жизни, им подвигов во славу человечества хочется? Так у поляков точно такие же чаянья!

"Я тогда любила одного достойного пана с изрубленным лицом. Все лицо было у него изрубле­но крест-накрест саблями турок, с которыми он незадолго перед тем воевал за греков. Вот чело­век!... Что ему греки, если он поляк? А он пошел, бился с ними против их врагов.
Что ему греки, если он поляк? А вот что: он любил подвиги. А когда человек любит подвиги, он всегда умеет их сделать и найдет, где это мож­но. В жизни, знаешь ли ты, всегда есть место по­двигам. И те, которые не находят их для себя, - те просто лентяи или трусы или не понимают жизни, потому что, кабы люди понимали жизнь, каждый захотел бы оставить после себя свою тень в ней. И тогда жизнь не пожирала бы людей бес­следно..." (с) Старуха Изергиль

Вот оно - оставить след. Не исчезнуть бесследно. Чтобы помнили...

В Сахаровском центре при поддержке Фонда Егора Гайдара состоялась встреча с польским историком, членом Совета варшавского Института национальной памяти Анджеем Пачковски. Он прочитал лекцию о взаимоотношениях между Россией и Польшей, которые уже много веков по-разному видят ключевые моменты общей истории. То, что в учебниках одной страны описывается как героизм, в учебниках другой представляется как позор, предательство, поражение. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.

Кривая отношений

Как выглядит история отношений между поляками и русскими с точки зрения польских историков? Она уходит в глубокую древность, в то время, когда не было наших государств и русские с поляками плохо владели письменностью, и поэтому оставили мало свидетельств. Из редких источников X века до нас дошли сведения о династических браках и войнах за территорию.

В какой-то момент русы отняли у соседей кусок приграничной земли, в ответ поляне (это еще не поляки, а племя полян) отправились на восток. Польский князь даже побывал в Киеве, но уладить конфликт не удалось. Борьба за спорную землю - Червенские города (сегодня их бы назвали областью) - продолжалась многие годы. Ее прервало нашествие монголов, от которого больше пострадали русы. Они были вынуждены перевести столицу во Владимир, а затем в Москву.

В середине XIV века спустя 300 с лишним лет эти Червенские города (Червонная Русь) были захвачены Польшей и вошли в состав Польского Королевства. Конфликт с восточными соседями долгое время касался не поляков как таковых, а Великого княжества Литовского, поскольку до середины XVI века Польша не граничила с русской землей. У княжества были свои лидеры, оно вело свою политику.

Только в середине XVI века, когда была заключена уния между Великим княжеством Литовским и Польским Королевством, в рамках которой последнее получило Киев и прежние русские земли, Польша стала партнером в борьбе с Русским государством. Активность на восточных территориях связана с господством в Польше Стефана Батория, который вел за них довольно ожесточенные бои.

В это же время Иван Грозный пытался передвинуть границы на запад и получить доступ к Балтийскому морю. С его смертью начался период дестабилизации Русского государства, который поляки пытались использовать. Они предложили Москве персональную унию: создать конфедерацию между Великим княжеством Литовским, Польским Королевством и Русским государством (1600 год).

В Москву приехала делегация, во главе которой был православный поляк - князь Сапега. Часть русской элиты была согласна на унию, но они требовали, чтобы польский король принял православие. Это оказалось невозможным. После неудачной миссии Сапеги в Москву поляки пытались влиять на ход смуты в России и поддержали Лжедмитрия I, который был коронован в 1605-1606 годах с помощью польского войска и получил финансовую поддержку поляков. Стоит отметить, что это была не государственная деятельность, а инициатива польских элит. Хорошо известно, чем все это закончилось.

После смерти Лжедмитрия I поляки стали вести войну, пытаясь захватить московский престол. В 1610 году польское войско под командованием гетмана Станислава Жолкевского вошло в Москву, заняло Кремль и попыталось посадить польского короля Владислава Вазу (сына короля Сигизмунда III) на престол. Это кончилось изгнанием поляков из Москвы. Сегодня по этому случаю русские празднуют государственный праздник.

Польша успешно соперничала с Россией. Для поляков было важно, что это соперничество происходило не на территории Польши, а на территории Руси и инфлянтов (Ливонии). Важным контекстом тех территориальных конфликтов были конфессиональные различия между православием и католицизмом, что усиливало его. То есть это был не только интерес экономического характера или политические амбиции монархов, но также конфессиональное, а порой и цивилизационное различие.

Изображение: public domain

Катастрофа

В середине XVII века ситуация изменилась, Польша была на грани катастрофы. Восстание казаков на Днепре, затем нашествие с Севера (так называемый Шведский потоп), которое привело страну к краху. Вдобавок, в конфликт с казаками включилась Россия, поддержав Богдана Хмельницкого. В результате Речь Посполитая потеряла Смоленщину и территорию восточнее Днепра вместе с Киевом. Это была первая территориальная победа Москвы над Варшавой.

Точки над «i» расставил Петр Великий, который не только модернизировал Россию, но и умело вел войны. С тех пор как он получил реальную власть (с 1696 года), Польша теряет субъектность в международных отношениях. Петр превратил Россию в европейскую державу, и благодаря ему Россия начала лидировать на Востоке.

Это стало очевидно в начале его правления, во время Северной войны между Россией и Швецией, которая проходила на территории Польши, хотя последняя в ней не участвовала. Войска проходили по стране без разрешения поляков. Почему Польша оказалась столь слабой? Она не смогла ответить на те вызовы, которые ставила эпоха: все ее соседи - Пруссия, Австрия - были абсолютными монархиями, а в Польше культивировалась шляхетская демократия, неэффективный инструмент державной политики.

Польша оставалась суверенным государством с сеймом, королем, со своей монетой, но она потеряла влияние в международных отношениях. Польский король делал все, что ему приказывали из Петербурга. Такому положению вещей пыталась сопротивляться республиканская шляхта. Тогда была создана Барская конфедерация, и в 1768 году вспыхнуло первое антироссийское восстание. Оно длилось несколько лет, было подавлено, погибло несколько десятков конфедератов. Более 10 тысяч человек сослали в Сибирь. Понятие «Сибирь» с этого момента в польской истории будет синонимом мученичества.

Ликвидация Польши

В 1772 году три государства - Россия, Пруссия и Австрия - разделили часть Польши. Акт об этом был подписан в Петербурге. Екатерина Великая считается главным архитектором этого раздела (хотя, конечно, остальные государства не были пассивными бенефициарами). Только тогда поляки приняли лихорадочные попытки выйти из этой ситуации, следствием чего стало создание конституции, принятой 3 мая 1791 года. Но все попытки поляков были тщетными, поскольку в ответ на них Россия и Пруссия присоединили к себе некоторые другие польские территории.

После этого произошло очередное восстание под предводительством Тадеуша Костюшко, которое закончилось поражением, и в 1795 году произошла ликвидация польского государства. Основную часть этнически польских земель заняли Пруссия и Австрия. Варшава, например, была в составе Прусской империи.

После Наполеона

Под командованием Наполеона поляки активно боролись против России, хотя стоит отметить, что они также боролись с австрийцами и пруссами. Однако то, что удалось создать при Наполеоне, тоже потерпело крах. На Венском конгрессе 1815 года Россия, разбившая армию Наполеона, получила большую часть бывших прусских и австрийских территорий. Стоит помнить об этой дате, потому что тогда русские часовые стояли в 250 километрах от Берлина (то есть граница России пролегла у центра Европы). И если вспомнить, что Владислав Ваза 200 лет назад был великим московским князем, то можно представить, насколько крупные изменения произошли в течение этих лет в расстановке сил в Европе.

Густонаселенный бывший центр Польши, теперь принадлежавший России, стал местом двух самых крупных антироссийских восстаний. Это ноябрьское восстание 1830 года и январское 1863 года. Национальные польские восстания на прусской и австрийской территориях тоже случались (в 1846 и 1848 годах), но они не были настолько удачными. Два же антироссийских восстания до сих пор формируют польский исторический пейзаж. Священные для поляков события, связанные с этими восстаниями, не затронула даже реформа образования, которая происходила в Польше после 1995 года. Никто не посмел выкинуть их из учебников истории. Эти антироссийские восстания были жестко подавлены: тысячи убитых, сосланных в Сибирь и эмиграцию.

Главный жандарм

Большинство поляков считали главным притеснителем Россию, так как порядки в двух западных империях, Австрии и Пруссии, с середины XIX века либерализовались, а Россия оставалась самодержавным государством. Против кого пошли поляки, когда началась Первая мировая, которую поэты-романтики описывали, как великую войну народов? Естественно, против России. Это был результат и прошлых восстаний, и того, что Россия заняла основные территории Польши.

Поляки сформировали легионы под командованием Юзефа Пилсудского. Они считали это очередным польским восстанием и называли себя правопреемниками польской армии. Поляки полагали, что у них есть легитимное право ссылаться на Барскую конфедерацию, на ноябрьское и январское восстания.

Когда пала династия Романовых, то открылся путь к воскрешению Польского государства. Началась война с украинцами за Восточную Галицию, но уже в январе 1919 года в Виленской земле произошли стычки польской самообороны с Красной армией. Этот конфликт с уже большевистской Россией стал для Польши ключевым. В этот момент закончилась одна глава польско-русских отношений и начались польско-советские отношения, которые продолжались более 70 лет.

Изображение: public domain

До сих пор крупнейшим триумфом польской рати, который культивируется в польском менталитете и общественной жизни, является победа в Варшавской битве 1920 года, когда нам удалось оттеснить большевистское нашествие. Победа позволила восстановить утраченные территории, но не нанесла военного поражения советскому режиму.

Многие в Польше несерьезно относились к Советской России. Пилсудский в 1919 году считал, что контрреволюционеры, то есть белые, хуже большевиков, потому что они не признают независимость Польши, а большевики признают. В Польше есть мнение, что Пилсудский помог Ленину победить белую армию, потому что он приостановил наступательные действия Красной армии в Европе.

Так что войну 1920 года можно считать возвращением к состоянию конца XVI - началу XVII века, когда Речь Посполитая боролась с Россией на равных и добивалась выгодных условий перемирия. Поэтому 1920 год имеет особое значение для польского мышления. «Чудо на Висле» - так называют иногда эту битву - стало одним из фундаментальных мифов второй Речи Посполитой, а образ большевика, ужасающего мужика с еврейскими, азиатскими чертами лица, уже зависел от находчивости художника. Он вошел в польские представления, в национальный ресурс стереотипов. Эта победа считалась реваншем за поражение национальных восстаний XIX века.

Между поляками не было согласия по поводу стратегических целей борьбы против Советской России. Самой развитой была идея Пилсудского создать под эгидой Польши федерацию государств Польши и России. У этой идеи было много противников, часть поляков считала, что нужно восстановить страну в границах до 1792 года с границей на Днепре.

Вовне такого рода идеи не пользовались успехом. На Украине, в Белоруссии и Литве поляков считали притеснителями и не рассматривали как надежных союзников. Конечно, в Польше тоже были сторонники России, и среди россиян было много людей, которые симпатизировали Польше. Существовали и просоветские поляки, но они, как правило, были членами подпольной компартии. Несмотря на враждебное отношение, Польша не готовилась к боевым действиям на территории СССР.

Сложно было представить событие, которое бы еще более ухудшило отношение Польши к России, но заключение пакта Молотова - Риббентропа стало настоящим шоком. Как и ликвидация Польши Третьим рейхом и Советской Россией 17 сентября 1939 года, а затем Катынский расстрел и депортация. Сотрудники НКВД устраивали облавы в польских селах и лесах, а бойцы генерала Черняховского (по поводу сноса его памятника недавно было много шума) разоружили под Вильно партизан Армии Крайовой, с которыми двумя днями раньше боролись за этот город.

Вторая мировая война была беспрецедентным катаклизмом не столько в силу самих военных действий, но в силу того, что оккупационные режимы имели тотальный характер. Режим, введенный Третьим рейхом, был несравненно более жестоким, чем советский. Он действовал на польских землях дольше, чем советская оккупация, а с июня 1941 года охватил всю территорию Второй республики. Главной его жертвой было еврейское население, погибли и два миллиона этнических поляков.

Надежда на победу над Рейхом была огромной, а с лета 1943 года стало очевидным, что изгонять немцев с польских земель будет прежде всего Красная армия. Проблема заключалась в том, что конфликты с Червенскими городами, поляками в Кремле остались в коллективной, институциональной памяти посредством литературы и кино, а то, что происходило с 1939 года, относится к живой, индивидуальной памяти, передаваемой напрямую свидетелями этих событий.

Все понимали, что Красная армия побеждает Вермахт и угрожает независимости и жизни многих поляков. Эта двойственность усугубилась по мере того, как советские бойцы шли через польские земли. С августа 1944 года были арестованы десятки тысяч бойцов Армии Крайовой. Войска НКВД, не говоря уже о Красной армии, стояли в Польше вплоть до весны 1947 года. Для коммунистов было очевидно, что они не удержат власть без поддержки Красной армии, НКВД и Сталина как зонта в международных отношениях.

До 1956 года советское присутствие в Польше не скрывалось. Режим был полностью зависимым от СССР, что угнетало не только народ, но и самих польских коммунистов, которые хотели быть более самостоятельными. Однако события в Венгрии 1956 года и Чехословакии в 1968-м показали границы дозволенного. Многих поляков раздражало, что история польско-советских отношений (а по некоторым аспектам даже польско-российских) подпадала под официальное табу. О 17 сентября, о пакте Молотова - Риббентропа нельзя было писать на протяжении нескольких десятков лет. Это замораживало состояние неприязни, усугубленное ощущением бессилия, продолжавшееся до 1989 года.

* * *

Конфликт памяти существовал и существует, но у него есть некоторая автономия. Это не только интеллектуальная, идеологическая конструкция, он основан на реальных событиях. Он вытекает из столкновения интересов, противоречия которых проявляются в непосредственном столкновении - в войне или другой агрессии. По-разному одни и те же вещи помнят победители и покоренные.

Поэтому если мы хотим преодолеть нынешний конфликт памяти, то должны позаботиться о том, чтобы завершить конфликт интересов. Память, которая не питается актуальным конфликтом интересов, теряет значительную часть своей силы. Это не означает ее исчезновения, но появляется шанс, что она станет скорее памятью о чем-то, чем памятью, направленной против кого-то.